Продолжаю свою римскую подготовку, и вот что могу констатировать: "первоисточник" далек, слишком далек, и чуть-чуть ближе становится в "пересказе", - Бродского, н.пр.
Одно из любимых стихотворений:
Click to view
Прошли времена, когда в жж гудели споры о том, "Старший Плиний" - это книга или человек? (конечно, книга! Бродский, все-таки, постмодернист).
Авторское чтение, кстати, мне здесь как-то не особенно нравится. Может, потому что стихотворение "приросло" к голосу подруги, мне его в первый раз прочитавшей (давно).
Строки "на сегодня":
Сколько раз могли убить! а умер старцем.
Даже здесь не существует, Постум, правил.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
«Мы, оглядываясь, видим лишь руины».
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Как там в Ливии, мой Постум, - или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
"Письма" кому-то, а может, и самому себе - распространенный в древнем Риме жанр, хорошо подходящий для изложения собственных размышений (кстати, Марк Валерий Марциал родился в Испании, в Арагоне, и туда же уехал умирать).
Что мне не ясно, так это последние строфы:
Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце,
стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.
Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке - Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.
Полный текст:
https://rustih.ru/iosif-brodskij-pisma-rimskomu-drugu/ Плиний - книга или человек, вопрос, конечно, интересный, но меня интересует другое! В двух последних строфах - героя что, уже нет в живых?