(no subject)
Фонарь ничего не понимал. Сидел, раскачиваясь, мычал и отказывался думать. Бездействие его убивало. Он прекрасно понимал, что с каждой минутой промедления делает себе еще хуже. А собрать себя в кулак не мог. Не мог… Не мог… Не хотел.
Он качался на стуле и ненавидел себя. Но он был готов еще миллионы лет сидеть так же. И не отрывать глаз от столь полюбившейся точки в углу комнаты. Не нарушить оцепенения. Сладкого, вечного, больного.
Он качался на стуле и ненавидел себя. Но он был готов еще миллионы лет сидеть так же. И не отрывать глаз от столь полюбившейся точки в углу комнаты. Не нарушить оцепенения. Сладкого, вечного, больного.