Вот и думай.
Есть люди, очень утомительные своей многословностью, они начинают говорить, и деваться уже некуда - перебить их невозможно, поэтому свернуть разговор в иное русло или просто свернуть его нет ни единого шанса. Но есть и более плачевные вариант - болтуны, отягощенные какой-нибудь формой психического расстройства: они садятся в автобус, троллейбус или любой другой вид общественного транспорта, на который у них абонемент, и не дай бог вам встретиться с ними взглядом - вы будете собеседником в их монологе до самой своей остановки, целым партером их воображаемого зала. А все остальные пассажиры будут усердно делать вид, что ничего не замечают, молча сочувствуя вам или презирая ваше внимание к сумасшедшим, потому что в их глазах оно ставит вас в один ряд с клиентом психиатрической больницы.
Кажется, чаще всего сходят с ума жители ЦАО: нигде я не встречала столько странных говорливых дам, сколько в общественном транспорте на маршруте по Тверской. Тут они похожи на заигравшихся актрис: зачастую при макияже, в поношенной крикливой одежде с излишествами в виде боа, старомодных шляпок, перьев и несочетающихся ни с чем перчаток, будто хозяйка их полчаса назад рванула из гардеробной театра Сатиры. И говорят они громко, отчетливо, хорошо поставленным голосом.
Сегодня дама в сомнительной шубе и белой шляпке, обращаясь ко всем сразу, но чаще к стоявшей в отдалении обладательнице меховой башни на голове, рассказывала о своей горькой судьбе: о квартире на Красной Пресне, трёшке на третьем этаже, которую у неё отняли, о заговорах вокруг, о том, как её регулярно накачивают транквилизаторами, которыми только в психушках и пичкают, а она ведь не сумасшедшая, даже не пьёт, о том, какие случаются провалы в памяти после лекарств… Её "собеседница" кивала зарослями меха на голове, но вскоре вышла, партер опустел, рассказчица погрустнела и начала зазывать пассажиров присесть на пустующее рядом с ней сидение: "Присаживайтесь! Дамы! Женщина, садитесь. Я вас не укушу. Я же не серый волк. Да и вы не Красная шапочка. Очень мне неудобно это говорить…"
Когда я уже собиралась выходить, кто-то ей сказал: "Вы не унывайте!", и она радостно откликнулась: "Что вы! Я же племянница Марка Розовского! Как я могу унывать?"
Кажется, чаще всего сходят с ума жители ЦАО: нигде я не встречала столько странных говорливых дам, сколько в общественном транспорте на маршруте по Тверской. Тут они похожи на заигравшихся актрис: зачастую при макияже, в поношенной крикливой одежде с излишествами в виде боа, старомодных шляпок, перьев и несочетающихся ни с чем перчаток, будто хозяйка их полчаса назад рванула из гардеробной театра Сатиры. И говорят они громко, отчетливо, хорошо поставленным голосом.
Сегодня дама в сомнительной шубе и белой шляпке, обращаясь ко всем сразу, но чаще к стоявшей в отдалении обладательнице меховой башни на голове, рассказывала о своей горькой судьбе: о квартире на Красной Пресне, трёшке на третьем этаже, которую у неё отняли, о заговорах вокруг, о том, как её регулярно накачивают транквилизаторами, которыми только в психушках и пичкают, а она ведь не сумасшедшая, даже не пьёт, о том, какие случаются провалы в памяти после лекарств… Её "собеседница" кивала зарослями меха на голове, но вскоре вышла, партер опустел, рассказчица погрустнела и начала зазывать пассажиров присесть на пустующее рядом с ней сидение: "Присаживайтесь! Дамы! Женщина, садитесь. Я вас не укушу. Я же не серый волк. Да и вы не Красная шапочка. Очень мне неудобно это говорить…"
Когда я уже собиралась выходить, кто-то ей сказал: "Вы не унывайте!", и она радостно откликнулась: "Что вы! Я же племянница Марка Розовского! Как я могу унывать?"