тяжкий для Мишки день
Мама попросила выходной в свой "бабушкин день", и сегодня мне пришлось взять Мишку на работу. Весь первый урок он сидел на последней парте и дисциплинированно тянул руку. Когда появился свободный момент, я подошла к нему и спросила тихо, что он хочет. Он мне шёпотом ответил: "Скажи им, что в слове "изобретение" есть буква "я"". Я слабовольно проигнорировала его просьбу и больше на поднятую руку с последней парты не реагировала, и он так и просидел с протянутой (вверх, конечно) рукой до звонка. На следующем уроке он гулял под окнами и орал мне что-то в окно про погоду (а перед этим долго переобувал сменку и приходил ко мне с ботинками, спрашивая куда их деть - я ответила "В учительскую раздевалку" (это, кстати, его любимое место в школе: маленькая каморочка по совместительству хранилище театрального инвентаря, и там под потолком что-то из мишуры и бутафорские веточки с цветами: "Как тут кьясиво!" - воскликнул Мишка, попав туда в первый раз, чем сразил всех присутствующих взрослых (и меня, в том числе), не способных заметить ничего, кроме вешалок и множеств пар обуви в этом полном, оказывается, великолепия месте). А на третьем уроке он благополучно строил пирамиды в кабинете психологов, изредка прибегая и сообщая о результатах громким шёпотом через весь класс. Вообще, как ни странно, он мне совсем не мешал. Но его было жалко, конечно.
Сегодня, как нарочно, у меня день оказался совсем не коротким: кроме уроков, были ещё и собеседования. Так что в три часа, сидя за столом в школьной столовой и ковыряя котлету, Миша вздохнул и сказал: "Какое же долгое сегодня утро", а через полчаса он был уже невменяем и носился от меня по всей школе с воплями (хотя я за ним не носилась совсем, зато носились первоклашки, подкладывая дров в пыл его неадекватности).
Я вообще это всё к тому, что в таком состоянии я ребёнка давно не видела. Ну то есть поймать его поговорить было нереально и сообщить о том, что пора домой, тоже, он визжал и ухохатывался и мчался прочь, как кокетливая серна. Я, вспомнив слово "противление", сначала спокойно собрала по школе все наши вещи (Миша продолжал считать, что от меня улепётывает, и время от времени встречался на моём пути, с визгом бросаясь от стены к стенке), потом отнесла их в машину: руки лучше иметь свободные.
И вот когда он уже вообще ничего не видит и не слышит, важно ещё подобрать правильный голос и правильные слова, чтобы у него даже мысли не возникло, что я разговариваю с ним убегающим и визжащим. Его надо отвлечь от этой игры в "убегу - не догонишь". Через основной выход я решила не выходить. Разогнав первоклассников, решивших мне помочь поймать ребёнка, я будто между делом проходя мимо, таки схватила его крепко за руку и попробовала поговорить - без толку. Через главный вход я не пошла. Во-первых, мне было немного неловко: что обо мне подумают приведшие детей на собеседование родители, если вдруг Мишка примется вырывать свою руку из моей и пытаться убежать (я-то понимаю, что он очень устал и вообще не держит себя в руках и не понимает, что делает, но внешние взгляды мне всё же мешают), а во-вторых, я хотела побыстрее выйти на улицу, чтобы сменить немного ему картинку. Я крепко держала за руку, он пытался её вырвать, при этом я всё время пыталась придумать такую тему, которая вернула бы его в себя, отвлекла бы от этого противления. Я делала вид, что не замечаю его попыток, смеялась, будто мне щекотно, в шутку ворчала и возмущалась. Это немного снимало накал, но не совсем, потому что когда я таки отпустила его руку, он не последовал за мной, а остался на месте и хотел бежать назад, но так как я шла спиной к нему и не оборачивалась, делая вид, что уверена, что он идёт за мной, убегать он не мог. И вот это тоже интересно: убегать он мог только "подбадриваемый", подогреваемый моим несогласием и страхом. А сейчас, когда я его взяла за руку и немного всё же укрепила верёвочку между нами, он не мог убежать так просто. Ему нужна была подмога для убегания в виде силы упругости, убегать он мог бы только в ответ на что-то: на мои просьбы не убегать, на выраженное мной несогласие с его поведением; он должен был видеть, что я знаю о его неправильности. А пока он в этом не уверен, он не мог убегать и противиться. Противиться нужно чему-то, а когда нечему, то и энергии на это нет. Я пошла в машину, завела её: нужно было развернуться. Мишка побежал. Я говорю ему через открытое окно: "Я разворачиваюсь: хочешь, садись, а хочешь - подожди я сейчас вот здесь развернусь и другой стороной подъеду". Он опять захохотал и побежал от меня.
Вот. Я вспомнила, с чего оно появилось. Это противление и это убегание. Я оставила его в столовой, сказав, что сейчас вернусь, а сама по дороге разговорилась с кем-то, и вспомнила о Мише, когда услышала вопль "Мама! Ты где?" - он пошёл меня искать. И когда я пошла к нему, уже начал играть со мной в прятки и убегать от меня. Может, это отчуждение и прерывание связи со мной (что он перестал меня слышать) произошло потому, что ему пришлось нарушить моё указание (я сказала, чтоб подождал, пока вернусь).
В общем, связь была оборвана,сын меня не слышал и противился мне вовсю. Заманивать пришлось папой. Хотя и это помогло не сразу. Он не садился в машину, убегал от меня. Я сидела и наблюдала за ним в зеркало заднего вида, чтоб он не выбежал на дорогу. Наконец он упал, поцарапав немного руку, и побрёл ко мне. Я смотрела на него, как Персей на Медузу горгону, через зеркало, потому что, стоило ему увидеть, что я поворачиваю голову, к нему возвращалось его прежнее состояние: мне надо было, чтоб он не видел, что я на него смотрю. Он подкрался, постучал по машине. Потом подошёл и показал руку, я вышла посмотреть ещё его штаны, но и тут он был ещё пуглив и отступил назад, хотя тон правильный мне удалось поймать: он вдруг снова стал меня немного слышать. Ещё у забора, к счастью, он нашёл куст с высохшими ягодами и сорвал их. Я говорю: "Поехали. Там папа уже, наверное, вернулся и Тортика нужно покормить". Мишка показывает мне ягодки, говорит, папе и Тортику. Потом рвёт мне и себе, и мы снова вместе. Он снова послушный. Идём садиться в машину.
Всё же эти периоды противления для меня жутко интересны. И интересно, что справиться с ними можно, только не замечая этого противления внешне, не подкармливая его, не подбрасывая ему горючего. А горючее может быть каким угодно. Просто взгляд, просто шаг к может быть интерпретирован как давление, которому нужно противиться, сопротивляться. Как сжимание для силы упругости. В такие моменты важно отойти на расстояние (но не уйти!) и общаться так, будто противления нет (но только внешне: внутри нужно всё время помнить, что оно есть, чтобы случайно не сделать что-то, что воспримется как нажим, кроме того, в противлении ребёнок себя не контролирует, и если от контроля отказывается и взрослый, запустивший противление, то ребёнок оказывается в реально опасной ситуации: тут важно всё же обойтись малыми жертвами). Но общаясь внешне так, будто противления нет, важно обращаться к сознанию ребёнка, выковыривая его наружу, будто откапывая: когда копаем, мы же не обращаем внимания на землю, если ищем клад, вот и противление - это тоже земля: она есть, но это не то, на чём нужно сосредоточить внимание.
Вообще ведь есть темы, позволяющие вернуть ребёнка себе. Только они плохо вспоминаются. Вот я могу точно для себя понимать, чего делать в такие моменты не надо, но мне трудно вспомнить, что надо. Вот ягодки, предметы, которые он приготовил для меня, потом да, боль от падения - это тоже немного смещает акценты, тоже исчезновения противостояния "я-мама", потому что появляется что-то внешнее, на что можно сместить фокус. Вот это третье, которое нужно в момент противления, чтобы нам оказаться вместе смотрящим в одну сторону.
Всё же меня очень занимает противление. Очень оно интересное. Обезличивает, обесчеловечивает, обесчувствует, оставляя только слепую и неумную силу упругости: для сохранения себя, отстаивания своего и охраны от полного слияния с другим.
Сегодня, как нарочно, у меня день оказался совсем не коротким: кроме уроков, были ещё и собеседования. Так что в три часа, сидя за столом в школьной столовой и ковыряя котлету, Миша вздохнул и сказал: "Какое же долгое сегодня утро", а через полчаса он был уже невменяем и носился от меня по всей школе с воплями (хотя я за ним не носилась совсем, зато носились первоклашки, подкладывая дров в пыл его неадекватности).
Я вообще это всё к тому, что в таком состоянии я ребёнка давно не видела. Ну то есть поймать его поговорить было нереально и сообщить о том, что пора домой, тоже, он визжал и ухохатывался и мчался прочь, как кокетливая серна. Я, вспомнив слово "противление", сначала спокойно собрала по школе все наши вещи (Миша продолжал считать, что от меня улепётывает, и время от времени встречался на моём пути, с визгом бросаясь от стены к стенке), потом отнесла их в машину: руки лучше иметь свободные.
И вот когда он уже вообще ничего не видит и не слышит, важно ещё подобрать правильный голос и правильные слова, чтобы у него даже мысли не возникло, что я разговариваю с ним убегающим и визжащим. Его надо отвлечь от этой игры в "убегу - не догонишь". Через основной выход я решила не выходить. Разогнав первоклассников, решивших мне помочь поймать ребёнка, я будто между делом проходя мимо, таки схватила его крепко за руку и попробовала поговорить - без толку. Через главный вход я не пошла. Во-первых, мне было немного неловко: что обо мне подумают приведшие детей на собеседование родители, если вдруг Мишка примется вырывать свою руку из моей и пытаться убежать (я-то понимаю, что он очень устал и вообще не держит себя в руках и не понимает, что делает, но внешние взгляды мне всё же мешают), а во-вторых, я хотела побыстрее выйти на улицу, чтобы сменить немного ему картинку. Я крепко держала за руку, он пытался её вырвать, при этом я всё время пыталась придумать такую тему, которая вернула бы его в себя, отвлекла бы от этого противления. Я делала вид, что не замечаю его попыток, смеялась, будто мне щекотно, в шутку ворчала и возмущалась. Это немного снимало накал, но не совсем, потому что когда я таки отпустила его руку, он не последовал за мной, а остался на месте и хотел бежать назад, но так как я шла спиной к нему и не оборачивалась, делая вид, что уверена, что он идёт за мной, убегать он не мог. И вот это тоже интересно: убегать он мог только "подбадриваемый", подогреваемый моим несогласием и страхом. А сейчас, когда я его взяла за руку и немного всё же укрепила верёвочку между нами, он не мог убежать так просто. Ему нужна была подмога для убегания в виде силы упругости, убегать он мог бы только в ответ на что-то: на мои просьбы не убегать, на выраженное мной несогласие с его поведением; он должен был видеть, что я знаю о его неправильности. А пока он в этом не уверен, он не мог убегать и противиться. Противиться нужно чему-то, а когда нечему, то и энергии на это нет. Я пошла в машину, завела её: нужно было развернуться. Мишка побежал. Я говорю ему через открытое окно: "Я разворачиваюсь: хочешь, садись, а хочешь - подожди я сейчас вот здесь развернусь и другой стороной подъеду". Он опять захохотал и побежал от меня.
Вот. Я вспомнила, с чего оно появилось. Это противление и это убегание. Я оставила его в столовой, сказав, что сейчас вернусь, а сама по дороге разговорилась с кем-то, и вспомнила о Мише, когда услышала вопль "Мама! Ты где?" - он пошёл меня искать. И когда я пошла к нему, уже начал играть со мной в прятки и убегать от меня. Может, это отчуждение и прерывание связи со мной (что он перестал меня слышать) произошло потому, что ему пришлось нарушить моё указание (я сказала, чтоб подождал, пока вернусь).
В общем, связь была оборвана,сын меня не слышал и противился мне вовсю. Заманивать пришлось папой. Хотя и это помогло не сразу. Он не садился в машину, убегал от меня. Я сидела и наблюдала за ним в зеркало заднего вида, чтоб он не выбежал на дорогу. Наконец он упал, поцарапав немного руку, и побрёл ко мне. Я смотрела на него, как Персей на Медузу горгону, через зеркало, потому что, стоило ему увидеть, что я поворачиваю голову, к нему возвращалось его прежнее состояние: мне надо было, чтоб он не видел, что я на него смотрю. Он подкрался, постучал по машине. Потом подошёл и показал руку, я вышла посмотреть ещё его штаны, но и тут он был ещё пуглив и отступил назад, хотя тон правильный мне удалось поймать: он вдруг снова стал меня немного слышать. Ещё у забора, к счастью, он нашёл куст с высохшими ягодами и сорвал их. Я говорю: "Поехали. Там папа уже, наверное, вернулся и Тортика нужно покормить". Мишка показывает мне ягодки, говорит, папе и Тортику. Потом рвёт мне и себе, и мы снова вместе. Он снова послушный. Идём садиться в машину.
Всё же эти периоды противления для меня жутко интересны. И интересно, что справиться с ними можно, только не замечая этого противления внешне, не подкармливая его, не подбрасывая ему горючего. А горючее может быть каким угодно. Просто взгляд, просто шаг к может быть интерпретирован как давление, которому нужно противиться, сопротивляться. Как сжимание для силы упругости. В такие моменты важно отойти на расстояние (но не уйти!) и общаться так, будто противления нет (но только внешне: внутри нужно всё время помнить, что оно есть, чтобы случайно не сделать что-то, что воспримется как нажим, кроме того, в противлении ребёнок себя не контролирует, и если от контроля отказывается и взрослый, запустивший противление, то ребёнок оказывается в реально опасной ситуации: тут важно всё же обойтись малыми жертвами). Но общаясь внешне так, будто противления нет, важно обращаться к сознанию ребёнка, выковыривая его наружу, будто откапывая: когда копаем, мы же не обращаем внимания на землю, если ищем клад, вот и противление - это тоже земля: она есть, но это не то, на чём нужно сосредоточить внимание.
Вообще ведь есть темы, позволяющие вернуть ребёнка себе. Только они плохо вспоминаются. Вот я могу точно для себя понимать, чего делать в такие моменты не надо, но мне трудно вспомнить, что надо. Вот ягодки, предметы, которые он приготовил для меня, потом да, боль от падения - это тоже немного смещает акценты, тоже исчезновения противостояния "я-мама", потому что появляется что-то внешнее, на что можно сместить фокус. Вот это третье, которое нужно в момент противления, чтобы нам оказаться вместе смотрящим в одну сторону.
Всё же меня очень занимает противление. Очень оно интересное. Обезличивает, обесчеловечивает, обесчувствует, оставляя только слепую и неумную силу упругости: для сохранения себя, отстаивания своего и охраны от полного слияния с другим.