Помню. и про Мишку и про похвалу и про уборку
Помню, как я обнимаю ноги мамы. И люблю-люблю её. Наверное, я маленькая была. Потому что выше коленей не дотягивалась. Но чувство любви вдруг очень сильное помню.
Помню, мы смотрели телевизор, фильм какой-то, и там была глупая шутка с каким-то неприличным словом. Мы с Сашкой обрадовались и сразу стали эту шутку повторять. Мама тут же выставила нас за дверь комнаты и сказала, что нам нельзя смотреть такие фильмы, раз мы таким глупостям учимся. Настроение у нас сразу испортилось, мы канючили и обещали, что больше так не будем. Не помню, разрешила ли мама досмотреть, но помню, что это очень хорошо на нас подействовало. С тех пор я редко радовалась глупым шуткам и повторяла их. А мама, я думаю, не собиралась нас так воспитывать, просто правда вдруг ее осенило, что не стоит нам такие фильмы смотреть.
Мишка научился обманывать. А ещё ценить результат своего труда. Он впервые попросил меня не убирать свой пластилиновый пирог, пусть, говорит, будет. Раньше его интересовал только процесс.
Ещё он начал толкаться. И я поняла, что призывы пожалеть детей на него не действуют, и долго бы ещё металась, что же делать, если бы Оксана не сказала мне не волноваться по этому поводу, что если меня рядом не будет, Натаха так даст ему сдачи, что он запомнит, что толкаться не стоит. И это сразу навело меня на мысль, что не стоит воспитывать в двухлетнем ребенке сострадание (это все равно,что учить его считать до трех - бесперспективно, потому что ещё не пора), а стоит воспользоваться старым добрым инстинктом самосохранения: не толкай, а то может потом больно быть. В общем, это я ему и озвучила. На него это подействовало, в отличие от "ой, нельзя толкаться, девочке неприятно!" Если смотреть правде в глаза, наплевать ему пока, приятно девочке или неприятно.
Сегодня гаркнула с испугу на чужого ребенка. Очень жалею. Мишка забирался вверх по горке, с которой обычно вниз катятся, а сверху села девочка лет пяти-шести. Я говорю: Мишка, уматывай оттуда. Мишка стал быстренько спускаться, я расслабилась: девочка-то видела, что он ещё на горке, а девочка дожидаться не стала и поехала ногами ему в лицо. И я с испугу закричала на нее: "Ты что делаешь?!" Грозно так. Все обошлось, она затормозила, но меня испугалась. А я перед ней не извинилась. Только родителям ее сказала: "Извините, что закричала на вашего ребенка, я испугалась". А надо было и перед ней тоже извиниться. Она такая растерянная ушла и испуганная: они уходили уже.
Про похвалу все читаю. Пока вычитала, что за удовольствие от денежного вознаграждения и от похвалы отвечает одна область мозга. Т.е. когда тебя хвалят, получаешь то же удовольствие, что и от зарплаты.
А с другой стороны, если открываешься похвале, то становишься беззащитной для ругани.
И ещё: они там доказали, что ожидание награды зачастую доставляет больше удовольствия, чем сама награда. Т.е. если ты делаешь что-то в ожидании чего-то приятного, то вся эта деятельность окрашивается положительно и потом эти положительные ассоциации с этой деятельностью остаются.Даже если она уже не имеет никакого отношения к награде. То же и с наказанием. Дима рассказывал, что когда их папа заметил, что они убирают в комнате без особого удовольствия, то предложил им зарплату за уборку. И они снова начали убирать с удовольствием. Сейчас зарплату за уборку им никто не платит, но уборка не вызывает у них такого отторжения, как у меня, например. Хотя мне бы сейчас и зарплата бы за уборку не помогла бы. Это пока маленькие, деньги - чудо, а вырастешь - уже проза жизни, и опять таки ассоциации с зарабатыванием их картину портят.(Единственное, что помогает, это представить, что у меня послушание такое, что я в Пскове и что это не моя квартира, а общественная трапезная. Как-то мое пространство становится частью меня и становится таким же бардачным, как я. Так же и зона моей ответственности мне не интересна. Трепетно я отношусь только к чужому. Просто обожаю делать чужие дела, оставляя недоделанными свои. Неприятное качество. Со стороны такое увидела недавно. Противненько. Постоянно ловлю себя на желании переложить свои дела на кого-нибудь ещё. И хорошо, если этот кто-то не соглашается. Тогда все замечательно делаю сама. Эх. Но замечать - уже полдела. Люди меняются.
Помню, мы смотрели телевизор, фильм какой-то, и там была глупая шутка с каким-то неприличным словом. Мы с Сашкой обрадовались и сразу стали эту шутку повторять. Мама тут же выставила нас за дверь комнаты и сказала, что нам нельзя смотреть такие фильмы, раз мы таким глупостям учимся. Настроение у нас сразу испортилось, мы канючили и обещали, что больше так не будем. Не помню, разрешила ли мама досмотреть, но помню, что это очень хорошо на нас подействовало. С тех пор я редко радовалась глупым шуткам и повторяла их. А мама, я думаю, не собиралась нас так воспитывать, просто правда вдруг ее осенило, что не стоит нам такие фильмы смотреть.
Мишка научился обманывать. А ещё ценить результат своего труда. Он впервые попросил меня не убирать свой пластилиновый пирог, пусть, говорит, будет. Раньше его интересовал только процесс.
Ещё он начал толкаться. И я поняла, что призывы пожалеть детей на него не действуют, и долго бы ещё металась, что же делать, если бы Оксана не сказала мне не волноваться по этому поводу, что если меня рядом не будет, Натаха так даст ему сдачи, что он запомнит, что толкаться не стоит. И это сразу навело меня на мысль, что не стоит воспитывать в двухлетнем ребенке сострадание (это все равно,что учить его считать до трех - бесперспективно, потому что ещё не пора), а стоит воспользоваться старым добрым инстинктом самосохранения: не толкай, а то может потом больно быть. В общем, это я ему и озвучила. На него это подействовало, в отличие от "ой, нельзя толкаться, девочке неприятно!" Если смотреть правде в глаза, наплевать ему пока, приятно девочке или неприятно.
Сегодня гаркнула с испугу на чужого ребенка. Очень жалею. Мишка забирался вверх по горке, с которой обычно вниз катятся, а сверху села девочка лет пяти-шести. Я говорю: Мишка, уматывай оттуда. Мишка стал быстренько спускаться, я расслабилась: девочка-то видела, что он ещё на горке, а девочка дожидаться не стала и поехала ногами ему в лицо. И я с испугу закричала на нее: "Ты что делаешь?!" Грозно так. Все обошлось, она затормозила, но меня испугалась. А я перед ней не извинилась. Только родителям ее сказала: "Извините, что закричала на вашего ребенка, я испугалась". А надо было и перед ней тоже извиниться. Она такая растерянная ушла и испуганная: они уходили уже.
Про похвалу все читаю. Пока вычитала, что за удовольствие от денежного вознаграждения и от похвалы отвечает одна область мозга. Т.е. когда тебя хвалят, получаешь то же удовольствие, что и от зарплаты.
А с другой стороны, если открываешься похвале, то становишься беззащитной для ругани.
И ещё: они там доказали, что ожидание награды зачастую доставляет больше удовольствия, чем сама награда. Т.е. если ты делаешь что-то в ожидании чего-то приятного, то вся эта деятельность окрашивается положительно и потом эти положительные ассоциации с этой деятельностью остаются.Даже если она уже не имеет никакого отношения к награде. То же и с наказанием. Дима рассказывал, что когда их папа заметил, что они убирают в комнате без особого удовольствия, то предложил им зарплату за уборку. И они снова начали убирать с удовольствием. Сейчас зарплату за уборку им никто не платит, но уборка не вызывает у них такого отторжения, как у меня, например. Хотя мне бы сейчас и зарплата бы за уборку не помогла бы. Это пока маленькие, деньги - чудо, а вырастешь - уже проза жизни, и опять таки ассоциации с зарабатыванием их картину портят.(Единственное, что помогает, это представить, что у меня послушание такое, что я в Пскове и что это не моя квартира, а общественная трапезная. Как-то мое пространство становится частью меня и становится таким же бардачным, как я. Так же и зона моей ответственности мне не интересна. Трепетно я отношусь только к чужому. Просто обожаю делать чужие дела, оставляя недоделанными свои. Неприятное качество. Со стороны такое увидела недавно. Противненько. Постоянно ловлю себя на желании переложить свои дела на кого-нибудь ещё. И хорошо, если этот кто-то не соглашается. Тогда все замечательно делаю сама. Эх. Но замечать - уже полдела. Люди меняются.