(no subject)
Всё никак не освоюсь пока: новые правила, новый сюжет, старые герои, но совершенно дикие, абсурдные обстоятельства.Необъяснимые чувства - ты в самом центре этой белой странички, этого бездушного Worda, с которым, чёрт возьми, только с ним, ты и можешь поделиться тем, что обездвиживает, от чего холодно ночью даже под самым тёплым одеялом в доме.
Это как телефон перепрошить. Нечеловеческий труд - выстроить геометрически выверенную систему жизненных координат. Здесь «икс», а здесь - «игрэк», здесь прямые пересекаются,здесь - начало графика, а здесь - конец.
Хорошо бы иметь старуху с попугаем на плече, сидящую на песке у моря, где водная гладь спокойная, холодная, почти металлическая - чтобы эта старуха тихим грудным голосом вкрадчиво объясняла, почему произошло так, а не иначе; как жить с этим,как приручить тупую боль у основания шеи, кому дать взятку, чтоб отмотать время назад, хотя бы на месяц. Я б дала, даже если бы пришлось ответить за это,отщипнуть кусочек своей спартанской души, ну или что там прямо под двенадцатой парой рёбер.
(Продолжить)Я помню - мы у южного моря, уже далеко за полночь; песок совсем холодный, но лежать хорошо, уютно, будто берег впитал энергию молодых тел, резвившихся на пляже днём, - бронзовых, тугих и лоснящихся, как круп породистого скакуна. Море неспешное, тёмное, пахнет ракушками. В нас молодое вино и хмельная дурь. Именно в этот момент спокойнее всего на свете; у тебя в руках магия - пшеничные кудри,которые ты медленно перебираешь в руке, будто хочешь запомнить что-то, как можно быстрее, будто запасаешься на будущее - жадно глотаешь запахи и вкусы,звуки и ощущения. Несёшь какую-то чушь - смешные истории о будущих ещё не родившихся детях, об идеальных несуществующих мужчинах, о далёких странах, о смуглых людях в причудливых шляпах, о дивной музыке, котрая доносится из открытых балконных дверей. Ты жалуешься на судьбу, обвиняя в безразличии очередного хладнокровного; вы говорите о тайне предназначения, о том, насколько всё в мире относительно, о сомнительных пристрастиях и о страхе беспомощного старения.Сходитесь на том, что всё, конечно, чуть позже, не прямо сейчас, но будет хорошо. Так, как должно быть в принципе. Злая ирония - просыпаясь среди зимы в одинокой пустой квартире ночью становится очевидным - хорошо было вот тогда, в ту ночь, на том песке, в том девятнадцатом лете. Хорошо было и тогда - в октябре - на прокуренной кухне, где было предельно ясно, что любить, за что драться и чем жертвовать. Хорошо было даже в ту первую морозную ночь ноября на берегу застывшей ледяным сном реки в деревянной беседке, когда слёзы лились по горячим щекам - первый раз теряешь друга, так, чтоб насовсем, с билетом в один конец. Тяжело, но боль терпима,и панический страх медленно тает под теплой маленькой ладошкой.
Страшно говорить или писать о том, что ещё, казлось бы, только вчера составляло всю твою сознательную жизнь в прошедшем времени. Хотелось бы, чтоб действовал закон - чтоб через год неприятное воспоминание, через три - драматическая история, и вроде даже не касается тебя - рассказанная в придорожном баре незнакомцу, а через тридцать лет - нечёткая картинка из прошлого, истёртая, даже неясно, кто изображён. Очевидно, всё будет иначе.
Приходится решать, кем быть и что делать, только уже без тебя. И это вот уничтожает меня,Маш. Разрывает, как водородную бомбу, изнутри.
Это как телефон перепрошить. Нечеловеческий труд - выстроить геометрически выверенную систему жизненных координат. Здесь «икс», а здесь - «игрэк», здесь прямые пересекаются,здесь - начало графика, а здесь - конец.
Хорошо бы иметь старуху с попугаем на плече, сидящую на песке у моря, где водная гладь спокойная, холодная, почти металлическая - чтобы эта старуха тихим грудным голосом вкрадчиво объясняла, почему произошло так, а не иначе; как жить с этим,как приручить тупую боль у основания шеи, кому дать взятку, чтоб отмотать время назад, хотя бы на месяц. Я б дала, даже если бы пришлось ответить за это,отщипнуть кусочек своей спартанской души, ну или что там прямо под двенадцатой парой рёбер.
(Продолжить)Я помню - мы у южного моря, уже далеко за полночь; песок совсем холодный, но лежать хорошо, уютно, будто берег впитал энергию молодых тел, резвившихся на пляже днём, - бронзовых, тугих и лоснящихся, как круп породистого скакуна. Море неспешное, тёмное, пахнет ракушками. В нас молодое вино и хмельная дурь. Именно в этот момент спокойнее всего на свете; у тебя в руках магия - пшеничные кудри,которые ты медленно перебираешь в руке, будто хочешь запомнить что-то, как можно быстрее, будто запасаешься на будущее - жадно глотаешь запахи и вкусы,звуки и ощущения. Несёшь какую-то чушь - смешные истории о будущих ещё не родившихся детях, об идеальных несуществующих мужчинах, о далёких странах, о смуглых людях в причудливых шляпах, о дивной музыке, котрая доносится из открытых балконных дверей. Ты жалуешься на судьбу, обвиняя в безразличии очередного хладнокровного; вы говорите о тайне предназначения, о том, насколько всё в мире относительно, о сомнительных пристрастиях и о страхе беспомощного старения.Сходитесь на том, что всё, конечно, чуть позже, не прямо сейчас, но будет хорошо. Так, как должно быть в принципе. Злая ирония - просыпаясь среди зимы в одинокой пустой квартире ночью становится очевидным - хорошо было вот тогда, в ту ночь, на том песке, в том девятнадцатом лете. Хорошо было и тогда - в октябре - на прокуренной кухне, где было предельно ясно, что любить, за что драться и чем жертвовать. Хорошо было даже в ту первую морозную ночь ноября на берегу застывшей ледяным сном реки в деревянной беседке, когда слёзы лились по горячим щекам - первый раз теряешь друга, так, чтоб насовсем, с билетом в один конец. Тяжело, но боль терпима,и панический страх медленно тает под теплой маленькой ладошкой.
Страшно говорить или писать о том, что ещё, казлось бы, только вчера составляло всю твою сознательную жизнь в прошедшем времени. Хотелось бы, чтоб действовал закон - чтоб через год неприятное воспоминание, через три - драматическая история, и вроде даже не касается тебя - рассказанная в придорожном баре незнакомцу, а через тридцать лет - нечёткая картинка из прошлого, истёртая, даже неясно, кто изображён. Очевидно, всё будет иначе.
Приходится решать, кем быть и что делать, только уже без тебя. И это вот уничтожает меня,Маш. Разрывает, как водородную бомбу, изнутри.