Третья глава 004
Доктрина Трумэна стала вехой в истории США, по крайней мере, по четырем причинам. Во-первых, доктрина стала тем поворотом, после которого Трумэн начал использовать американский страх перед коммунизмом внутри страны и за ее пределами для убеждения американцев в необходимости вступить в Холодную войну и безоговорочно принять его внешнюю политику. Этот общественный договор пробудет в силе целую четверть столетия. Во-вторых, Конгресс предоставлял президенту колоссальные полномочия для ведения Холодной войны такими методами и средствами, какими Трумэн сочтет нужным воспользоваться. Личная популярность Трумэна взлетела до небес после произнесения речи. В-третьих, впервые в послевоенную эпоху американцы широко вмешивались в гражданскую войну другого государства. Интервенция оправдывалась с помощью антикоммунизма. В будущем США будут затевать подобные войны предположительно по такой же причине и с менее успешными результатами. Даже греческие дела сперва шли паршиво, так из рук вон плохо, что в конце 1947 года чиновники Вашингтона обсуждали вопрос об отправке двух американских дивизий для выправления ситуации. Это оказалось излишним, так как Югославия Тито покинула коммунистический блок в начале 1948 года. Тито обратил внимание внутрь своей страны и прекратил помогать повстанцам. Лишенные поддержки греческие левые очень быстро сдали свои позиции. Но момент истины был слишком близок, и США были практически готовы пойти на полномасштабное вмешательство в гражданскую войну еще за два десятилетия до ввязывания во вьетнамские дела. Успех в Греции, казалось, доказывал, что США, если только захотят, способны обуздать проблемы такого рода, определяя их через термины «коммунистической угрозы» и помогая консерваторам остаться у власти (*15).
Наконец, и это самое важное, Трумэн использовал Доктрину для того, чтобы оправдать гигантскую программу помощи для предотвращения краха европейской и американской экономик. Позднее география подобных программ будет расширена до границ всего мира. Аргументы президента о необходимости борьбы с коммунизмом теперь путались и становились менее ясными, так как западные экономики столкнулись бы с тяжелыми трудностями вне зависимости от того, существовал коммунизм или нет. Сложные проблемы восстановления и зависимость США от международной торговли плохо понимались американскими гражданами, но последние на лету схватывали идею антикоммунизма. Итак, американцы развернули боевые знамена Холодной войны по благородным формальным причинам, провозглашенным в Доктрине Трумэна, которые они успешно восприняли и поняли, и по настоящей причине, всю глубину которой осознать они так и не сподобились. Таким образом, как Трумэн и Ачесон и планировали, доктрина стала идеологическим щитом, прикрываясь которым Соединенные Штаты отправились на восстановление политико-экономической системы Запада и борьбу с радикальными левыми силами. С 1947 года и далее, следовательно, любые угрозы западной системе могли быть легко объяснены как «инспирированные коммунистами», а не как внутренние проблемы самой системы. Это стало долгосрочным и трагическим следствием Доктрины Трумэна.
Президентская программа самым естественным образом эволюционировала в План Маршалла. Хотя речь не накладывала ограничений на размер американских усилий, государственный секретарь Маршалл такой предел установил, сконцентрировав внимание администрации на Европе. Возвращаясь психологически измотанным с Московской конференции министров иностранных дел, государственный секретарь настоял на общенациональном радиовещании своего выступления, в котором сообщил нации, что Западной Европе требовалась безотлагательная помощь. «Мы теряем пациента» - заявил он - «пока доктора размышляют». Личные переговоры со Сталиным убедили Маршалла в том, что русские верили в скорый коллапс Европы. Полагая, что США должны играть ведущую роль в деле восстановления Европы, Маршалл набрал персонал Отдела планирования политики и руководителем назначил Джорджа Кеннана, перед которым была поставлена задача разработать направляющие принципы этой самой политики.
Кеннан позднее объяснил основное предположение, из которого исходил План Маршалла, и весь диапазон послевоенных политик США между 1947 годом и серединой 1950-х гг. «Исключая США», - заметил Кеннан - «существуют только четыре конгломерата, которые являются существенными с точки зрения стратегических реальностей (это военный и промышленный потенциал) во всем мире. Два из этих четырех агрегатов лежат на берегах Евразии. Это Япония и Великобритания. Остальные два находятся в глубине евразийского континентального массива. Один - это СССР, а второй - Центральная Европа …
Если рассматривать вопрос в абсолютных терминах, то я полагаю, что величайшей угрозой, с которой может столкнуться безопасность США, станет сложение и совместная работа центрально-европейского и советского промышленно-военного потенциалов с целями враждебным нам. Они действительно могут создать нечто колоссальное… что в стратегическом смысле сможет бросить тень даже на нашу собственную мощь. Создать такой потенциал не так легко, как представляется нашим гражданам. И я не уверен, что у русских достаточно мастерства для удержания такой махины от рассыпания на части… Но все же, в их действиях обнаруживается тенденция политической мысли, идея коммунистического политического расширения» (*16).
Отталкиваясь от этой посылки, в мае 1947 года на круглосуточных конференциях чиновники начали вылепливать основные контуры Плана Маршалла. Самым важным вопросом стало, какую позицию занять при обращении с русскими. Маршалл, якобы, принял совет Кеннана «играть в открытую» и пригласить к участию и советский блок. В реальности же Государственный департамент сделал советское участие невозможным, потребовав от каждого государства-участника раскрытия экономической статистики для анализа. И чтоб уж наверняка, Кеннан предложил разрушенной советской экономике, ослабленной войной и в тот момент страдающей от засухи и голода, принять участие в плане путем поставки советских товаров в Европу. Очевидно, что никто в Государственном департаменте не хотел подключения к программе СССР. Советское участие повысило бы в разы стоимость программы и уничтожила бы всякую надежду на то, что крохоборы из республиканского Конгресса примут ее, особенно теперь, когда Трумэн убедил их, что с коммунистами надо сражаться, а не кормить их.
Выступление Ачесона в Кливленде, штат Миссисипи, в начале мая и речь Маршалла в Гарварде 5 июня раскрыли гражданам мотивы и сущность плана. При подготовке текста более раннего выступления советники Ачесона пришли к заключению, что американский экспорт быстро приближался к отметке в $16 миллиардов. Импорт, однако, был вдвое меньше, и у Европы не хватало долларов для оплаты разницы. Или Соединенным Штатам надо было предоставить кредиты европейцам, или же они больше не могли приобретать американские товары. Президентский Совет советников по экономике так и так уже предсказывал легкое сокращение деловой активности, и если, вдобавок, еще и экспорт обвалится на существенную сумму, то «воздействие на США», как писал один чиновник, «окажется самым серьезным»(*17). Ачесон уделил этим фактам максимум внимания в своем центральном выступлении в Миссисипи.
(*15) FRUS, 1947, V: 466-469; Thomas Paterson, Soviet-American Confrontation (Baltimore, 1973), p. 205. Интересный взгляд Государственного департамента на то, как изменилось общественное мнение в США, см. H. Schuyler Foster, “American Public Opinion and U.S. Foreign Policy,” Department of State Bulletin, XLI (November, 30, 1959).
(*16) U.S. Senate, Subcommittee to Investigate the Administration of the International Security Act … of the Committee on the Judiciary, 82th Cong., 1st Sess., The Institute of Pacific Relations (Washington, 1951), pp. 1557-1558 (Далее цитируется как I.P.R. Hearings.)
(*17) Jones, Fifteen Weeks, p. 207.
Наконец, и это самое важное, Трумэн использовал Доктрину для того, чтобы оправдать гигантскую программу помощи для предотвращения краха европейской и американской экономик. Позднее география подобных программ будет расширена до границ всего мира. Аргументы президента о необходимости борьбы с коммунизмом теперь путались и становились менее ясными, так как западные экономики столкнулись бы с тяжелыми трудностями вне зависимости от того, существовал коммунизм или нет. Сложные проблемы восстановления и зависимость США от международной торговли плохо понимались американскими гражданами, но последние на лету схватывали идею антикоммунизма. Итак, американцы развернули боевые знамена Холодной войны по благородным формальным причинам, провозглашенным в Доктрине Трумэна, которые они успешно восприняли и поняли, и по настоящей причине, всю глубину которой осознать они так и не сподобились. Таким образом, как Трумэн и Ачесон и планировали, доктрина стала идеологическим щитом, прикрываясь которым Соединенные Штаты отправились на восстановление политико-экономической системы Запада и борьбу с радикальными левыми силами. С 1947 года и далее, следовательно, любые угрозы западной системе могли быть легко объяснены как «инспирированные коммунистами», а не как внутренние проблемы самой системы. Это стало долгосрочным и трагическим следствием Доктрины Трумэна.
Президентская программа самым естественным образом эволюционировала в План Маршалла. Хотя речь не накладывала ограничений на размер американских усилий, государственный секретарь Маршалл такой предел установил, сконцентрировав внимание администрации на Европе. Возвращаясь психологически измотанным с Московской конференции министров иностранных дел, государственный секретарь настоял на общенациональном радиовещании своего выступления, в котором сообщил нации, что Западной Европе требовалась безотлагательная помощь. «Мы теряем пациента» - заявил он - «пока доктора размышляют». Личные переговоры со Сталиным убедили Маршалла в том, что русские верили в скорый коллапс Европы. Полагая, что США должны играть ведущую роль в деле восстановления Европы, Маршалл набрал персонал Отдела планирования политики и руководителем назначил Джорджа Кеннана, перед которым была поставлена задача разработать направляющие принципы этой самой политики.
Кеннан позднее объяснил основное предположение, из которого исходил План Маршалла, и весь диапазон послевоенных политик США между 1947 годом и серединой 1950-х гг. «Исключая США», - заметил Кеннан - «существуют только четыре конгломерата, которые являются существенными с точки зрения стратегических реальностей (это военный и промышленный потенциал) во всем мире. Два из этих четырех агрегатов лежат на берегах Евразии. Это Япония и Великобритания. Остальные два находятся в глубине евразийского континентального массива. Один - это СССР, а второй - Центральная Европа …
Если рассматривать вопрос в абсолютных терминах, то я полагаю, что величайшей угрозой, с которой может столкнуться безопасность США, станет сложение и совместная работа центрально-европейского и советского промышленно-военного потенциалов с целями враждебным нам. Они действительно могут создать нечто колоссальное… что в стратегическом смысле сможет бросить тень даже на нашу собственную мощь. Создать такой потенциал не так легко, как представляется нашим гражданам. И я не уверен, что у русских достаточно мастерства для удержания такой махины от рассыпания на части… Но все же, в их действиях обнаруживается тенденция политической мысли, идея коммунистического политического расширения» (*16).
Отталкиваясь от этой посылки, в мае 1947 года на круглосуточных конференциях чиновники начали вылепливать основные контуры Плана Маршалла. Самым важным вопросом стало, какую позицию занять при обращении с русскими. Маршалл, якобы, принял совет Кеннана «играть в открытую» и пригласить к участию и советский блок. В реальности же Государственный департамент сделал советское участие невозможным, потребовав от каждого государства-участника раскрытия экономической статистики для анализа. И чтоб уж наверняка, Кеннан предложил разрушенной советской экономике, ослабленной войной и в тот момент страдающей от засухи и голода, принять участие в плане путем поставки советских товаров в Европу. Очевидно, что никто в Государственном департаменте не хотел подключения к программе СССР. Советское участие повысило бы в разы стоимость программы и уничтожила бы всякую надежду на то, что крохоборы из республиканского Конгресса примут ее, особенно теперь, когда Трумэн убедил их, что с коммунистами надо сражаться, а не кормить их.
Выступление Ачесона в Кливленде, штат Миссисипи, в начале мая и речь Маршалла в Гарварде 5 июня раскрыли гражданам мотивы и сущность плана. При подготовке текста более раннего выступления советники Ачесона пришли к заключению, что американский экспорт быстро приближался к отметке в $16 миллиардов. Импорт, однако, был вдвое меньше, и у Европы не хватало долларов для оплаты разницы. Или Соединенным Штатам надо было предоставить кредиты европейцам, или же они больше не могли приобретать американские товары. Президентский Совет советников по экономике так и так уже предсказывал легкое сокращение деловой активности, и если, вдобавок, еще и экспорт обвалится на существенную сумму, то «воздействие на США», как писал один чиновник, «окажется самым серьезным»(*17). Ачесон уделил этим фактам максимум внимания в своем центральном выступлении в Миссисипи.
(*15) FRUS, 1947, V: 466-469; Thomas Paterson, Soviet-American Confrontation (Baltimore, 1973), p. 205. Интересный взгляд Государственного департамента на то, как изменилось общественное мнение в США, см. H. Schuyler Foster, “American Public Opinion and U.S. Foreign Policy,” Department of State Bulletin, XLI (November, 30, 1959).
(*16) U.S. Senate, Subcommittee to Investigate the Administration of the International Security Act … of the Committee on the Judiciary, 82th Cong., 1st Sess., The Institute of Pacific Relations (Washington, 1951), pp. 1557-1558 (Далее цитируется как I.P.R. Hearings.)
(*17) Jones, Fifteen Weeks, p. 207.