Шестая глава 003
В 1951 и 1952 годах Нибур ловко объединил акценты, сделанные Тафтом по вопросу идеологии, с выводами Моргентау. Частично из-за этих смелых манипуляций с текстами один исследователь назвал взгляды Нибура «фрагментом будущего канона для нового поколения американских либералов и духовным наставником для тех, что возвращаются в лоно консерватизма» (*10). Более значимым, чем все его взывание к различным оттенкам политического спектра, было изменение самого тона высказываний Нибура. Что-то произошло с этим ярым апологетом идеи перевооружения Германии; сейчас он признавал, что перевооружение Германии было «слишком скорым и маловажным» для чувствительных европейцев. Громкий боевой вопль 1948 года, призывающий держать оборону широко растянувшегося фронта, сошел на нет и превратился в перечисление спокойным тихим голосом причин, почему внешнеполитические чиновники США не должны иметь серьезных военных обязательств в заново меняющемся мире, особенно в Азии. Нибур теперь читал лекции тем, кто ковал титаническую мощь США, что и они не были лишены грехов, присущих всему человечеству.
В книге «Ирония американской истории» утверждалось, что из-за гордости, презумпция невиновности и отсутствия ограничителей американская держава уже шагала по краю пропасти. Американский идеализм, который был полезен в деле развития необъятной национальной силы, теперь ироничным образом слепил Соединенные Штаты и не позволял заметить угрозы злоупотребления силой. «Американская мощь на службе у американского идеализма» - Нибур одобрительно цитировал одного европейского чиновника - «может привести к ситуации, в которой мы будем бессильны поправить вас, когда вы ошибаетесь, а вы будете слишком идеалистично настроены, чтобы поправить самих себя».
В глазах Нибура коммунизм оставался таким же злом, что и ранее в 1947 и 1948 годах, но теперь и Соединенные Штаты пали жертвой все тех же многочисленных нестыковок и заблуждений о человеческой природе и так называемых добродетелей научных достижений, которые в свое время развратили коммунизм. В прошлом американцы были защищены от самих себя Конституцией, чьи авторы знали больше о человеческой природе и пределах научного знания, чем их потомки двадцатого века. Нибур цитировал Джона Адамса: «Сильный всегда думает, что обладает великой душой и широкими взглядами, которые не доступны для понимания слабыми; и что он выполняет Божье дело, когда он преступает Его законы». Нибур продолжил это высказывание Адамса, добавив, что американцы полагали, что они смогут решить проблемы, «просто расширив нашу экономику». Граница-фронтир, делился сокровенными мыслями Нибур, «закрылась и исчезла»; расширение производства «породило моральные иллюзии о легкости, с которой одни интересы можно было примирить с другими интересами в человеческом обществе».
В предпоследней главе своей «Иронии» Нибур примерил свои взгляды к ситуации в Азии. Соединенные Штаты, он вторил эхом Моргентау, имели мало общего с Востоком. Любая попытка использовать текущий американский арсенал Холодной войны, дабы спасти Азию от коммунизма, будет, как он уже упоминал ранее в книге, подобен «копьям рыцарей в ту эпоху, когда огнестрельное оружие бросило вызов их владычеству на поле боя». Фразами, легко окрашенными снисхождением, Нибур предостерег, что Азия хотела заполучить западные технологии, но отказывалась принять западные взгляды на человека, общество или историю. Он советовал сотрудничать с Японией и Филиппинами, чтобы сдержать азиатский коммунизм путем милитаризации «прибрежных островов» тихоокеанского региона. Если его сдержать таким образом, тогда коммунизм повторит историю ислама в Средние века, а затем будет уничтожен «скорее не извне его врагами, а своими собственными внутренними язвами коррупции и разложения». Но если США планировали выжить и увидеть этот крах своими собственными глазами, то им самим требовалось остановить сперва свое личное «внутреннее гниение».
Страх Нибура перед переносом Холодной войны на азиатский континент частично объяснял изменившийся тон его сочинений. Сверх того, Нибур не доверял новой республиканской администрации Дуайта Д. Эйзенхауэра. Нибур боялся азиатской политика Эйзенхауэра, так как «американские консерваторы» рассматривали коммунистические победы и достижения в регионе как следствие работы шпионов-кротов в недрах Государственного департамента:
«…можно исправить путем тщательно спланированной боевой операции с нашей стороны. Эта «иллюзия американского всемогущества», … естественная ошибка торгового сообщества, которое знает, что гегемония США базируется на нашей техническо-экономической мощи, но не понимает обширную сложность этнической преданности, социальных сил в распадающемся аграрном мире, обид, которые легко возникают у тех, которые еще не успели стать нашими союзниками, после простой демонстрации военной силы» (*11).
Отвращение Нибура перед «распускающимся бутоном американской империи» не оказало заметного влияния на паровой каток Эйзенхауэра в 1952 году. Генерал выиграл выборы благодаря программной платформе, которая обязала партию спасти Азию, и кампании, в которой он отказывался отречься от маккартизма. Эдлай Стивенсон провел более грамотную и менее успешную кампанию за демократов, но свой призыв к нации по двум аспектам он существенно скопировал с Эйзенхауэра: Стивенсон не явил энтузиазма партийной преемственности и отказался принять с распростертыми объятиями наследие и наработки администрации Трумэна (как-то один раз в приватной беседе он даже просил Ачесона, чтобы тот публично объявил о своем намерении уйти в отставку после выборов), и однажды он пошел дальше Эйзенхауэра, объявив о желании взять на себя особое обязательство для спасения Азии.
24 октября кандидат от демократов предостерег, что если вывести армию США из Кореи и позволить «азиатам сражаться с азиатами», как того желал генерал, «тогда мы рискуем получить второй Мюнхен на Дальнем Востоке с возможностью начала Третьей мировой войны в скором будущем». 4 сентября республиканский кандидат ответил, что Соединенные Штаты должны защищать «отделенные уголки Земли», которые обеспечивали нацию «сырьем и материалами необходимыми для нашей промышленности и обороны». И все же 24 сентября, когда самым драматичным образом он дал торжественное обещание «отправиться в Корею», Эйзенхауэр пропагандировал идею создания заслона путем всего лишь усиления южнокорейских сил и «превращения нашей психологической военной программы в оружие, способное разорвать коммунистический фронт». Заявленный курс звучал менее воинственно, чем тот, что предлагал Стивенсон в своей речи того же дня (*12).
(*10) Morton White in New Republic, May 5, 1952, pp. 18-19.
(*11) Reinhold Niebuhr, “The Foreign Policy of American Conservatism and Liberalism.” In Christian Realism and Political Problems (New York, 1953), pp. 58, 64.
(*12) The New York Times, October 25, 1952, pp. 1, 8.
В книге «Ирония американской истории» утверждалось, что из-за гордости, презумпция невиновности и отсутствия ограничителей американская держава уже шагала по краю пропасти. Американский идеализм, который был полезен в деле развития необъятной национальной силы, теперь ироничным образом слепил Соединенные Штаты и не позволял заметить угрозы злоупотребления силой. «Американская мощь на службе у американского идеализма» - Нибур одобрительно цитировал одного европейского чиновника - «может привести к ситуации, в которой мы будем бессильны поправить вас, когда вы ошибаетесь, а вы будете слишком идеалистично настроены, чтобы поправить самих себя».
В глазах Нибура коммунизм оставался таким же злом, что и ранее в 1947 и 1948 годах, но теперь и Соединенные Штаты пали жертвой все тех же многочисленных нестыковок и заблуждений о человеческой природе и так называемых добродетелей научных достижений, которые в свое время развратили коммунизм. В прошлом американцы были защищены от самих себя Конституцией, чьи авторы знали больше о человеческой природе и пределах научного знания, чем их потомки двадцатого века. Нибур цитировал Джона Адамса: «Сильный всегда думает, что обладает великой душой и широкими взглядами, которые не доступны для понимания слабыми; и что он выполняет Божье дело, когда он преступает Его законы». Нибур продолжил это высказывание Адамса, добавив, что американцы полагали, что они смогут решить проблемы, «просто расширив нашу экономику». Граница-фронтир, делился сокровенными мыслями Нибур, «закрылась и исчезла»; расширение производства «породило моральные иллюзии о легкости, с которой одни интересы можно было примирить с другими интересами в человеческом обществе».
В предпоследней главе своей «Иронии» Нибур примерил свои взгляды к ситуации в Азии. Соединенные Штаты, он вторил эхом Моргентау, имели мало общего с Востоком. Любая попытка использовать текущий американский арсенал Холодной войны, дабы спасти Азию от коммунизма, будет, как он уже упоминал ранее в книге, подобен «копьям рыцарей в ту эпоху, когда огнестрельное оружие бросило вызов их владычеству на поле боя». Фразами, легко окрашенными снисхождением, Нибур предостерег, что Азия хотела заполучить западные технологии, но отказывалась принять западные взгляды на человека, общество или историю. Он советовал сотрудничать с Японией и Филиппинами, чтобы сдержать азиатский коммунизм путем милитаризации «прибрежных островов» тихоокеанского региона. Если его сдержать таким образом, тогда коммунизм повторит историю ислама в Средние века, а затем будет уничтожен «скорее не извне его врагами, а своими собственными внутренними язвами коррупции и разложения». Но если США планировали выжить и увидеть этот крах своими собственными глазами, то им самим требовалось остановить сперва свое личное «внутреннее гниение».
Страх Нибура перед переносом Холодной войны на азиатский континент частично объяснял изменившийся тон его сочинений. Сверх того, Нибур не доверял новой республиканской администрации Дуайта Д. Эйзенхауэра. Нибур боялся азиатской политика Эйзенхауэра, так как «американские консерваторы» рассматривали коммунистические победы и достижения в регионе как следствие работы шпионов-кротов в недрах Государственного департамента:
«…можно исправить путем тщательно спланированной боевой операции с нашей стороны. Эта «иллюзия американского всемогущества», … естественная ошибка торгового сообщества, которое знает, что гегемония США базируется на нашей техническо-экономической мощи, но не понимает обширную сложность этнической преданности, социальных сил в распадающемся аграрном мире, обид, которые легко возникают у тех, которые еще не успели стать нашими союзниками, после простой демонстрации военной силы» (*11).
Отвращение Нибура перед «распускающимся бутоном американской империи» не оказало заметного влияния на паровой каток Эйзенхауэра в 1952 году. Генерал выиграл выборы благодаря программной платформе, которая обязала партию спасти Азию, и кампании, в которой он отказывался отречься от маккартизма. Эдлай Стивенсон провел более грамотную и менее успешную кампанию за демократов, но свой призыв к нации по двум аспектам он существенно скопировал с Эйзенхауэра: Стивенсон не явил энтузиазма партийной преемственности и отказался принять с распростертыми объятиями наследие и наработки администрации Трумэна (как-то один раз в приватной беседе он даже просил Ачесона, чтобы тот публично объявил о своем намерении уйти в отставку после выборов), и однажды он пошел дальше Эйзенхауэра, объявив о желании взять на себя особое обязательство для спасения Азии.
24 октября кандидат от демократов предостерег, что если вывести армию США из Кореи и позволить «азиатам сражаться с азиатами», как того желал генерал, «тогда мы рискуем получить второй Мюнхен на Дальнем Востоке с возможностью начала Третьей мировой войны в скором будущем». 4 сентября республиканский кандидат ответил, что Соединенные Штаты должны защищать «отделенные уголки Земли», которые обеспечивали нацию «сырьем и материалами необходимыми для нашей промышленности и обороны». И все же 24 сентября, когда самым драматичным образом он дал торжественное обещание «отправиться в Корею», Эйзенхауэр пропагандировал идею создания заслона путем всего лишь усиления южнокорейских сил и «превращения нашей психологической военной программы в оружие, способное разорвать коммунистический фронт». Заявленный курс звучал менее воинственно, чем тот, что предлагал Стивенсон в своей речи того же дня (*12).
(*10) Morton White in New Republic, May 5, 1952, pp. 18-19.
(*11) Reinhold Niebuhr, “The Foreign Policy of American Conservatism and Liberalism.” In Christian Realism and Political Problems (New York, 1953), pp. 58, 64.
(*12) The New York Times, October 25, 1952, pp. 1, 8.