Побольше цинизма, Киса
При всём разнообразии буржуазных режимов, участвовавших во Второй мировой, у них было и нечто общее: запредельный, зашкаливающий градус вранья в пропаганде и двуличия в поведении.
Тон задала польская элита в сентябре 1939-го года. Издав в начале Второй мировой целый ворох воодушевляющих воззваний, призывающих польских пролетариев умереть всем до последнего за Великую Польшу, эти достойные люди решили, что на этом их полномочия всё. Пока польские работяги в солдатских шинелях гибли в безнадёжном бою, уже 1 сентября Варшаву покинул президент И. Мосцицкий, 6 сентября - главнокомандующий Э. Рыдз-Смиглы. Ставка была перенесена сперва в Брест, затем 10 сентября - во Владимир-Волынский, 13 сентября - в Млынов, 15 сентября - в Коломыю (то есть ситуацию они на самом деле оценивали вполне реалистично).
Затем было решено стратегически передислоцироваться в Румынию, чтобы там мощнейше угорать, например: "В Бухаресте все развлекались, все безумствовали. Отели, рестораны, кафе были переполнены. Дансинги функционировали как обычно, бридж процветал, как в лучшие времена. По вечерам разодетые дамы и не менее элегантные мужчины собирались в залах ресторанов, пили и веселились. Не было бара, где бы вечером не отирались наши офицеры и чиновники. Не было танцплощадки, где бы наши пани - жены сановников... не плясали "до упаду". Все в бриллиантах, разряженные, надушенные, декольтированные чуть ли не до пояса, они млели в объятиях танцоров, главным образом, офицеров румынской армии. Обилие алкоголя и новое окружение стимулировали почти полную свободу поведения с любой точки зрения. Всё вокруг плясало, веселилось и упивалось, как будто ничего не произошло, как будто эти люди приехали сюда всего-навсего отдыхать, веселиться... до полного умопомрачения".
У этой истории будет небольшой "сиквел" во время Варшавского восстания-1944: хитрожопые лидеры Армии Крайовой сначала подняли людей на борьбу против оккупантов, а потом сдались немцам под гарантии безопасности для самих себя, подставив гражданских под молотки.
Немногим хуже зажгло финнское правительство, без жалости "громившее" большевиков на страницах своих СМИ во время Зимней войны. Однако когда пришлось заключить мир, оказалось, что всю дорогу побеждали-побеждали, а территорию-то пришлось отдать. Очень неловкая ситуация.
Французское начальство тоже выступило как надо: во время разгромной кампании 1940-го года до последнего дня общественное мнение заверяли, что никаких договорняков не будет, ни за что не подпишут мир. Даже когда правительство бежало из Парижа. За кулисами меж тем Лаваль выступал в жанре "Кац предлагает сдаться", заверяя, что "Муссолини свой человек, он не даст Германии слишком сурово обойтись с Францией". Надо ли говорить, что было дальше?
Но больше всех жару дала, конечно, немецкая элита:
"В гостиной бомбоубежища Геббельс диктовал своему письмоводителю, чиновнику из министерства пропаганды, воззвание к населению Берлина. Эти воззвания печатались в газете «Der Panzerbär» (бронированный медведь) - единственной газете, которая в небольшом формате еще издавалась в Берлине и печаталась в типографии Министерства пропаганды... Геббельс, сидя на скамье за столом, диктовал своим монотонным голосом: «Берлинцы, держитесь! Защищайте свою столицу! В стенах вашего города трудится для вас фюрер! Фюрер взял на себя лично руководство обороной столицы империи! Верность за верность! Только через наши трупы враг сможет добраться до нашего любимого фюрера!»
В то время, как Геббельс призывал берлинское население к новым жертвам, говоря, что фюрер руководит обороной Берлина и только этим и живёт, Гитлер стоял у своего сейфа, вынимал оттуда документы периода своей власти и предавал их огню, так как не верил больше в спасение. Продиктовав воззвание, Геббельс доложил Гитлеру, что запасов продовольствия для Берлина хватит лишь на 14 дней (газета «Der Panzerbär» 23 апреля сообщила, что в Берлине имеются запасы продовольствия, которых с лихвой хватит на 12 недель)".
Кое-какие уроки касаемо доверия буржуазным пропагандистам из этого можно бы и извлечь.
Тон задала польская элита в сентябре 1939-го года. Издав в начале Второй мировой целый ворох воодушевляющих воззваний, призывающих польских пролетариев умереть всем до последнего за Великую Польшу, эти достойные люди решили, что на этом их полномочия всё. Пока польские работяги в солдатских шинелях гибли в безнадёжном бою, уже 1 сентября Варшаву покинул президент И. Мосцицкий, 6 сентября - главнокомандующий Э. Рыдз-Смиглы. Ставка была перенесена сперва в Брест, затем 10 сентября - во Владимир-Волынский, 13 сентября - в Млынов, 15 сентября - в Коломыю (то есть ситуацию они на самом деле оценивали вполне реалистично).
Затем было решено стратегически передислоцироваться в Румынию, чтобы там мощнейше угорать, например: "В Бухаресте все развлекались, все безумствовали. Отели, рестораны, кафе были переполнены. Дансинги функционировали как обычно, бридж процветал, как в лучшие времена. По вечерам разодетые дамы и не менее элегантные мужчины собирались в залах ресторанов, пили и веселились. Не было бара, где бы вечером не отирались наши офицеры и чиновники. Не было танцплощадки, где бы наши пани - жены сановников... не плясали "до упаду". Все в бриллиантах, разряженные, надушенные, декольтированные чуть ли не до пояса, они млели в объятиях танцоров, главным образом, офицеров румынской армии. Обилие алкоголя и новое окружение стимулировали почти полную свободу поведения с любой точки зрения. Всё вокруг плясало, веселилось и упивалось, как будто ничего не произошло, как будто эти люди приехали сюда всего-навсего отдыхать, веселиться... до полного умопомрачения".
У этой истории будет небольшой "сиквел" во время Варшавского восстания-1944: хитрожопые лидеры Армии Крайовой сначала подняли людей на борьбу против оккупантов, а потом сдались немцам под гарантии безопасности для самих себя, подставив гражданских под молотки.
Немногим хуже зажгло финнское правительство, без жалости "громившее" большевиков на страницах своих СМИ во время Зимней войны. Однако когда пришлось заключить мир, оказалось, что всю дорогу побеждали-побеждали, а территорию-то пришлось отдать. Очень неловкая ситуация.
Французское начальство тоже выступило как надо: во время разгромной кампании 1940-го года до последнего дня общественное мнение заверяли, что никаких договорняков не будет, ни за что не подпишут мир. Даже когда правительство бежало из Парижа. За кулисами меж тем Лаваль выступал в жанре "Кац предлагает сдаться", заверяя, что "Муссолини свой человек, он не даст Германии слишком сурово обойтись с Францией". Надо ли говорить, что было дальше?
Но больше всех жару дала, конечно, немецкая элита:
"В гостиной бомбоубежища Геббельс диктовал своему письмоводителю, чиновнику из министерства пропаганды, воззвание к населению Берлина. Эти воззвания печатались в газете «Der Panzerbär» (бронированный медведь) - единственной газете, которая в небольшом формате еще издавалась в Берлине и печаталась в типографии Министерства пропаганды... Геббельс, сидя на скамье за столом, диктовал своим монотонным голосом: «Берлинцы, держитесь! Защищайте свою столицу! В стенах вашего города трудится для вас фюрер! Фюрер взял на себя лично руководство обороной столицы империи! Верность за верность! Только через наши трупы враг сможет добраться до нашего любимого фюрера!»
В то время, как Геббельс призывал берлинское население к новым жертвам, говоря, что фюрер руководит обороной Берлина и только этим и живёт, Гитлер стоял у своего сейфа, вынимал оттуда документы периода своей власти и предавал их огню, так как не верил больше в спасение. Продиктовав воззвание, Геббельс доложил Гитлеру, что запасов продовольствия для Берлина хватит лишь на 14 дней (газета «Der Panzerbär» 23 апреля сообщила, что в Берлине имеются запасы продовольствия, которых с лихвой хватит на 12 недель)".
Кое-какие уроки касаемо доверия буржуазным пропагандистам из этого можно бы и извлечь.