Про Сицилию
Начала работать в жанре трэвел-заметки, что ли. Ох, как мне нравится этот жанр!
Сицилия. Опубликовано в журнале "Трансаэро Imperial".
Ti amo
Кто смотрел «Крестного отца», те помнят, что Майкла, сына дона Корлеоне, отправили из Америки на на Сицилию, прятаться от нью-йоркской мафии. И вот он переодевается по местной моде - черные штаны, белая рубашка, кепка - и с двумя телохранителями-пастухами, которые тоже в черно-белом и с лупарой (охотничьим ружьем) за плечами, под тяжелую и пронзительную музыку Нино Рота ходит то по полям, то по пустому городу Корлеоне. «Кто все эти люди?» - спрашивает он, глядя на траурные объявления (в Италии и сейчас принято расклеивать на стенах сообщения о смерти). «Мертвые, - отвечают ему, - вендетта». Жарко, очень жарко. Никого. Трава вдоль дороги сухая и желтая. Майкл идет - и встречает самую прекрасную женщину на свете. «У нее были иссиня черные волосы, и тело ее, казалось, рвалось из плотно облегающего платья», - пишет автор, Марио Пьюзо. Майкл встает как вкопанный, а его телохранители-пастухи смеются. « Град не спрячешь, - сказал Кало. - Когда тебя ударяет, это видят все. О, Иисус, не стыдись ты этого, многие молят бога, чтобы послал им град. Тебе, парень, повезло».
То, про что Бунин написал рассказ «Солнечный удар», и то, что у французов зовется «coup de foudre» - удар молнии, любовь с первого взгляда, - на Сицилии про это говорят «тебя побил град». Град здесь, видимо, случается часто. Забегая вперед скажу, что на стенах домов тут пишут не то, что у нас, а только одно. TI AMO. Я люблю тебя. И еще иногда про политику, грубо.
Надо ехать, решила я. Такое место, что надо ехать.
ПЗ Старый Палермо
Из Рима до Палермо - около часа в воздухе. Но хотя расстояние и невелико, здесь все другое. Палермо состоит из двух частей. Одна - благополучная и чистенькая. А вот вторая, старый город … именно в нем и следует поселиться вдумчивому путешественнику. Снять квартирку, ощутить местный колорит.
А колорита здесь хватает. Я не буду говорить о памятниках архитектуры - любой путеводитель сделает это лучше меня, сообщив, что в Палермо много чего интересного осталось от норманнов, что в капелле Палатина (12 век) сохранились феерические мозаики и прочее в том же роде. Да, это все непременно надо увидеть. Но это не главное.
Старая часть Палермо - запущенная и благородно облезлая. В этом есть прелесть увядания - и что-то очень живое. В Палермо вы попадаете в неореализм, в 60-е, в черно-белое итальянское кино - при том, что город, раскаленный на солнце, яркий и пестрый.
Именно к пестрому и облезлому зданию, в котором вы сняли квартирку, привезет вас таксист. По дороге он спросит, кто вы и откуда, и начнет давать советы - где лучшие пляжи, а куда ходить не стоит, куда съездить и где тут кормят хорошо и дешево. Потом у него не окажется сдачи, он кинет открытую машину и побежит разменивать купюру к ближайшему ларьку, где что-то жарят-парят. Вернется он с разменом и с завернутыми в бумажку обжаренными во фритюре шариками вроде фалафеля, которыми он вас угостит. И укатит, оставив визитку.
Хозяин квартирки сообщит, что женат на русской, посоветует лучшие пляжи и опять-таки расскажет, где кормят хорошо и недорого.
И вы, бросив чемоданы, выйдете на раскаленную улицу, чтобы первым делом убедиться: кормят здесь везде и безостановочно. Прямо перед вашей дверью тот самый ларек: здесь жарят рыбу - чад и дымок - и здесь же, стоя, едят. Мальчик поливает из шланга загаженный чешуей асфальт. Вокруг - мужчины в растянутых футболках; похоже, тут у них клуб.
Дальше - ресторанная улица, а поскольку время обеденное, то все столы заняты, и над улицей стоит приторный запах запеченных морепродуктов. Рядом коричневый старик в дубленых морщинах вразвес торгует овощами. Вы купите у него того-сего-десятого, в чане у него жареные баклажаны с перцем, в другом - мелкие, чуть не с фасолину, и оглушительно пахнущие помидорчики. Он улыбнется в седые усы и даст вам попробовать. Вкус такой пронзительный, как будто в каждой собрано целое помидорное поле.
В соседней лавочке вы возьмете хлеба, такого, знаете, с грубой коркой, присыпанной снизу мукой, и пышной ноздреватой серединой. В другой - вина. Стоит оно тут копейки, пьется как вода, но будьте осторожны: жарко, и от него вас непременно разморит. Впрочем, оно и к лучшему: два часа пополудни - не время для прогулок.
Затем - козий сыр, сухой и твердый, и черные маслины. Все это нужно занести домой, плотно занавесить окна и включить кондиционер на полную мощность.
Сыр, хлеб, вино и эти острые, в уксусе, баклажаны. Под окнами гомон, из окон несет жареной рыбой, стены раскалены снаружи, в двадцати шагах море, на него страшно смотреть: такое оно ослепительно белое под этим почти африканским солнцем. Но вы почему-то чувствуете себя дома.
Когда зной относительно спадет, вы идете шататься по городу. Он похож на римский район Трастевере, только беднее и честнее. Смело сворачивайте в узкие темные переулки. Вы увидите мальчишек, которые играют в футбол посреди улицы, пожилых людей, которые вынесли прямо на улицу стулья и сидят себе судачат; одеты по-домашнему, кто-то чистит лук. Все нараспашку, и даже слишком: вот стена, в окна которой просвечивает синее небо. Только фасад, за ним ничего не осталось; земля за фасадом заросла высокой травой. Из темноты за распахнутыми деревянными воротами на вас фыркнет лошадь - тут ее держит местный извозчик. Вот на углу площади спорят, жестикулируя, местные старики разбойничьего вида.
Потом вам крупно повезет, и вы увидите местную свадьбу - нарядная толпа у собора, джентльмены в черных костюмах, с зализанными назад волосами и в темных очках, колоритные старики. Церковь так примерно 12-го века помнит норманнов, от них у нее остались странные, как половина яйца, розовые купола, стены грубые, сложенные из камня, а в ста метрах - двор, где сушат белье, черные тощие кошки роются в мусорных контейнерах, посреди двора - старая колонка для воды, с бронзовой ручкой, и опять сухая желтая трава, а на стенах - выцветшие плакаты с какими-то политическими деятелями.
Вокруг грандиозного Театро Массимо (оперный театр) - совсем другое: прекрасные отреставрированные здания, дорогие кафе, тут приятно сесть за белую скатерть и выпить холодного просекко. Но из этого чистого места вас быстро потянет обратно, в ваш пролетарский район.
Темнеет, дело к ночи. Спать? Это только отбивший все ноги турист ночью спит, а местная публика, наоборот, занимает все столы - простые, пластиковые, без скатертей - и пьет и ест, и над вашей улицей висит особенно выразительный в ночи запах жареной рыбы, кальмаров и бог знает чего еще. Но сил уже нет, вам остается только взять последнюю на сегодня бутылку белого - упаси боже пить красное в таком климате - и подняться с ней к себе.
ПЗ Дорогами мафии
Майкл Корлеоне, прогуливаясь с пастухами по окрестностям родного города, находил эту землю прекрасной. Подтверждаю: прекрасная. От вида окрестностей печально известного своим мафиозным прошлым Корлеоне захватывает дух. Даже атеист увидит здесь божественный замысел, абсолютную гармонию, участие лучших дизайнеров из высших сфер. Каждое дерево на единственно возможном месте, каждый поворот дороги открывает вам еще одну совершенную картину. Высокая трава уже не желтая, а золотая и шелковая. Небеса высоки и сини. Земля расчерчена на квадраты и трапеции: одни черные - тут выжигали траву, - одни зеленые - это виноградники, другие коричневые. Кривые оливковые деревья с серебряными листьями по краям дороги. Никого. Абсолютная пустота, ни встречных машин, ни людей. «Хочешь поснимать?» Хочу. Мы встаем у обочины, и ненадежный фиат внезапно глохнет. Тишина, только цикады вопят как бешеные. Я снимаю, сажусь в машину, машина не заводится. За бортом сорок, воды полбутылки, и долго ли мы продержимся живыми? Недели через две какой-нибудь пастух найдет три высушенные мумии вместо трех полнокровных московских путешественников.
Но машинка заводится, и можно снова вертеть головой. Поля бескрайние, в просвет между дальними горами видно пуховое пастельное море отчаянно аквамаринового, неприлично откровенного цвета. Я хочу это снять. Цикады орут, бессовестные, сейчас из кустов выйдет мафия, скажет "salve" (да, тут говорят "salve" вместо обычного итальянского «чао» или «бонджорно»), а дальше как сложится.
В Корлеоне вы приезжаете ровно в сьесту, когда почти все закрыто. Город как город, старый, чистенький, пустой. Только вон та гора и под ней вон то ущелье - но вы-то знаете, что туда сбрасывали трупы убитых. Мафия в этом городе вела себя скверно. А так - красиво, да, город как город.
В магазине сувениров за пару евро вы покупаете магнит - славный такой мафиозо, черные штаны, белая рубашка, лупара, кепка, бакенбарды. Можно ехать назад.
В аэропорту Палермо - терраса с видом на розовое в утренних лучах море. Сюда выходят покурить. Я курю и разглядываю железное ограждение, на котором бессчетные разы выцарапано вечное «ti amo» и имена, скажем, «Кармен + Джузеппе». Наивная попытка закрепить если не в вечности, то в аэропорту Палермо, перед лицом, так сказать, матери-Сицилии тот факт, что у Кармен и Джузеппе все серьезно. Мне тоже есть что выцарапать на прощанье, но я держусь.
Сицилия. Опубликовано в журнале "Трансаэро Imperial".
Ti amo
Кто смотрел «Крестного отца», те помнят, что Майкла, сына дона Корлеоне, отправили из Америки на на Сицилию, прятаться от нью-йоркской мафии. И вот он переодевается по местной моде - черные штаны, белая рубашка, кепка - и с двумя телохранителями-пастухами, которые тоже в черно-белом и с лупарой (охотничьим ружьем) за плечами, под тяжелую и пронзительную музыку Нино Рота ходит то по полям, то по пустому городу Корлеоне. «Кто все эти люди?» - спрашивает он, глядя на траурные объявления (в Италии и сейчас принято расклеивать на стенах сообщения о смерти). «Мертвые, - отвечают ему, - вендетта». Жарко, очень жарко. Никого. Трава вдоль дороги сухая и желтая. Майкл идет - и встречает самую прекрасную женщину на свете. «У нее были иссиня черные волосы, и тело ее, казалось, рвалось из плотно облегающего платья», - пишет автор, Марио Пьюзо. Майкл встает как вкопанный, а его телохранители-пастухи смеются. « Град не спрячешь, - сказал Кало. - Когда тебя ударяет, это видят все. О, Иисус, не стыдись ты этого, многие молят бога, чтобы послал им град. Тебе, парень, повезло».
То, про что Бунин написал рассказ «Солнечный удар», и то, что у французов зовется «coup de foudre» - удар молнии, любовь с первого взгляда, - на Сицилии про это говорят «тебя побил град». Град здесь, видимо, случается часто. Забегая вперед скажу, что на стенах домов тут пишут не то, что у нас, а только одно. TI AMO. Я люблю тебя. И еще иногда про политику, грубо.
Надо ехать, решила я. Такое место, что надо ехать.
ПЗ Старый Палермо
Из Рима до Палермо - около часа в воздухе. Но хотя расстояние и невелико, здесь все другое. Палермо состоит из двух частей. Одна - благополучная и чистенькая. А вот вторая, старый город … именно в нем и следует поселиться вдумчивому путешественнику. Снять квартирку, ощутить местный колорит.
А колорита здесь хватает. Я не буду говорить о памятниках архитектуры - любой путеводитель сделает это лучше меня, сообщив, что в Палермо много чего интересного осталось от норманнов, что в капелле Палатина (12 век) сохранились феерические мозаики и прочее в том же роде. Да, это все непременно надо увидеть. Но это не главное.
Старая часть Палермо - запущенная и благородно облезлая. В этом есть прелесть увядания - и что-то очень живое. В Палермо вы попадаете в неореализм, в 60-е, в черно-белое итальянское кино - при том, что город, раскаленный на солнце, яркий и пестрый.
Именно к пестрому и облезлому зданию, в котором вы сняли квартирку, привезет вас таксист. По дороге он спросит, кто вы и откуда, и начнет давать советы - где лучшие пляжи, а куда ходить не стоит, куда съездить и где тут кормят хорошо и дешево. Потом у него не окажется сдачи, он кинет открытую машину и побежит разменивать купюру к ближайшему ларьку, где что-то жарят-парят. Вернется он с разменом и с завернутыми в бумажку обжаренными во фритюре шариками вроде фалафеля, которыми он вас угостит. И укатит, оставив визитку.
Хозяин квартирки сообщит, что женат на русской, посоветует лучшие пляжи и опять-таки расскажет, где кормят хорошо и недорого.
И вы, бросив чемоданы, выйдете на раскаленную улицу, чтобы первым делом убедиться: кормят здесь везде и безостановочно. Прямо перед вашей дверью тот самый ларек: здесь жарят рыбу - чад и дымок - и здесь же, стоя, едят. Мальчик поливает из шланга загаженный чешуей асфальт. Вокруг - мужчины в растянутых футболках; похоже, тут у них клуб.
Дальше - ресторанная улица, а поскольку время обеденное, то все столы заняты, и над улицей стоит приторный запах запеченных морепродуктов. Рядом коричневый старик в дубленых морщинах вразвес торгует овощами. Вы купите у него того-сего-десятого, в чане у него жареные баклажаны с перцем, в другом - мелкие, чуть не с фасолину, и оглушительно пахнущие помидорчики. Он улыбнется в седые усы и даст вам попробовать. Вкус такой пронзительный, как будто в каждой собрано целое помидорное поле.
В соседней лавочке вы возьмете хлеба, такого, знаете, с грубой коркой, присыпанной снизу мукой, и пышной ноздреватой серединой. В другой - вина. Стоит оно тут копейки, пьется как вода, но будьте осторожны: жарко, и от него вас непременно разморит. Впрочем, оно и к лучшему: два часа пополудни - не время для прогулок.
Затем - козий сыр, сухой и твердый, и черные маслины. Все это нужно занести домой, плотно занавесить окна и включить кондиционер на полную мощность.
Сыр, хлеб, вино и эти острые, в уксусе, баклажаны. Под окнами гомон, из окон несет жареной рыбой, стены раскалены снаружи, в двадцати шагах море, на него страшно смотреть: такое оно ослепительно белое под этим почти африканским солнцем. Но вы почему-то чувствуете себя дома.
Когда зной относительно спадет, вы идете шататься по городу. Он похож на римский район Трастевере, только беднее и честнее. Смело сворачивайте в узкие темные переулки. Вы увидите мальчишек, которые играют в футбол посреди улицы, пожилых людей, которые вынесли прямо на улицу стулья и сидят себе судачат; одеты по-домашнему, кто-то чистит лук. Все нараспашку, и даже слишком: вот стена, в окна которой просвечивает синее небо. Только фасад, за ним ничего не осталось; земля за фасадом заросла высокой травой. Из темноты за распахнутыми деревянными воротами на вас фыркнет лошадь - тут ее держит местный извозчик. Вот на углу площади спорят, жестикулируя, местные старики разбойничьего вида.
Потом вам крупно повезет, и вы увидите местную свадьбу - нарядная толпа у собора, джентльмены в черных костюмах, с зализанными назад волосами и в темных очках, колоритные старики. Церковь так примерно 12-го века помнит норманнов, от них у нее остались странные, как половина яйца, розовые купола, стены грубые, сложенные из камня, а в ста метрах - двор, где сушат белье, черные тощие кошки роются в мусорных контейнерах, посреди двора - старая колонка для воды, с бронзовой ручкой, и опять сухая желтая трава, а на стенах - выцветшие плакаты с какими-то политическими деятелями.
Вокруг грандиозного Театро Массимо (оперный театр) - совсем другое: прекрасные отреставрированные здания, дорогие кафе, тут приятно сесть за белую скатерть и выпить холодного просекко. Но из этого чистого места вас быстро потянет обратно, в ваш пролетарский район.
Темнеет, дело к ночи. Спать? Это только отбивший все ноги турист ночью спит, а местная публика, наоборот, занимает все столы - простые, пластиковые, без скатертей - и пьет и ест, и над вашей улицей висит особенно выразительный в ночи запах жареной рыбы, кальмаров и бог знает чего еще. Но сил уже нет, вам остается только взять последнюю на сегодня бутылку белого - упаси боже пить красное в таком климате - и подняться с ней к себе.
ПЗ Дорогами мафии
Майкл Корлеоне, прогуливаясь с пастухами по окрестностям родного города, находил эту землю прекрасной. Подтверждаю: прекрасная. От вида окрестностей печально известного своим мафиозным прошлым Корлеоне захватывает дух. Даже атеист увидит здесь божественный замысел, абсолютную гармонию, участие лучших дизайнеров из высших сфер. Каждое дерево на единственно возможном месте, каждый поворот дороги открывает вам еще одну совершенную картину. Высокая трава уже не желтая, а золотая и шелковая. Небеса высоки и сини. Земля расчерчена на квадраты и трапеции: одни черные - тут выжигали траву, - одни зеленые - это виноградники, другие коричневые. Кривые оливковые деревья с серебряными листьями по краям дороги. Никого. Абсолютная пустота, ни встречных машин, ни людей. «Хочешь поснимать?» Хочу. Мы встаем у обочины, и ненадежный фиат внезапно глохнет. Тишина, только цикады вопят как бешеные. Я снимаю, сажусь в машину, машина не заводится. За бортом сорок, воды полбутылки, и долго ли мы продержимся живыми? Недели через две какой-нибудь пастух найдет три высушенные мумии вместо трех полнокровных московских путешественников.
Но машинка заводится, и можно снова вертеть головой. Поля бескрайние, в просвет между дальними горами видно пуховое пастельное море отчаянно аквамаринового, неприлично откровенного цвета. Я хочу это снять. Цикады орут, бессовестные, сейчас из кустов выйдет мафия, скажет "salve" (да, тут говорят "salve" вместо обычного итальянского «чао» или «бонджорно»), а дальше как сложится.
В Корлеоне вы приезжаете ровно в сьесту, когда почти все закрыто. Город как город, старый, чистенький, пустой. Только вон та гора и под ней вон то ущелье - но вы-то знаете, что туда сбрасывали трупы убитых. Мафия в этом городе вела себя скверно. А так - красиво, да, город как город.
В магазине сувениров за пару евро вы покупаете магнит - славный такой мафиозо, черные штаны, белая рубашка, лупара, кепка, бакенбарды. Можно ехать назад.
В аэропорту Палермо - терраса с видом на розовое в утренних лучах море. Сюда выходят покурить. Я курю и разглядываю железное ограждение, на котором бессчетные разы выцарапано вечное «ti amo» и имена, скажем, «Кармен + Джузеппе». Наивная попытка закрепить если не в вечности, то в аэропорту Палермо, перед лицом, так сказать, матери-Сицилии тот факт, что у Кармен и Джузеппе все серьезно. Мне тоже есть что выцарапать на прощанье, но я держусь.