Плеть, веревка, деревянный конь: преступление и наказание в британской армии в XVIII веке
В XVIII веке в британской армии большинство преступлений разбирались на уровне полка, в то время как Главный военный трибунал (General Courts Martial) привлекался только в случае действительно серьезных правонарушений - тех, которые могли повлечь за собой существенные наказания вплоть до смертной казни. К этой категории относились убийства, изнасилования, разбойные нападения и прочие преступления, относящиеся к уголовным в рамках гражданского права XVIII века. В британской армии указанного времени они рассматривались Главным военным трибуналом наряду с тяжкими военными преступлениями - мятежом, дезертирством и подобными.
Военно-полевой суд XVII века
Как уже было сказано, большинство правонарушений разбирались полковыми судами (Regimental Court) , однако мы практически ничего о них не знаем, поскольку письменных отчетов о прошедших заседаниях до нас дошло очень немного. До 1718 года правила и методы проведения заседаний полкового суда были расплывчатыми и неопределенными. В этом году была предпринята первая попытка кодифицировать процедуры полкового суда - было предписано, что суд может налагать телесные наказания за такие правонарушения как пренебрежение воинским долгом и недисциплинированное поведение на квартирах и в казарме. Кроме этого был установлен состав суда для каждого заседания - пять офицеров на комиссии (commissioned officers). Решение выносилось простым большинством голосов из этих пяти. При этом клятва, которую ранее мог давать офицер, привлекаемый в качестве судьи или присяжного, отзывалась в рамках дела полкового суда. Как заметил в те годы один военный прокурор (Judge Advocate), "с того времени заключенный более не имел выгоды от этого, и, как я могу сказать, брались во внимание только честность и непредвзятость". Тем не менее, эта реформа была еще далека от совершенства - помимо двух названных видов правонарушений (пренебрежение долгом и неподобающее поведение), юрисдикция полковых судов оставалась неопределенной, также не была нигде зафиксирована максимальная степень наказания, которую мог понести обвиняемый солдат. Таким образом, полковой суд проводился неформально относительно общей практики Главного военного трибунала и, тем более, гражданских судов.
Хотя изначально полковой суд был скорее средством юридической защиты прав солдат, с 1720-х годов он использовался для абсолютно разных целей. Так, например, 3 марта 1723 года военный прокурор генерал Хьюз написал военному министру, что стремление короны перераспределить судебные функции на полковые суды терпит крах из-за процедурных нарушений, регулярно допускаемых офицерами на этих судах. В частности, Хьюз отметил, что "офицеры судили дезертиров по статье о пренебрежении воинским долгом (очевидно, что это правонарушения разной тяжести, хоть и лежащие в одной плоскости - прим авт), в результате чего последние смогли избежать военного трибунала". Помимо этого, Хьюз указывал на то, что полковые суды "часто налагали такие немилосердные телесные наказания, которые сделали бы более желанным даже смертный приговор". Чтобы пресечь эту практику, генерал настоятельно просил военного министра "добиться распоряжения Его Величества о том, что никакое телесное наказание не может превышать 100 ударов у столба, за исключение случаев прямого указания Его Величества". Хьюз заметил также: "подобные инциденты вредны для войск Его Величества и, вероятно, вызывают порицания парламента. Его Величество, насколько я знаю, даже за самые тяжкие преступления против своей персоны не позволял Главному военному трибуналу выносить приговоры, заставлявшие людей страдать от такого сурового наказания, которое налагается этими полковыми судами". Таким образом, полковые суды нередко рассматривали правонарушения по менее тяжким статьям, чтобы не передавать дела на рассмотрение в Главный военный трибунал, однако наказания, выносимые ими, в итоге оказывались существенно тяжелее, чем предусматривала высшая инстанция. 31 октября 1729 года Хьюз написал военному министру Пэлэму: "Прошлым днем я выехал из города в бани, куда отправился для блага своего здоровья... глядя на плац я увидел солдата, привязанного к алебарде, и группу караульных вокруг него. Под барабанный бой ему всыпали 200 ударов плетью, и, как меня проинформировали несколькими днями позже, еще 200, а через несколько дней - еще 200, всего же 600, выполненных в 10 подходов. Я подал запрос, и был проинформирован, что это было сделано в соответствии с приговором полкового суда, состоявшегося в Тауэре, по делу некоего Дункана Шериза, капрала в роте полковника Гайза из Первого гвардейского пехотного полка, за то, что он в письме к полковнику Гайзу обвинил сержанта Синклера в том, что последний обманул полковника относительно наличия на смотре нескольких солдат, которых он не сумел обнаружить". Проще говоря, сержант не досчитался на смотре нескольких солдат, о чем солгал полковнику. Капрал, будучи младше сержанта по званию, в обход своего прямого командира доложил об этом полковнику, за что был приговорен к 600 ударам плетью - наказанию, явно существенно более суровому, чем предусматривает обычное нарушение субординации.
Хьюз сравнил дело капрала Шериза с еще одним случаем, рассмотренным незадолго до этого в Главном военном трибунале - некий Уильям Кларк был осужден за "преступление против Королевской семьи". Приговор, вынесенный Кларку, был уменьшен с 900 ударов плетью до 600 благодаря личному ходатайству короля. Когда же стали запрашивать результаты заседаний полковых судов, выяснилось, что дальнейший ход следовало дать лишь четырем делам - в остальных случаях наказание не соответствовало тяжести правонарушения. Хьюз предложил идею реформирования полковых судов - они должны были действовать в полном согласии с Главным военным трибуналом, а все их участников следовало обязать давать присягу, как это было принято во всех других британских судах. Что касается протоколов заседаний, то они тоже должны были составляться согласно всем правилам, дабы впоследствии их можно было прочесть. По замыслу генерала, такая стандартизации помогла бы сделать полковые заседания более справедливыми и упорядоченными.
При этом у старой системы 1718 года среди военных были свои сторонники, причем - по понятным причинам. Правила проведения полкового суда были формальностью, и это существенно развязывало руки офицерам, которые могли быть пристрастными и выносить приговоры по своему усмотрению. Вынесение дела на рассмотрение Главного военного трибунала означало слушание перед тринадцатью (вместо пяти) офицерами, к тому же - приведенными под присягу. Таким образом проще было осудить дезертира по статье "пренебрежение воинским долгом" и самолично вынести ему наказание. К тому же, все дела, рассматриваемые Главным военным трибуналом, должны были отправляться на подпись к Главному военному прокурору (Judge Advocate General) и королю. Предоставление же постороннему человеку, при этом являющемуся юристом, доступа к протоколам полковых судов в перспективе могло грозить многим их участникам дисциплинарными взысканиями и разжалованием, поскольку эту суды проводились с процессуальными нарушениями. Проще говоря, любая ревизия сверху могла повлечь за собой серьезные проблемы, поэтому противники реформирования практики полковых судов составляли реальную оппозицию Хьюзу и его сторонникам. Рассмотрение дел королем, обязательное для гражданского судопроизводства, означало гипотетическую возможность помилования или смягчения приговора для осужденных. Полковой суд же был способом выносить приговоры военнослужащим, зачастую с нарушением всех норм и даже в обход законности, и нередко мог являться даже сговором группы лиц, решавших свои частные проблемы.
В 1728 году в Военный кодекс (Articles of War) была внесена поправка, согласно которой полковой суд мог быть созван "в течение восьми дней максимум после ареста любого подобного правонарушителя". Следующая попытка обеспечить быстрое судебное разбирательство и избежать длительных сроков заключения для людей, чья вина еще не была доказана, была предпринята в редакции Кодекса от 1735 года - в частности, там говорилось, что суд мог быть осуществлен при наличии трех офицеров на комиссии в том случае, если не представлялось возможным найти пятерых, что было более желательно. Реальная польза для обвиняемого в этом смысле была весьма сомнительной. Единственная реальная защита для обвиняемого от возможного произвола полкового суда была предложена только в редакции Кодекса от 1736 года - в новой поправке утверждалось, что решение полкового суда не могло быть приведено в исполнение без окончательного одобрения полкового командира, который намеренно исключался из состава самого суда, дабы быть менее пристрастным.
Поскольку полковые суды практически не вели протоколов, было довольно сложно дать им оценку с точки зрения правовых институтов. Би Джей Риэлтон, занимавшийся этим вопросом во второй половине 30-х годов XVIII века, отмечал, что офицеры часто разбирали дела дезертиров на полковом уровне, полностью идя в разрез с военным правом того времени. Он писал: "они давали им выбор - или подвергнуться суровому наказанию, быть опозоренными и изгнанными из полка подобно ворам с веревкой на шее, или быть переведенными в какой-нибудь полк за границей".
Что касается жестокости наказания, то здесь порядки как Главного военного трибунала, так и полковых судов было весьма суровы, и не следует утверждать, что трибунал был более мягким - среди его приговоров встречались и наказания от тысячи до полутора тысяч ударов плетью. Однако, во-первых, заседания трибунала проходили согласно правилам, а во-вторых всегда существовала вероятность, что король снизит тяжесть приговора. В случае с полковыми судами, как мы уже отмечали, пересматривать дела было попросту некому. При этом соотношение правонарушения и тяжести наказания за него были не всегда понятными. Так, например, сержант Уильям Бриттон 24 апреля 1761 года был приговорен полковым судом к 500 ударам плетью за то, что отсутствовал в казармах, продавал оружие и растратил жалование, предназначенное для его подчиненных. В 1777 году Элайа Ривз получил 500 ударов плетью за то, что сходил в бордель к шлюхам, что было строжайше запрещено командованием. В 1770 году Джон Леджер был приговорен к 400 плетям за то, что ударил своего сержанта (что являлось тяжким преступлением и по-хорошему должно было рассматриваться трибуналом).
Деревянная лошадь
В то время как Главный военный трибунал использовал, по существу, лишь два вида наказания - различное количество ударов плетью или смертный приговор, полковые суды располагали куда более обширным списком. Пикетирование, например, представляло собой подвешивание солдата за руки над острым деревянным колышком, которого тот касался ногой. Иногда подобная экзекуция заканчивалась для осужденного пожизненной хромотой. Впрочем, нередко пикетированием называлась практика привязывать осужденного к двум скрещенным офицерским алебардам, дабы впоследствии нанести ему требуемое количество ударов плетью. Деревянная лошадь представляла собой перекладину, остро заточенную кверху. Осужденный должен был сидеть на этой "лошади" в течение установленного срока, нередко - с утяжелителями, привязанными к ногам. Весьма распространенным методом наказания был прогон сквозь строй - осужденный шел между двумя выстроенными друг напротив друга шеренгами солдат, каждый из которых наносил ему удар. Были известны случаи, когда подобное наказание заканчивалось смертью осужденного от полученных побоев.
Вот несколько примеров правонарушений и наказаний, назначенных полковыми судами в первой половине XVIII века:
22 июля 1722 года - Джон Фишер осужден за то, что напился и оскорблял офицеров. Приговор: прогон сквозь строй.
1 августа 1722 года - Уильям Дрейпер осужден за то, что дерзил офицеру. Приговор: один час деревянного коня.
1 августа 1722 года - Сэмюель Булл осужден за то, что самовольно покинул пост, на котором охранял пленного. Приговор: "езда" на деревянном коне с мушкетом в руках.
14 августа 1722 года - Чарльз Уэллор осужден за то, что продал галунную ленту со своей треуголки. Приговор: прогон сквозь строй два раза, затем был изгнан из расположения полка.
14 августа 1722 года - Эндрю Линден осужден за то, что ударил штыком в лицо человека. Приговор: оправдан (sic!)
14 августа 1722 года - Джон Хаббард и Роберт Андерсон осуждены за то, что не ночевали в лагере. Приговор: полчаса деревянного коня каждому.
14 августа 1722 года - Абрахам МакДэниел осужден за то, что оставил пост. Приговор: связать пятки и шею на четверть часа.
5 сентября 1722 года - Эдвард Вул осужден за то, что ударил офицера. Приговор: прогон сквозь строй по разу в течение трех дней.
5 сентября 1722 года - Томас Смит осужден за то, что ударил офицера. Приговор: попросить прощения на глазах у всего полка.
13 сентября 1722 года - Чарльз Брэди осужден за то, что обесчестил жену другого солдата. Приговор: битие древками офицерских алебард.
26 сентября 1722 года - Питер Олдфилд осужден за нападение на женщину. Приговор: прогон сквозь строй по разу в течение трех дней.
Как мы можем видеть, реальная тяжесть преступления не всегда была сопоставима с тяжестью наказания, а в разных случаях за одно и то же правонарушение могли быть вынесены разные приговоры. В связи с тем, что механизм проведения полковых заседаний не был регламентирован, а офицеры не давали присягу перед заседанием, осужденному в ходе этой "лотереи" оставалось уповать только на гуманность и лояльность офицеров, то есть - на человеческий фактор вместо строгого регламента, как это было положено, например, в гражданском судопроизводстве.
Естественным способом обжаловать приговоры полковых судов была апелляция в Главный военный трибунал, однако и эта процедура не была должны образом кодифицирована, поэтому военные юристы сами нередко не могли сформулировать точный перечень прав осужденного в вопросах апелляций. По некоторым сведениям, осужденный должен был предоставить апелляцию командиру полка, который в свою очередь уже решал, давать ей дальнейший ход в трибунал или нет. В 1778 году Главный военный прокурор Чарльз Гулд так описал ситуацию с солдатскими апелляциями: "Вопрос о том, в каких именно случаях апелляции из полкового суда в Главный военный трибунал допустимы и целесообразны не является в должной степени разрешенным, и, возможно, его решение не является целесообразным. Если же когда-нибудь буде решено, что апелляция возможна в любых случаях без разбора, то служба может быть затруднена из-за частоты заседаний Главного военного трибунала, или пострадает дисциплина, поскольку солдаты будут пользоваться правом на апелляцию просто для того, чтобы отсрочить день наказания. С другой стороны, если будет решено, что апелляции могут подаваться лишь в каких-то конкретных случаях, и ни в каких других, это может обернуться вредом для солдат, которые нынче надеются на какую-то защиту в виде идеи о том, что постановления полкового суда могут быть пересмотрены, и, если они (апелляции) составлены ненадлежащим образом их авторами, это может стать поводом к недопущению их на рассмотрение высшей инстанции. Похоже, что лучше всего будет, если данный вопрос останется в неопределенности, и каждое дело, которое появляется, должно базироваться на его собственных конкретных обстоятельствах".
Чарльз Гулд
Истолковывая витиеватую речь прокурора современным языком, военные сами не стремились придавать механизму подачи апелляции какую-то системность, потому что с одной стороны боялись, что солдаты завалят трибунал просьбами о пересмотрел дел, и тем самым парализуют армейскую судебную систему, а с другой неопределенность закона являлась лазейкой для некоторых военнослужащих, которые, по понятным причинам, не отличались юридической грамотностью - в случае кодификации данного положения неправильная форма апелляции стала бы поводом для полковых офицеров не пускать бумагу дальше. Поскольку такая ситуация была в интересах высшего командования, оно не спешило просвещать солдат на тему их прав в данном вопросе, если же какой-то военнослужащий все-таки составлял апелляцию и хотел направить ее в вышестоящую инстанцию, командование нередко объединяло силы с Главным военным прокурором чтобы аннулировать ее до заседания Главного военного трибунала. Например, в 1762 году был случай, когда осужденный Уильям Чедборн составил апелляцию после решения полкового суда, и уже известный нам Чарльз Гулд предложил "смягчить наказание в качестве акта милосердия со стороны Его Величества, дабы избежать обсуждения данного вопроса [на Главном военном трибунале]". Королевское помилование было распространенным явлением, и прокурор таким образом предлагал убить двух зайцев одним выстрелом - удовлетворить апелляцию фактически, не делая этого формально, и тем самым не создавая прецедент.
Пикетирование
В 1795 году военный прокурор Морган в письме генералу Джонстону указывал, что апелляции должны быть разрешены, если возникают сомнения, что преступление выходит за рамки юрисдикции полкового суда. Такие инициативы, однако, продолжали оставаться частными, поскольку военное командование и военная прокуратура не спешили кодифицировать процедуру апелляции, а те случаи, когда солдаты все-таки пытались обжаловать приговоры, нередко заканчивались для них плачевно, поскольку их жалобы намеренно признавались необоснованными.
Например, в 1765 году рядовой 71-го пехотного полка Уильям Тернер, находясь на краткосрочном отпуске, получил травму ноги. В полном соответствии с буквой закона, Тернер отправил к мировому судье, у которого получил разрешение на продление отпуска. Поправившись, рядовой вернулся в полк, где ему вскоре сообщили, что он не получит жалование за дополнительное время, проведенное в отпуске. Тернер попросил кого-то из своих знакомых составить жалобу в Военное министерство, о чем вскоре узнал его непосредственный командир капитан Норти, который накануне сказал рядовому, что тот "не получит ни фартинга (мелкая английская монета)". Норти пришел в ярость, и начал угрожать Тернеру трибуналом, если тот не оставит своих попыток "накапать" в министерство, между делом добавив, что он "скорее пошлет свою офицерскую комиссию к чертям, чем позволит солдату одержать над ним верх". В итоге Тернер предстал перед полковым судом под предводительством все того же капитана Норти, который вынес ему приговор в 400 ударов плетью. Тернер подал апелляцию в Главный военный трибунал, после чего капитан Норти и лейтенант Ган провели с ним беседу, в ходе которой доступно объяснили, что последствия жалобы могут быть еще хуже, и лучше бы рядовому смириться и просто принять положенное ему наказание. Тернер, однако, настоял на своем, заявив "пусть последствия будут такими, какими будут".
Пятки осужденного максимально близко подводились к его затылку со стороны спины, и таким образом связывались веревкой
При обычных обстоятельствах апелляция Тернера была бы отклонена, однако он написал еще и в Военное министерство, в результате чего просто замять дело было уже невозможно, и апелляции был дан ход. На заседании Тернер утверждал, что на него было оказано давление за то, что он решил обжаловать свой приговор. В общей сложности от отсидел под стражей девятнадцать недель, причем восемь из них - в бристольской тюрьме "Блэк Хоул" (Черная нора), где содержался в тесной камере. Ему не разрешалось встречаться или просто разговаривать с людьми без специального разрешения от капитана Норти или полковника его полка. На протяжении всего этого времени ему так и не сказали, за что конкретно он сидит.
В итоге трибунал постановил, что Тернер должен получить причитающуюся ему оплату за 15 дней, и что капитан Норти "ошибся" в своих действиях. В то же время, суд пришел к выводу, что Тернер "добивался пересмотра своего дела ненадлежащим образом, намеренно стремясь причинить вред персоне капитана Норти, проявляя наглость в отношении офицеров, которые вошли в совет по расследованию". За свои "злодеяния" рядовой Тернер был приговорен к 500 ударам плетью, в итоге приговор был смягчен королем, и солдат был с позором изгнан из полка.
Такое отношение со стороны командования можно объяснить естественную неприязнь офицеров к возмутителям спокойствия, которые, отстаивая свои права, могли нарушать привычный уклад вещей. С другой стороны, дело Тернера, который привлек к себе внимание военного министерства и добился рассмотрения своей апелляции, уже само по себе было прецедентом. Дело другого солдата, Александра Дункана, обернулось существенно хуже - он предстал перед трибуналом за то, что "отказался подчиниться приговору полкового суда и проявил жестокое и мятежное поведение". За сам факт подачи апелляции Дункан получил дополнительных 100 ударов плетью, причем данная инициатива была поддержана королем. В 1777 году Элайа Ривз (тот самый, который посещал бордель вопреки запрету), приговоренный к 500 ударам плетью, решил обжаловать приговор в Главном военном трибунале. Эта инициатива закончилась для него дополнительными 500 ударами, добавленными к первоначальному приговору. В 1772 году были осуждены пятеро солдат, пожаловавшихся командиру на то, что их не отпускают со службы после истечения срока в три года, на который они завербовались. Эти солдаты были переведены в другой полк, из-за чего полковник рассудил, что их готовность убыть за границу в составе другого подразделения аннулировала условия предыдущего контракта. Приговор полкового суда, постановивший оставить их на службе, был подтвержден Главным военным трибуналом, который помимо этого обязал солдат принести перед строем полка публичные извинения за безосновательную апелляцию. На их счастье результаты заседания трибунала легли на стол королю, который отменил приказ и распорядился уволить всех пятерых с военной службы, как они и хотели. 15 февраля 1750 года сержант Сэмюел Бергойн подал апелляцию в Главный военный трибунал с целью обжаловать приговор полкового суда, вынесенный ему за отлучку из расположения полка без разрешения и хулиганство - сержант нарисовал на стене дома местного жителя виселицу. Апелляция была удовлетворена, и наказание в 100 ударов плетью, наложенное на Бергойна, было снято. Сержант, однако, счел себя слишком везучим, и в том же году он опять вляпался в историю - в декабре Бергойн вновь пытался обжаловать приговор в вышестоящей инстанции, однако на этот раз трибунал не только оставил решение полкового суда в силе, но и добавил к наказанию 200 ударов плетью за "досадную и необоснованную" апелляцию. Если же говорить о соотношении вердиктов по апелляциям, то в подавляющем большинстве они были неудачными для подсудимых, и лишь усугубляли меру наказания.
Дети играют в полковой суд
Решение реформировать процедуру проведения полковых судов было принято парламентом лишь в 1805 году (и то - после бурных дискуссий) - офицеров обязали давать присягу, а все заседания должны были быть строго регламентированными. В первой половине XIX века солдат еще могла наказывать за апелляцию, но сделать это теперь можно было только по результатам отдельного заседания Главного военного трибунала, а не задним числом, как в предыдущие десятилетия. Так или иначе, это был существенный шаг вперед, и теперь осужденные знали свои права и могли защищаться - привилегия, которой были по факту лишены их коллеги в XVIII веке.
Военно-полевой суд XVII века
Как уже было сказано, большинство правонарушений разбирались полковыми судами (Regimental Court) , однако мы практически ничего о них не знаем, поскольку письменных отчетов о прошедших заседаниях до нас дошло очень немного. До 1718 года правила и методы проведения заседаний полкового суда были расплывчатыми и неопределенными. В этом году была предпринята первая попытка кодифицировать процедуры полкового суда - было предписано, что суд может налагать телесные наказания за такие правонарушения как пренебрежение воинским долгом и недисциплинированное поведение на квартирах и в казарме. Кроме этого был установлен состав суда для каждого заседания - пять офицеров на комиссии (commissioned officers). Решение выносилось простым большинством голосов из этих пяти. При этом клятва, которую ранее мог давать офицер, привлекаемый в качестве судьи или присяжного, отзывалась в рамках дела полкового суда. Как заметил в те годы один военный прокурор (Judge Advocate), "с того времени заключенный более не имел выгоды от этого, и, как я могу сказать, брались во внимание только честность и непредвзятость". Тем не менее, эта реформа была еще далека от совершенства - помимо двух названных видов правонарушений (пренебрежение долгом и неподобающее поведение), юрисдикция полковых судов оставалась неопределенной, также не была нигде зафиксирована максимальная степень наказания, которую мог понести обвиняемый солдат. Таким образом, полковой суд проводился неформально относительно общей практики Главного военного трибунала и, тем более, гражданских судов.
Хотя изначально полковой суд был скорее средством юридической защиты прав солдат, с 1720-х годов он использовался для абсолютно разных целей. Так, например, 3 марта 1723 года военный прокурор генерал Хьюз написал военному министру, что стремление короны перераспределить судебные функции на полковые суды терпит крах из-за процедурных нарушений, регулярно допускаемых офицерами на этих судах. В частности, Хьюз отметил, что "офицеры судили дезертиров по статье о пренебрежении воинским долгом (очевидно, что это правонарушения разной тяжести, хоть и лежащие в одной плоскости - прим авт), в результате чего последние смогли избежать военного трибунала". Помимо этого, Хьюз указывал на то, что полковые суды "часто налагали такие немилосердные телесные наказания, которые сделали бы более желанным даже смертный приговор". Чтобы пресечь эту практику, генерал настоятельно просил военного министра "добиться распоряжения Его Величества о том, что никакое телесное наказание не может превышать 100 ударов у столба, за исключение случаев прямого указания Его Величества". Хьюз заметил также: "подобные инциденты вредны для войск Его Величества и, вероятно, вызывают порицания парламента. Его Величество, насколько я знаю, даже за самые тяжкие преступления против своей персоны не позволял Главному военному трибуналу выносить приговоры, заставлявшие людей страдать от такого сурового наказания, которое налагается этими полковыми судами". Таким образом, полковые суды нередко рассматривали правонарушения по менее тяжким статьям, чтобы не передавать дела на рассмотрение в Главный военный трибунал, однако наказания, выносимые ими, в итоге оказывались существенно тяжелее, чем предусматривала высшая инстанция. 31 октября 1729 года Хьюз написал военному министру Пэлэму: "Прошлым днем я выехал из города в бани, куда отправился для блага своего здоровья... глядя на плац я увидел солдата, привязанного к алебарде, и группу караульных вокруг него. Под барабанный бой ему всыпали 200 ударов плетью, и, как меня проинформировали несколькими днями позже, еще 200, а через несколько дней - еще 200, всего же 600, выполненных в 10 подходов. Я подал запрос, и был проинформирован, что это было сделано в соответствии с приговором полкового суда, состоявшегося в Тауэре, по делу некоего Дункана Шериза, капрала в роте полковника Гайза из Первого гвардейского пехотного полка, за то, что он в письме к полковнику Гайзу обвинил сержанта Синклера в том, что последний обманул полковника относительно наличия на смотре нескольких солдат, которых он не сумел обнаружить". Проще говоря, сержант не досчитался на смотре нескольких солдат, о чем солгал полковнику. Капрал, будучи младше сержанта по званию, в обход своего прямого командира доложил об этом полковнику, за что был приговорен к 600 ударам плетью - наказанию, явно существенно более суровому, чем предусматривает обычное нарушение субординации.
Хьюз сравнил дело капрала Шериза с еще одним случаем, рассмотренным незадолго до этого в Главном военном трибунале - некий Уильям Кларк был осужден за "преступление против Королевской семьи". Приговор, вынесенный Кларку, был уменьшен с 900 ударов плетью до 600 благодаря личному ходатайству короля. Когда же стали запрашивать результаты заседаний полковых судов, выяснилось, что дальнейший ход следовало дать лишь четырем делам - в остальных случаях наказание не соответствовало тяжести правонарушения. Хьюз предложил идею реформирования полковых судов - они должны были действовать в полном согласии с Главным военным трибуналом, а все их участников следовало обязать давать присягу, как это было принято во всех других британских судах. Что касается протоколов заседаний, то они тоже должны были составляться согласно всем правилам, дабы впоследствии их можно было прочесть. По замыслу генерала, такая стандартизации помогла бы сделать полковые заседания более справедливыми и упорядоченными.
При этом у старой системы 1718 года среди военных были свои сторонники, причем - по понятным причинам. Правила проведения полкового суда были формальностью, и это существенно развязывало руки офицерам, которые могли быть пристрастными и выносить приговоры по своему усмотрению. Вынесение дела на рассмотрение Главного военного трибунала означало слушание перед тринадцатью (вместо пяти) офицерами, к тому же - приведенными под присягу. Таким образом проще было осудить дезертира по статье "пренебрежение воинским долгом" и самолично вынести ему наказание. К тому же, все дела, рассматриваемые Главным военным трибуналом, должны были отправляться на подпись к Главному военному прокурору (Judge Advocate General) и королю. Предоставление же постороннему человеку, при этом являющемуся юристом, доступа к протоколам полковых судов в перспективе могло грозить многим их участникам дисциплинарными взысканиями и разжалованием, поскольку эту суды проводились с процессуальными нарушениями. Проще говоря, любая ревизия сверху могла повлечь за собой серьезные проблемы, поэтому противники реформирования практики полковых судов составляли реальную оппозицию Хьюзу и его сторонникам. Рассмотрение дел королем, обязательное для гражданского судопроизводства, означало гипотетическую возможность помилования или смягчения приговора для осужденных. Полковой суд же был способом выносить приговоры военнослужащим, зачастую с нарушением всех норм и даже в обход законности, и нередко мог являться даже сговором группы лиц, решавших свои частные проблемы.
В 1728 году в Военный кодекс (Articles of War) была внесена поправка, согласно которой полковой суд мог быть созван "в течение восьми дней максимум после ареста любого подобного правонарушителя". Следующая попытка обеспечить быстрое судебное разбирательство и избежать длительных сроков заключения для людей, чья вина еще не была доказана, была предпринята в редакции Кодекса от 1735 года - в частности, там говорилось, что суд мог быть осуществлен при наличии трех офицеров на комиссии в том случае, если не представлялось возможным найти пятерых, что было более желательно. Реальная польза для обвиняемого в этом смысле была весьма сомнительной. Единственная реальная защита для обвиняемого от возможного произвола полкового суда была предложена только в редакции Кодекса от 1736 года - в новой поправке утверждалось, что решение полкового суда не могло быть приведено в исполнение без окончательного одобрения полкового командира, который намеренно исключался из состава самого суда, дабы быть менее пристрастным.
Поскольку полковые суды практически не вели протоколов, было довольно сложно дать им оценку с точки зрения правовых институтов. Би Джей Риэлтон, занимавшийся этим вопросом во второй половине 30-х годов XVIII века, отмечал, что офицеры часто разбирали дела дезертиров на полковом уровне, полностью идя в разрез с военным правом того времени. Он писал: "они давали им выбор - или подвергнуться суровому наказанию, быть опозоренными и изгнанными из полка подобно ворам с веревкой на шее, или быть переведенными в какой-нибудь полк за границей".
Что касается жестокости наказания, то здесь порядки как Главного военного трибунала, так и полковых судов было весьма суровы, и не следует утверждать, что трибунал был более мягким - среди его приговоров встречались и наказания от тысячи до полутора тысяч ударов плетью. Однако, во-первых, заседания трибунала проходили согласно правилам, а во-вторых всегда существовала вероятность, что король снизит тяжесть приговора. В случае с полковыми судами, как мы уже отмечали, пересматривать дела было попросту некому. При этом соотношение правонарушения и тяжести наказания за него были не всегда понятными. Так, например, сержант Уильям Бриттон 24 апреля 1761 года был приговорен полковым судом к 500 ударам плетью за то, что отсутствовал в казармах, продавал оружие и растратил жалование, предназначенное для его подчиненных. В 1777 году Элайа Ривз получил 500 ударов плетью за то, что сходил в бордель к шлюхам, что было строжайше запрещено командованием. В 1770 году Джон Леджер был приговорен к 400 плетям за то, что ударил своего сержанта (что являлось тяжким преступлением и по-хорошему должно было рассматриваться трибуналом).
Деревянная лошадь
В то время как Главный военный трибунал использовал, по существу, лишь два вида наказания - различное количество ударов плетью или смертный приговор, полковые суды располагали куда более обширным списком. Пикетирование, например, представляло собой подвешивание солдата за руки над острым деревянным колышком, которого тот касался ногой. Иногда подобная экзекуция заканчивалась для осужденного пожизненной хромотой. Впрочем, нередко пикетированием называлась практика привязывать осужденного к двум скрещенным офицерским алебардам, дабы впоследствии нанести ему требуемое количество ударов плетью. Деревянная лошадь представляла собой перекладину, остро заточенную кверху. Осужденный должен был сидеть на этой "лошади" в течение установленного срока, нередко - с утяжелителями, привязанными к ногам. Весьма распространенным методом наказания был прогон сквозь строй - осужденный шел между двумя выстроенными друг напротив друга шеренгами солдат, каждый из которых наносил ему удар. Были известны случаи, когда подобное наказание заканчивалось смертью осужденного от полученных побоев.
Вот несколько примеров правонарушений и наказаний, назначенных полковыми судами в первой половине XVIII века:
22 июля 1722 года - Джон Фишер осужден за то, что напился и оскорблял офицеров. Приговор: прогон сквозь строй.
1 августа 1722 года - Уильям Дрейпер осужден за то, что дерзил офицеру. Приговор: один час деревянного коня.
1 августа 1722 года - Сэмюель Булл осужден за то, что самовольно покинул пост, на котором охранял пленного. Приговор: "езда" на деревянном коне с мушкетом в руках.
14 августа 1722 года - Чарльз Уэллор осужден за то, что продал галунную ленту со своей треуголки. Приговор: прогон сквозь строй два раза, затем был изгнан из расположения полка.
14 августа 1722 года - Эндрю Линден осужден за то, что ударил штыком в лицо человека. Приговор: оправдан (sic!)
14 августа 1722 года - Джон Хаббард и Роберт Андерсон осуждены за то, что не ночевали в лагере. Приговор: полчаса деревянного коня каждому.
14 августа 1722 года - Абрахам МакДэниел осужден за то, что оставил пост. Приговор: связать пятки и шею на четверть часа.
5 сентября 1722 года - Эдвард Вул осужден за то, что ударил офицера. Приговор: прогон сквозь строй по разу в течение трех дней.
5 сентября 1722 года - Томас Смит осужден за то, что ударил офицера. Приговор: попросить прощения на глазах у всего полка.
13 сентября 1722 года - Чарльз Брэди осужден за то, что обесчестил жену другого солдата. Приговор: битие древками офицерских алебард.
26 сентября 1722 года - Питер Олдфилд осужден за нападение на женщину. Приговор: прогон сквозь строй по разу в течение трех дней.
Как мы можем видеть, реальная тяжесть преступления не всегда была сопоставима с тяжестью наказания, а в разных случаях за одно и то же правонарушение могли быть вынесены разные приговоры. В связи с тем, что механизм проведения полковых заседаний не был регламентирован, а офицеры не давали присягу перед заседанием, осужденному в ходе этой "лотереи" оставалось уповать только на гуманность и лояльность офицеров, то есть - на человеческий фактор вместо строгого регламента, как это было положено, например, в гражданском судопроизводстве.
Естественным способом обжаловать приговоры полковых судов была апелляция в Главный военный трибунал, однако и эта процедура не была должны образом кодифицирована, поэтому военные юристы сами нередко не могли сформулировать точный перечень прав осужденного в вопросах апелляций. По некоторым сведениям, осужденный должен был предоставить апелляцию командиру полка, который в свою очередь уже решал, давать ей дальнейший ход в трибунал или нет. В 1778 году Главный военный прокурор Чарльз Гулд так описал ситуацию с солдатскими апелляциями: "Вопрос о том, в каких именно случаях апелляции из полкового суда в Главный военный трибунал допустимы и целесообразны не является в должной степени разрешенным, и, возможно, его решение не является целесообразным. Если же когда-нибудь буде решено, что апелляция возможна в любых случаях без разбора, то служба может быть затруднена из-за частоты заседаний Главного военного трибунала, или пострадает дисциплина, поскольку солдаты будут пользоваться правом на апелляцию просто для того, чтобы отсрочить день наказания. С другой стороны, если будет решено, что апелляции могут подаваться лишь в каких-то конкретных случаях, и ни в каких других, это может обернуться вредом для солдат, которые нынче надеются на какую-то защиту в виде идеи о том, что постановления полкового суда могут быть пересмотрены, и, если они (апелляции) составлены ненадлежащим образом их авторами, это может стать поводом к недопущению их на рассмотрение высшей инстанции. Похоже, что лучше всего будет, если данный вопрос останется в неопределенности, и каждое дело, которое появляется, должно базироваться на его собственных конкретных обстоятельствах".
Чарльз Гулд
Истолковывая витиеватую речь прокурора современным языком, военные сами не стремились придавать механизму подачи апелляции какую-то системность, потому что с одной стороны боялись, что солдаты завалят трибунал просьбами о пересмотрел дел, и тем самым парализуют армейскую судебную систему, а с другой неопределенность закона являлась лазейкой для некоторых военнослужащих, которые, по понятным причинам, не отличались юридической грамотностью - в случае кодификации данного положения неправильная форма апелляции стала бы поводом для полковых офицеров не пускать бумагу дальше. Поскольку такая ситуация была в интересах высшего командования, оно не спешило просвещать солдат на тему их прав в данном вопросе, если же какой-то военнослужащий все-таки составлял апелляцию и хотел направить ее в вышестоящую инстанцию, командование нередко объединяло силы с Главным военным прокурором чтобы аннулировать ее до заседания Главного военного трибунала. Например, в 1762 году был случай, когда осужденный Уильям Чедборн составил апелляцию после решения полкового суда, и уже известный нам Чарльз Гулд предложил "смягчить наказание в качестве акта милосердия со стороны Его Величества, дабы избежать обсуждения данного вопроса [на Главном военном трибунале]". Королевское помилование было распространенным явлением, и прокурор таким образом предлагал убить двух зайцев одним выстрелом - удовлетворить апелляцию фактически, не делая этого формально, и тем самым не создавая прецедент.
Пикетирование
В 1795 году военный прокурор Морган в письме генералу Джонстону указывал, что апелляции должны быть разрешены, если возникают сомнения, что преступление выходит за рамки юрисдикции полкового суда. Такие инициативы, однако, продолжали оставаться частными, поскольку военное командование и военная прокуратура не спешили кодифицировать процедуру апелляции, а те случаи, когда солдаты все-таки пытались обжаловать приговоры, нередко заканчивались для них плачевно, поскольку их жалобы намеренно признавались необоснованными.
Например, в 1765 году рядовой 71-го пехотного полка Уильям Тернер, находясь на краткосрочном отпуске, получил травму ноги. В полном соответствии с буквой закона, Тернер отправил к мировому судье, у которого получил разрешение на продление отпуска. Поправившись, рядовой вернулся в полк, где ему вскоре сообщили, что он не получит жалование за дополнительное время, проведенное в отпуске. Тернер попросил кого-то из своих знакомых составить жалобу в Военное министерство, о чем вскоре узнал его непосредственный командир капитан Норти, который накануне сказал рядовому, что тот "не получит ни фартинга (мелкая английская монета)". Норти пришел в ярость, и начал угрожать Тернеру трибуналом, если тот не оставит своих попыток "накапать" в министерство, между делом добавив, что он "скорее пошлет свою офицерскую комиссию к чертям, чем позволит солдату одержать над ним верх". В итоге Тернер предстал перед полковым судом под предводительством все того же капитана Норти, который вынес ему приговор в 400 ударов плетью. Тернер подал апелляцию в Главный военный трибунал, после чего капитан Норти и лейтенант Ган провели с ним беседу, в ходе которой доступно объяснили, что последствия жалобы могут быть еще хуже, и лучше бы рядовому смириться и просто принять положенное ему наказание. Тернер, однако, настоял на своем, заявив "пусть последствия будут такими, какими будут".
Пятки осужденного максимально близко подводились к его затылку со стороны спины, и таким образом связывались веревкой
При обычных обстоятельствах апелляция Тернера была бы отклонена, однако он написал еще и в Военное министерство, в результате чего просто замять дело было уже невозможно, и апелляции был дан ход. На заседании Тернер утверждал, что на него было оказано давление за то, что он решил обжаловать свой приговор. В общей сложности от отсидел под стражей девятнадцать недель, причем восемь из них - в бристольской тюрьме "Блэк Хоул" (Черная нора), где содержался в тесной камере. Ему не разрешалось встречаться или просто разговаривать с людьми без специального разрешения от капитана Норти или полковника его полка. На протяжении всего этого времени ему так и не сказали, за что конкретно он сидит.
В итоге трибунал постановил, что Тернер должен получить причитающуюся ему оплату за 15 дней, и что капитан Норти "ошибся" в своих действиях. В то же время, суд пришел к выводу, что Тернер "добивался пересмотра своего дела ненадлежащим образом, намеренно стремясь причинить вред персоне капитана Норти, проявляя наглость в отношении офицеров, которые вошли в совет по расследованию". За свои "злодеяния" рядовой Тернер был приговорен к 500 ударам плетью, в итоге приговор был смягчен королем, и солдат был с позором изгнан из полка.
Такое отношение со стороны командования можно объяснить естественную неприязнь офицеров к возмутителям спокойствия, которые, отстаивая свои права, могли нарушать привычный уклад вещей. С другой стороны, дело Тернера, который привлек к себе внимание военного министерства и добился рассмотрения своей апелляции, уже само по себе было прецедентом. Дело другого солдата, Александра Дункана, обернулось существенно хуже - он предстал перед трибуналом за то, что "отказался подчиниться приговору полкового суда и проявил жестокое и мятежное поведение". За сам факт подачи апелляции Дункан получил дополнительных 100 ударов плетью, причем данная инициатива была поддержана королем. В 1777 году Элайа Ривз (тот самый, который посещал бордель вопреки запрету), приговоренный к 500 ударам плетью, решил обжаловать приговор в Главном военном трибунале. Эта инициатива закончилась для него дополнительными 500 ударами, добавленными к первоначальному приговору. В 1772 году были осуждены пятеро солдат, пожаловавшихся командиру на то, что их не отпускают со службы после истечения срока в три года, на который они завербовались. Эти солдаты были переведены в другой полк, из-за чего полковник рассудил, что их готовность убыть за границу в составе другого подразделения аннулировала условия предыдущего контракта. Приговор полкового суда, постановивший оставить их на службе, был подтвержден Главным военным трибуналом, который помимо этого обязал солдат принести перед строем полка публичные извинения за безосновательную апелляцию. На их счастье результаты заседания трибунала легли на стол королю, который отменил приказ и распорядился уволить всех пятерых с военной службы, как они и хотели. 15 февраля 1750 года сержант Сэмюел Бергойн подал апелляцию в Главный военный трибунал с целью обжаловать приговор полкового суда, вынесенный ему за отлучку из расположения полка без разрешения и хулиганство - сержант нарисовал на стене дома местного жителя виселицу. Апелляция была удовлетворена, и наказание в 100 ударов плетью, наложенное на Бергойна, было снято. Сержант, однако, счел себя слишком везучим, и в том же году он опять вляпался в историю - в декабре Бергойн вновь пытался обжаловать приговор в вышестоящей инстанции, однако на этот раз трибунал не только оставил решение полкового суда в силе, но и добавил к наказанию 200 ударов плетью за "досадную и необоснованную" апелляцию. Если же говорить о соотношении вердиктов по апелляциям, то в подавляющем большинстве они были неудачными для подсудимых, и лишь усугубляли меру наказания.
Дети играют в полковой суд
Решение реформировать процедуру проведения полковых судов было принято парламентом лишь в 1805 году (и то - после бурных дискуссий) - офицеров обязали давать присягу, а все заседания должны были быть строго регламентированными. В первой половине XIX века солдат еще могла наказывать за апелляцию, но сделать это теперь можно было только по результатам отдельного заседания Главного военного трибунала, а не задним числом, как в предыдущие десятилетия. Так или иначе, это был существенный шаг вперед, и теперь осужденные знали свои права и могли защищаться - привилегия, которой были по факту лишены их коллеги в XVIII веке.