и.а.ильин и "правда о религии в ссср"
В одной из разрозненных мемуарных заметок И.А.Ильин рассказывал:
В ноябре 1943 г. на пятый год моей жизни в Цолликоне Георгий Павлович Брюшвейлер, швейцарец, родившийся и учившийся в Москве, сын московского реформированного суперинтендента, доселе мне незнакомый, но вспоминавший меня, как московский студент московского профессора, позвонил мне по телефону из Берна, просил свидания и посетил меня несколько раз. Он жил в Германии и служил в каких-то (точно не знаю, каких) организациях национал-социалистов, бывал в оккупированной России, рыскал по всей Германии, много рассказывал конкретного и привозил фотографические снимки.
На первый раз он звал меня переехать в Германию и вступить в "Правительство" генерала А. А. Власова. Впечатление у меня было такое, что этот шаг был ему подсказан влиятельными германскими чиновниками из не национал-социалистов.
Я выслушал его спокойно и дал категорический отказ. Я изложил мои доводы: объективные и субъективные.
Объективные. 1. Германия, как и следовало ожидать, безнадежно проиграла войну: это гиблое место, тонущий корабль; это не место для политической акции (он этого еще не понимал и был потрясен).
2. После того, что нац[ионал]-соц[иалистическая] Германия (да и вообще вся Германия) совершила в эту войну по отношению к России и русским, связываться с нею, доверять ей, ждать от нее чего-либо для России совершенно невозможно, наивно и нелепо: она показала себя русским "врагом № 1"…
3. Власова не знаю. Доверять ему в его отношениях к Германии, к России и к большевикам не имею никаких оснований. Если он, выручая своих солдат, лезет в петлю национального компромисса - то это понятно. Но другим пачкаться этой петлей нелепо. Все это обреченное.
Субъективные. 1. Я не политик, и меня честолюбие не томит и не соблазняет.
2. У меня несколько начатых книг, которыми я повинен России. Я молю Бога дать мне возможность завершить их; и на другие пути не пойду.
В 1944 г. он привез мне целые картоны рукописей, написанных новыми русскими эмигрантами в Германии по поручению каких-то германских министерств: разоблачение большевистской лжи по церковному вопросу в России. Он обратился ко мне с просьбой германских (не нацистских) чиновников проредактировать эти рукописи по моему усмотрению, отобрать, написать предисловие и напечатать.
Я сразу решил, что этого не сделаю, но ознакомиться не отказался. Я прочел предисловие митрополита Сергия, экзарха балтийского, в котором он простым указанием элементарных ошибок "Сергие-Патриаршей" книги разоблачает весь фальсификат (Дмитрий Донской в предисловии назван будто бы "Патриархом" - "святым", - но никогда им не был; след[овательно], Сергий не писал этого предисловия; да и вся книга написана гепеуками!); я просмотрел еще одну или две статьи - и понял, что этим авторам доверять нельзя. Через неделю Георгий Павлович был опять у меня, и я категорически отказался.
- Почему?
- Эти люди мне неизвестны. Одни из них могут врать, угождая немцам. Другие - просто чтобы прокормиться. Третьи - по поручению Гепеу для дезинформации и позднейшего
разоблачения большевиками. Проверить их я отсюда не могу. Исправить тоже не могу. Брать на себя ответственность за такой сборник немыслимо. Когда я редактировал сборник "Welt vor dem Abgrund" - я отобрал людей, заслуживающих доверия; я связал их автентическими источниками и ссылками. А здесь - все втемную. Однако, если бы не эти соображения, то я apriori не могу и не хочу варить дело за Россию - с немцами, так себя в войне показавшими.
Я советовал Брюшвейлеру передать картоны с рукописями в архив Ю.И.Лодыженского, что он и сделал. Лодыженский не захотел или не смог использовать их.
Однако через несколько месяцев Ю.И.Лодыженский при свидании в Цюрихе спросил меня несколько раздраженным голосом: "Скажите, пожалуйста, И[ван] А[лександрович], почему это немцы так вас уважают и ценят?". Вопрос мне не понравился: в нем слышалось добавочное: "а меня-нет!". Я ответил очень сухо: "Меня это не интересует, как они ко мне относятся; для меня гораздо важнее, как я к ним отношусь - а я им ни в чем не сотрудник и доверия к ним не питаю никакого".
Немцы вообще не уважают того, кто перед ними стелется, заискивает, ищет контакта, просит помощи или денег. Живя в Германии, я предоставлял им гонорировать мой труд, если считал этот труд нравственно и патриотически приемлемым для себя; но всегда держался совершенно независимо и никогда ни о чем не просил. Лодыженскому же всегда была свойственна иная манера.
Один немец из России, изучив своих сородичей, сказал мне еще в Берлине: "Германец вежлив и любезен только с тем, кто дает ему пинки ногою". Это грубо сказано. Но с унижающимся просителем германец всегда будет презрителен.
Замечательно, что эти рукописи пропали потом. Ю. И. Лодыженский взялся за них, получил гонорар 1000 франков, кому-то что-то "поручил" - и все пропало. Брюшвейлер напрасно добивался их возвращения авторам и жаловался на Лодыженского, что он, по собственному признанию, затратил 1000 франков на спасение брата. Напрасно я требовал от Лодыженского возврата этих рукописей - во имя чести и честности. Напрасно приезжали делегаты авторской группы (после войны). Лодыженский уверял, что он отдал оба картона Брюшвейлеру. Не передал ли он их своим друзьям-католикам?
В с/с Ильина (т.12) эта заметка снабжена следующим комментарием:
Брюшвейлер Георгий Павлович - швейцарский журналист. Его отец Павел Иванович Брюшвейлер родился в Швейцарии в 1870 г., приехал в Москву в 1894 г. и был настоятелем Евангельско-Реформатской церкви в Москве на Трехсвятительском Малом переулке. Прослужил до 1918 г., окармляя довольно большую немецко-французскую общину. В 1919 г. вернулся в Швейцарию, где умер в 1947г. Был человеком сурового нрава.
Вот воспоминания о его сыне немецкого журналиста Глеба Рара:
"У нас в Бреславле он [Г.Брюшвейлер] появился в первой половине 1944 года по рекомендации берлинского центра НТС (Байда[ла]ков, Брунст, Поремский). Говорили тогда не только, что отец его был реформаторским пастором, но и он сам, что, в общем, может точно выяснить пастор Фосс. Но и "духовный сан", и карточка журналиста (весьма мало пишущего!) были скорее прикрытием для его политической деятельности, может быть проводимой с ведома и во взаимодействии с швейцарской разведкой. Но имея дело с ним, нельзя было усомниться в его искреннем русофильстве и желании помочь Освободительному движению.
Не помню по чьей это было инициативе, но я совершил с Брюшвейлером поездку из Бреславля на поезде в город Heidebreck. Это - в Верхней Силезии. Как город теперь называется по-польски - не знаю. Это был крупный центр военной (кажется, в основном - химической) промышленности, отстроенный после захвата Верхней Силезии Германией в 1939 году. Там работало немало русских специалистов и ученых, в частности те, кто в двух вагонах был эвакуирован из Ленинграда сразу после окончания блокады и вывезен на северный Кавказ. Там немцы их и захватили в Пятигорске. Фамилии ученых, которых помню: Кельзи, Ефремов, Бровцын. Последний, вероятно, еще жив и живет в Вашингтоне. По указанию НТС я с 1943 года работал с этими профессорами. стараясь привлечь их в НТС. Помню, Ефремов отказался, с горечью заявив, что "теперь уже поздно". Бровцын поддерживал связь, но от формального вступления в НТС отказался (жена, дочка!). Поэтому он и не был арестован в июне 1944 года, когда всех нас посадили.
И вот насколько я помню, я Брюшвейлера возил в Хейдебрек именно для встречи с этой группой профессоров и ученых. Может быть, Борис Бровцын вспомнит? Вероятно, тогда же это и было, что Ефремов сказал: "слишком поздно"
Помню почему-то и одну деталь разговора с Брюшвейлером в поезде. Он мне рассказал: "После высадки союзников на юге Италии Гитлер решил оккупировать Швейцарию, чтобы беспрепятственно снабжать свои войска на юге. Швейцарская разведка об этом узнала. Швейцарцы для вида проявили интерес к новейшим немецким танкам и выразили желание купить их в обмен на какие-то цветные металлы, которых у немцев не было. Образцы танков прибыли, и швейцарцы их испробовали. Все было замечательно, но в конце испытании швейцарцы пожелали обстрелять танки из противотанковых орудий. Немцы не только согласились, но и хотели остаться в танках во время стрельбы, настолько, мол, они крепки и надежны. Но немцы не знали, что швейцарский завод Oerlikon выпустил новые противотанковые пушки. Швейцарцы попросили все-таки немецких офицеров вылезти из танков, а потом в несколько минут расстреляли танки в пух и прах. Узнав об этом, Гитлер, якобы, и отказался от мысли захватить Швейцарию.
Почему-то я хорошо запомнил и саму эту историю, и то. что рассказал мне ее именно Брюшвейлер в затемненном поезде не то по пути в Хейдебрек, не то по пути обратно.
Это было незадолго до арестов членов НТС, которые начались 12 июня 1944 года. Скорее всего - в мае.
О непосредственных встречах Брюшвейлера с Власовым я точно ничего не знаю. Если первые из них были уже в 1943 году, то в отношении И. А. Ильина Власов мог выразить просьбу о составлении для Освободительного движения книги или брошюры типа "Основы борьбы за национальную Россию", выпущенной в 1938 году. Если же были встречи и в 1944 - 1945 годах, то могла идти речь и о приглашении И.А.Ильина в состав Комитета Освобождения Народов России. Параллельно велись также переговоры с Б. П. Вышеславцевым (не знаю, через Брюшвейлера ли). И тот - под псевдонимом Б. Петров - принял ведь участие в организованном КОНР конкурсе по составлению брошюры с критикой марксизма, и получил, кажется, первую премию. "Нищета марксизма" была после войны напечатана "Посевом" - первое издание под псевдонимом, а потом уже под настоящей фамилией "Вышеславцев".
Почему И. А. Ильин не принял участия в поддержке Освободительного движения? В отличие от рядовых Иван Александрович еще до своего бегства из Берлина полностью раскусил сущность нацизма и не считал для себя возможным сотрудничать с немцами даже косвенно". (Из письма Глеба Рара к А.Е.Климову от 26.08.1997)
Несколько уточнений.
1. И.А.Ильин ошибался, считая, что Г.Брюшвейлер был связан с ненацистскими немецкими чиновниками. Брюшвейлер служил в айнзацштабе Розенберга, структуре вполне пронацистской и ни в какой особой фронде не замеченной. В ЦДАВО сохранилась часть личного дела Г.Брюшвейлера. На 11.05.42 он состоял переводчиком при комендатуре г.Николаева (завидная прыть для швейцарского гражданина). Айнзацштаб забирает его в Киев, но уже в сентябре 1942-го служба Брюшвейлера в Киеве заканчивается. Причиной стала, очевидно, ссора с начальством, а поводом то, что Брюшвейлер провел ночь у юной немецкой сотрудницы айнзацштаба, но всячески это отрицал, выгораживая даму. Будучи однако прижат к стенке (дама созналась), он "использовал для своего оправдания такие методы, которые заставили" начальство "немедленно поставить его на место и сообщить о расторжении трудового соглашения".
Покинув Киев с волчьим билетом, Брюшвейлер тем не менее остался в айнзацштабе, его взял в свой берлинский отдел Вольдемар Райхардт, как и Брюшвейлер, родившийся в России. До службы в айнзацштабе Райхардт был умеренно известным писателем. В отделе Райхардта Брюшвейлер курировал вопросы, связанные с культурой и свободой совести в СССР.
В июле 1943-го группа айнзацштаба, работавшая в Орле, нашла у одного немецкого офицера изданную Московской Патриархией годом раньше книгу "Правда о религии в СССР". Книга была срочно переправлена в Берлин.
В айнзацштабе родилась идея: используя наработки своих русских сотрудников написать контрпропагандную книгу о том, как на самом деле обстоят в СССР дела с религией. С помощью сохранившихся документов можно уточнить датировку событий, описанных И.А.Ильиным и Г.А.Раром.
2. Поездка Брюшвейлера в Хейдебрек состоялась не в мае 1944-го, а 5 ноября 1943-го. Речь на ней шла как раз о подготовке материалов для контрпропагандной книги о религии. Были розданы задания, в т.ч. проф.Кельзи и Ефремову.
Через неделю "проф. Кельзи, проф. Чураев, доцент Ефремов и писатель Аркадий Александров" в сопровождении Брюшвейлера выехали в Берлин, где совещания об издании книжки продолжались. В культурную программу входили посещения театра, православной церкви и оперы "Мадам Баттерфляй" на Унтер-ден-Линден.
В итоговый вариант рукописи книги, однако, материалы ленинградских ученых не вошли или вошли в незначительном количестве (т.к. большая часть материалов рукописи не подписана, точно идентифицировать авторство отдельных глав не представляется возможным).
3. Поездка Брюшвейлера к Ильину с рукописью книги состоялась в апреле 1944г.
К этому времени было решено сделать две редакции рукописи: редакция A должна была быть представлена в МИД и после получения разрешения напечатана в Германии. Редакцию S планировали напечатать в Швейцарии и именно ее выпуск Брюшвейлер хотел поручить Ильину.
То, что в руках у Ильина была рукопись именно этой книги, не вызывает сомнений: упоминание Дмитрия Донского в указанном Ильиным контексте действительно присутствует в статье экзарха Сергия.
Если считать, что Ильин "просмотрел еще одну или две статьи" в начале книги, то возможно это были статьи проф.Сошальского, священника Каменцева или проф.Штеппы.
По иронии судьбы, утверждение Ильина "эти люди мне неизвестны" неверно, он должен был знать проф.Д.П.Кончаловского по Московскому университету. Но, разумеется, Ильин не догадывался, что тот скрывается под псевдонимом Сошальский.
Брюшвейлер задержался в Швейцарии на два месяца. 31 мая Райхардт сообщал, что ожидает его возвращения со дня на день, но через неделю тот должен снова вернуться в Швейцарию. Что, видимо, и произошло, т.к. в августе 1944-го Брюшвейлер "пребывал заграницей".
Контрпропагандная книга "Правда о религии в СССР: исповедь русских патриотов" так и не была издана ни в редакции A, ни в редакции S. Ее полный немецкий перевод хранится в бундесархиве среди материалов айнзацштаба.
4. Остался вопрос о разговоре Брюшвейлера и Ильина относительно вступления последнего в "Правительство" Власова. Датировка Ильиным этой беседы, как состоявшейся в ноябре 1943-го вызывает большие сомнения. Во-первых, как мы видели выше, большую часть ноября 1943-го Брюшвейлер разъезжал между Бреслау и Берлином. Во-вторых, в ноябре 1943-го власовское движение находилось в упадке и никаких предложений о создании "правительства" (а уж тем более, исходящих из розенберговского ведомства) делаться не могло. Вряд ли Брюшвейлер предлагал подобное на собственный страх и риск, ведь в Берлине это запросто могли бы расценить как измену.
Более того, как мы увидим ниже, на тот момент Брюшвейлер даже не знал Власова.
Логичнее (вслед за Г.А.Раром) предположить, что подобное предложение было сделано перед провозглашением Манифеста КОНР или сразу после него, т.е. в ноябре 1944-го.
Возможна и еще более поздняя датировка. По воспоминаниям Ю.Жеребкова:
В конце января 1945 года я встретился в Берлине со швейцарским журналистом Георгием Брюшвейлером, родившимся в Москве, который просил меня представить его Власову. До его посещения Андрея Андреевича, я имел с ним конфиденциальный разговор, приведший к его обещанию помочь Освободительному Движению. По возвращении в Швейцарию, он должен был, при посредстве своих крупных связей, переправить англо-американскому Главному Командованию меморандум о Движении и, кроме того, подготовить почву для непосредственного контакта КОНРа с западными союзниками. Во время приема у Власова, Брюшвейлер обещал поместить ряд статей в "Нейе Цюрихер Цайтунг", правильно освещающих Освободительное Движение. Четвертого или пятого февраля он, с данным ему материалом, выехал в Швейцарию. Поскольку мне известно, в "Цюрихер Цайтунг" статей помещено не было.
После войны у Брюшвейлера возникли некоторые проблемы со швейцарским правосудием. В частности, полиция по наводке американцев обнаружила украшения венгерского эрцгерцога Альбрехта, тесно сотрудничавшего с нацистами. Эти украшения были контрабандно ввезены в Швейцарию и депонированы в бернском кантональном банке Георгом Брюшвейлером. Хотя Брюшвейлер показал при допросе, что был лишь посредником, исключать его участия в "спасении нацистских ценностей" путем их контрабанды в Швейцарию нельзя. Тогда логично, что весной 1945-го у него были более важные дела, чем публикация каких-то статей в швейцарских газетах.
В ноябре 1943 г. на пятый год моей жизни в Цолликоне Георгий Павлович Брюшвейлер, швейцарец, родившийся и учившийся в Москве, сын московского реформированного суперинтендента, доселе мне незнакомый, но вспоминавший меня, как московский студент московского профессора, позвонил мне по телефону из Берна, просил свидания и посетил меня несколько раз. Он жил в Германии и служил в каких-то (точно не знаю, каких) организациях национал-социалистов, бывал в оккупированной России, рыскал по всей Германии, много рассказывал конкретного и привозил фотографические снимки.
На первый раз он звал меня переехать в Германию и вступить в "Правительство" генерала А. А. Власова. Впечатление у меня было такое, что этот шаг был ему подсказан влиятельными германскими чиновниками из не национал-социалистов.
Я выслушал его спокойно и дал категорический отказ. Я изложил мои доводы: объективные и субъективные.
Объективные. 1. Германия, как и следовало ожидать, безнадежно проиграла войну: это гиблое место, тонущий корабль; это не место для политической акции (он этого еще не понимал и был потрясен).
2. После того, что нац[ионал]-соц[иалистическая] Германия (да и вообще вся Германия) совершила в эту войну по отношению к России и русским, связываться с нею, доверять ей, ждать от нее чего-либо для России совершенно невозможно, наивно и нелепо: она показала себя русским "врагом № 1"…
3. Власова не знаю. Доверять ему в его отношениях к Германии, к России и к большевикам не имею никаких оснований. Если он, выручая своих солдат, лезет в петлю национального компромисса - то это понятно. Но другим пачкаться этой петлей нелепо. Все это обреченное.
Субъективные. 1. Я не политик, и меня честолюбие не томит и не соблазняет.
2. У меня несколько начатых книг, которыми я повинен России. Я молю Бога дать мне возможность завершить их; и на другие пути не пойду.
В 1944 г. он привез мне целые картоны рукописей, написанных новыми русскими эмигрантами в Германии по поручению каких-то германских министерств: разоблачение большевистской лжи по церковному вопросу в России. Он обратился ко мне с просьбой германских (не нацистских) чиновников проредактировать эти рукописи по моему усмотрению, отобрать, написать предисловие и напечатать.
Я сразу решил, что этого не сделаю, но ознакомиться не отказался. Я прочел предисловие митрополита Сергия, экзарха балтийского, в котором он простым указанием элементарных ошибок "Сергие-Патриаршей" книги разоблачает весь фальсификат (Дмитрий Донской в предисловии назван будто бы "Патриархом" - "святым", - но никогда им не был; след[овательно], Сергий не писал этого предисловия; да и вся книга написана гепеуками!); я просмотрел еще одну или две статьи - и понял, что этим авторам доверять нельзя. Через неделю Георгий Павлович был опять у меня, и я категорически отказался.
- Почему?
- Эти люди мне неизвестны. Одни из них могут врать, угождая немцам. Другие - просто чтобы прокормиться. Третьи - по поручению Гепеу для дезинформации и позднейшего
разоблачения большевиками. Проверить их я отсюда не могу. Исправить тоже не могу. Брать на себя ответственность за такой сборник немыслимо. Когда я редактировал сборник "Welt vor dem Abgrund" - я отобрал людей, заслуживающих доверия; я связал их автентическими источниками и ссылками. А здесь - все втемную. Однако, если бы не эти соображения, то я apriori не могу и не хочу варить дело за Россию - с немцами, так себя в войне показавшими.
Я советовал Брюшвейлеру передать картоны с рукописями в архив Ю.И.Лодыженского, что он и сделал. Лодыженский не захотел или не смог использовать их.
Однако через несколько месяцев Ю.И.Лодыженский при свидании в Цюрихе спросил меня несколько раздраженным голосом: "Скажите, пожалуйста, И[ван] А[лександрович], почему это немцы так вас уважают и ценят?". Вопрос мне не понравился: в нем слышалось добавочное: "а меня-нет!". Я ответил очень сухо: "Меня это не интересует, как они ко мне относятся; для меня гораздо важнее, как я к ним отношусь - а я им ни в чем не сотрудник и доверия к ним не питаю никакого".
Немцы вообще не уважают того, кто перед ними стелется, заискивает, ищет контакта, просит помощи или денег. Живя в Германии, я предоставлял им гонорировать мой труд, если считал этот труд нравственно и патриотически приемлемым для себя; но всегда держался совершенно независимо и никогда ни о чем не просил. Лодыженскому же всегда была свойственна иная манера.
Один немец из России, изучив своих сородичей, сказал мне еще в Берлине: "Германец вежлив и любезен только с тем, кто дает ему пинки ногою". Это грубо сказано. Но с унижающимся просителем германец всегда будет презрителен.
Замечательно, что эти рукописи пропали потом. Ю. И. Лодыженский взялся за них, получил гонорар 1000 франков, кому-то что-то "поручил" - и все пропало. Брюшвейлер напрасно добивался их возвращения авторам и жаловался на Лодыженского, что он, по собственному признанию, затратил 1000 франков на спасение брата. Напрасно я требовал от Лодыженского возврата этих рукописей - во имя чести и честности. Напрасно приезжали делегаты авторской группы (после войны). Лодыженский уверял, что он отдал оба картона Брюшвейлеру. Не передал ли он их своим друзьям-католикам?
В с/с Ильина (т.12) эта заметка снабжена следующим комментарием:
Брюшвейлер Георгий Павлович - швейцарский журналист. Его отец Павел Иванович Брюшвейлер родился в Швейцарии в 1870 г., приехал в Москву в 1894 г. и был настоятелем Евангельско-Реформатской церкви в Москве на Трехсвятительском Малом переулке. Прослужил до 1918 г., окармляя довольно большую немецко-французскую общину. В 1919 г. вернулся в Швейцарию, где умер в 1947г. Был человеком сурового нрава.
Вот воспоминания о его сыне немецкого журналиста Глеба Рара:
"У нас в Бреславле он [Г.Брюшвейлер] появился в первой половине 1944 года по рекомендации берлинского центра НТС (Байда[ла]ков, Брунст, Поремский). Говорили тогда не только, что отец его был реформаторским пастором, но и он сам, что, в общем, может точно выяснить пастор Фосс. Но и "духовный сан", и карточка журналиста (весьма мало пишущего!) были скорее прикрытием для его политической деятельности, может быть проводимой с ведома и во взаимодействии с швейцарской разведкой. Но имея дело с ним, нельзя было усомниться в его искреннем русофильстве и желании помочь Освободительному движению.
Не помню по чьей это было инициативе, но я совершил с Брюшвейлером поездку из Бреславля на поезде в город Heidebreck. Это - в Верхней Силезии. Как город теперь называется по-польски - не знаю. Это был крупный центр военной (кажется, в основном - химической) промышленности, отстроенный после захвата Верхней Силезии Германией в 1939 году. Там работало немало русских специалистов и ученых, в частности те, кто в двух вагонах был эвакуирован из Ленинграда сразу после окончания блокады и вывезен на северный Кавказ. Там немцы их и захватили в Пятигорске. Фамилии ученых, которых помню: Кельзи, Ефремов, Бровцын. Последний, вероятно, еще жив и живет в Вашингтоне. По указанию НТС я с 1943 года работал с этими профессорами. стараясь привлечь их в НТС. Помню, Ефремов отказался, с горечью заявив, что "теперь уже поздно". Бровцын поддерживал связь, но от формального вступления в НТС отказался (жена, дочка!). Поэтому он и не был арестован в июне 1944 года, когда всех нас посадили.
И вот насколько я помню, я Брюшвейлера возил в Хейдебрек именно для встречи с этой группой профессоров и ученых. Может быть, Борис Бровцын вспомнит? Вероятно, тогда же это и было, что Ефремов сказал: "слишком поздно"
Помню почему-то и одну деталь разговора с Брюшвейлером в поезде. Он мне рассказал: "После высадки союзников на юге Италии Гитлер решил оккупировать Швейцарию, чтобы беспрепятственно снабжать свои войска на юге. Швейцарская разведка об этом узнала. Швейцарцы для вида проявили интерес к новейшим немецким танкам и выразили желание купить их в обмен на какие-то цветные металлы, которых у немцев не было. Образцы танков прибыли, и швейцарцы их испробовали. Все было замечательно, но в конце испытании швейцарцы пожелали обстрелять танки из противотанковых орудий. Немцы не только согласились, но и хотели остаться в танках во время стрельбы, настолько, мол, они крепки и надежны. Но немцы не знали, что швейцарский завод Oerlikon выпустил новые противотанковые пушки. Швейцарцы попросили все-таки немецких офицеров вылезти из танков, а потом в несколько минут расстреляли танки в пух и прах. Узнав об этом, Гитлер, якобы, и отказался от мысли захватить Швейцарию.
Почему-то я хорошо запомнил и саму эту историю, и то. что рассказал мне ее именно Брюшвейлер в затемненном поезде не то по пути в Хейдебрек, не то по пути обратно.
Это было незадолго до арестов членов НТС, которые начались 12 июня 1944 года. Скорее всего - в мае.
О непосредственных встречах Брюшвейлера с Власовым я точно ничего не знаю. Если первые из них были уже в 1943 году, то в отношении И. А. Ильина Власов мог выразить просьбу о составлении для Освободительного движения книги или брошюры типа "Основы борьбы за национальную Россию", выпущенной в 1938 году. Если же были встречи и в 1944 - 1945 годах, то могла идти речь и о приглашении И.А.Ильина в состав Комитета Освобождения Народов России. Параллельно велись также переговоры с Б. П. Вышеславцевым (не знаю, через Брюшвейлера ли). И тот - под псевдонимом Б. Петров - принял ведь участие в организованном КОНР конкурсе по составлению брошюры с критикой марксизма, и получил, кажется, первую премию. "Нищета марксизма" была после войны напечатана "Посевом" - первое издание под псевдонимом, а потом уже под настоящей фамилией "Вышеславцев".
Почему И. А. Ильин не принял участия в поддержке Освободительного движения? В отличие от рядовых Иван Александрович еще до своего бегства из Берлина полностью раскусил сущность нацизма и не считал для себя возможным сотрудничать с немцами даже косвенно". (Из письма Глеба Рара к А.Е.Климову от 26.08.1997)
Несколько уточнений.
1. И.А.Ильин ошибался, считая, что Г.Брюшвейлер был связан с ненацистскими немецкими чиновниками. Брюшвейлер служил в айнзацштабе Розенберга, структуре вполне пронацистской и ни в какой особой фронде не замеченной. В ЦДАВО сохранилась часть личного дела Г.Брюшвейлера. На 11.05.42 он состоял переводчиком при комендатуре г.Николаева (завидная прыть для швейцарского гражданина). Айнзацштаб забирает его в Киев, но уже в сентябре 1942-го служба Брюшвейлера в Киеве заканчивается. Причиной стала, очевидно, ссора с начальством, а поводом то, что Брюшвейлер провел ночь у юной немецкой сотрудницы айнзацштаба, но всячески это отрицал, выгораживая даму. Будучи однако прижат к стенке (дама созналась), он "использовал для своего оправдания такие методы, которые заставили" начальство "немедленно поставить его на место и сообщить о расторжении трудового соглашения".
Покинув Киев с волчьим билетом, Брюшвейлер тем не менее остался в айнзацштабе, его взял в свой берлинский отдел Вольдемар Райхардт, как и Брюшвейлер, родившийся в России. До службы в айнзацштабе Райхардт был умеренно известным писателем. В отделе Райхардта Брюшвейлер курировал вопросы, связанные с культурой и свободой совести в СССР.
В июле 1943-го группа айнзацштаба, работавшая в Орле, нашла у одного немецкого офицера изданную Московской Патриархией годом раньше книгу "Правда о религии в СССР". Книга была срочно переправлена в Берлин.
В айнзацштабе родилась идея: используя наработки своих русских сотрудников написать контрпропагандную книгу о том, как на самом деле обстоят в СССР дела с религией. С помощью сохранившихся документов можно уточнить датировку событий, описанных И.А.Ильиным и Г.А.Раром.
2. Поездка Брюшвейлера в Хейдебрек состоялась не в мае 1944-го, а 5 ноября 1943-го. Речь на ней шла как раз о подготовке материалов для контрпропагандной книги о религии. Были розданы задания, в т.ч. проф.Кельзи и Ефремову.
Через неделю "проф. Кельзи, проф. Чураев, доцент Ефремов и писатель Аркадий Александров" в сопровождении Брюшвейлера выехали в Берлин, где совещания об издании книжки продолжались. В культурную программу входили посещения театра, православной церкви и оперы "Мадам Баттерфляй" на Унтер-ден-Линден.
В итоговый вариант рукописи книги, однако, материалы ленинградских ученых не вошли или вошли в незначительном количестве (т.к. большая часть материалов рукописи не подписана, точно идентифицировать авторство отдельных глав не представляется возможным).
3. Поездка Брюшвейлера к Ильину с рукописью книги состоялась в апреле 1944г.
К этому времени было решено сделать две редакции рукописи: редакция A должна была быть представлена в МИД и после получения разрешения напечатана в Германии. Редакцию S планировали напечатать в Швейцарии и именно ее выпуск Брюшвейлер хотел поручить Ильину.
То, что в руках у Ильина была рукопись именно этой книги, не вызывает сомнений: упоминание Дмитрия Донского в указанном Ильиным контексте действительно присутствует в статье экзарха Сергия.
Если считать, что Ильин "просмотрел еще одну или две статьи" в начале книги, то возможно это были статьи проф.Сошальского, священника Каменцева или проф.Штеппы.
По иронии судьбы, утверждение Ильина "эти люди мне неизвестны" неверно, он должен был знать проф.Д.П.Кончаловского по Московскому университету. Но, разумеется, Ильин не догадывался, что тот скрывается под псевдонимом Сошальский.
Брюшвейлер задержался в Швейцарии на два месяца. 31 мая Райхардт сообщал, что ожидает его возвращения со дня на день, но через неделю тот должен снова вернуться в Швейцарию. Что, видимо, и произошло, т.к. в августе 1944-го Брюшвейлер "пребывал заграницей".
Контрпропагандная книга "Правда о религии в СССР: исповедь русских патриотов" так и не была издана ни в редакции A, ни в редакции S. Ее полный немецкий перевод хранится в бундесархиве среди материалов айнзацштаба.
4. Остался вопрос о разговоре Брюшвейлера и Ильина относительно вступления последнего в "Правительство" Власова. Датировка Ильиным этой беседы, как состоявшейся в ноябре 1943-го вызывает большие сомнения. Во-первых, как мы видели выше, большую часть ноября 1943-го Брюшвейлер разъезжал между Бреслау и Берлином. Во-вторых, в ноябре 1943-го власовское движение находилось в упадке и никаких предложений о создании "правительства" (а уж тем более, исходящих из розенберговского ведомства) делаться не могло. Вряд ли Брюшвейлер предлагал подобное на собственный страх и риск, ведь в Берлине это запросто могли бы расценить как измену.
Более того, как мы увидим ниже, на тот момент Брюшвейлер даже не знал Власова.
Логичнее (вслед за Г.А.Раром) предположить, что подобное предложение было сделано перед провозглашением Манифеста КОНР или сразу после него, т.е. в ноябре 1944-го.
Возможна и еще более поздняя датировка. По воспоминаниям Ю.Жеребкова:
В конце января 1945 года я встретился в Берлине со швейцарским журналистом Георгием Брюшвейлером, родившимся в Москве, который просил меня представить его Власову. До его посещения Андрея Андреевича, я имел с ним конфиденциальный разговор, приведший к его обещанию помочь Освободительному Движению. По возвращении в Швейцарию, он должен был, при посредстве своих крупных связей, переправить англо-американскому Главному Командованию меморандум о Движении и, кроме того, подготовить почву для непосредственного контакта КОНРа с западными союзниками. Во время приема у Власова, Брюшвейлер обещал поместить ряд статей в "Нейе Цюрихер Цайтунг", правильно освещающих Освободительное Движение. Четвертого или пятого февраля он, с данным ему материалом, выехал в Швейцарию. Поскольку мне известно, в "Цюрихер Цайтунг" статей помещено не было.
После войны у Брюшвейлера возникли некоторые проблемы со швейцарским правосудием. В частности, полиция по наводке американцев обнаружила украшения венгерского эрцгерцога Альбрехта, тесно сотрудничавшего с нацистами. Эти украшения были контрабандно ввезены в Швейцарию и депонированы в бернском кантональном банке Георгом Брюшвейлером. Хотя Брюшвейлер показал при допросе, что был лишь посредником, исключать его участия в "спасении нацистских ценностей" путем их контрабанды в Швейцарию нельзя. Тогда логично, что весной 1945-го у него были более важные дела, чем публикация каких-то статей в швейцарских газетах.