Шарж из мюнхенского журнала "Сатирикон", изображающий представителей русской эмиграции на совещании в Штутгарте в августе 1951 г.
За столом ставит подпись С. Мельгунов, рядом с ним опирается на стол М. Соловьев.
Ниже публикуются выдержки из переписки Рафаила Абрамовича Рейна (Абрамовича) и Сергея Петровича Мельгунова, в которых речь идет о Михаиле Соловьеве (настоящая фамилия
Голубовский, псевдоним во время и сразу после войны - Бобров). На тот момент Соловьев был фактически вторым лицом мельгуновского "Союза борьбы за свободу России" и активным сотрудником издаваемого Мельгуновым журнала "Возрождение". Триггером всей истории стало
вот это интервью, которое Александр Даллин взял 15 мая 1951 года у Д.П. Кончаловского (использовавшего псевдоним Сошальский). Прямо в вводке упоминается полученная Даллиным от Сошальского машинопись "Русская национал-социалистическая партия, февраль-май 1944" (подписана Д. Степанов). Это рассказ о возникновении в Минске в начале 1944 года отделения так называемой Национал-социалистической трудовой партии России. Сама партия была создана еще в ноябре 1941 г. в Локте К. Воскобойником, но долгое время (из-за скептического отношения немцев к политическим инициативам русских коллаборационистов) пребывала в зачаточном состоянии. Наконец - уже после эвакуации бригады Каминского из Локтя в Лепель - Б. Каминскому было дозволено более активное политическое самовыражение, 17 декабря 1943 г. в газете "Голос народа" был опубликован манифест НСТПР. Увеличился приток членов, были созданы (в-основном на территории Белоруссии - за неимением иной) отделения партии. О судьбе минского отделения, и о роли которую сыграл при этом М. Бобров, и рассказывается в машинописи Сошальского.
I. Р.А. Абрамович - С.П. Мельгунову, июль 1951 г. [в архиве сохранился лишь черновик части письма, дата вписана сверху от руки]
Только на днях я, наконец, узнал тщательно скрываемый секрет. Оказывается во время своего пребывания в Минске Бобров был[?] одним из руководящих членов основанной там Группы Русских Наци и в качестве такового состоял в близких отношениях к Гестапо.
Не знаю, как Вы относитесь к подобным господам. Что касается нас, то мы уже при основании Лиги [борьбы за народную свободу], на особом заседании специально избранной комиссии в составе [В.А.] Кравченко, [А.Ф.] Керенский, [Д.Ю.] Далин, Ю.[Б.] Елагин и я, условились (и пленум Лиги это потом одобрил), что пребывание кого-либо из русских эмигрантов в составе того или иного движения во время войны само по себе не является достаточной причиной для его исключения из нашей среды, если он лично ничем предосудительным себя не запятнал, и если он не участвовал: в Гестапо, немецкой полиции, карательных или погромных отрядах и т.п., или если он не участвовал в нацистской пропаганде.
Бобров относится к последней категории. И я не думаю, чтобы такой человек имел моральное право участвовать в обще-эмигрантском центре. Между тем, судя по опыту Фюссена, Бобров будет один из В[аших] делегатов на предстоящем теперь "слете" четырех групп [в Штутгарте].
Меня нисколько не устраивает, что Б[обров] теперь левый: человек, бывший русским наци, не может быть, по нашему мнению, терпим в какой-либо российской демократической группировке или организации, тем более центральной. Я могу себе представить немца, который из фанатического наци превратился в искреннего демократа. Но я отказываюсь верить искренности русского человека, добровольно приставшего к нацистскому движению, то есть принявшему тезис о славянах и русских как о низшей расе, подлежащей уничтожению.
Даже бывшего немецкого наци ни одна демократическая германская партия не выставит своим представителем в общенациональный орган. А тут г. Бобров окажется одним из восьми, которым вверяется руководство российской демократией.
Я и мои друзья будут считать это величайшим скандалом, и мы будем вынуждены поднять против этого публичный протест. Вот потому я и пишу Вам, как лидеру группы, носящей Ваше имя. Уберите, пож[алуйста], этого господина из круга тех, кто будет участвовать в создании национального центра, [приписка: так же] тихо и незаметно, как Вы убрали [С.Л.] Войцеховского. Я думаю, Вы этим окажете большую услугу нашему общему делу.
Вы, конечно, знаете что мы возражаем и против всего НТС [приписка над абзацем: как полит. течения]. Но там речь идет о целой группе. В случае Боброва мы не возражаем против Вашей группы, но считаем компрометацией для Вас и для нас всех выдвигать такого человека на ответственный общественный пост.
II. Р.А. Абрамович - С.П. Мельгунову, 9 марта 1952 г.
... Моя позиция в вопросе о сотрудничестве наших постоянных сотрудников в "Возрождении" объясняется не моим сектантством и ригоризмом, а только тем, что "Возрождение", к сожалению, все больше и больше из непартийного "толстого журнала" превращается в боевой партийно-политический орган. Я никогда не возражал против участия моих товарищей в "Новом Журнале", но совсем другое дело нынешнее "Возрождение", в котором на политической авансцене развалились господа вроде Соловьев и других. Сознаюсь, мне было больно читать в журнале, редактируемом Вами и как будто от имени редакции, что г. Соловьев все еще пользуется Вашим "полным доверием" - политически и морально. Но ведь Вы сами писали сюда [письмо не сохранилось - ИП], что человек этот, которому Вы публично выражаете доверие, Вас обманул при вступлении в Вашу группу, скрыв свое активное участие в русской национал-социалистической партии. Но разве только это? Ведь вся его деятельность носила самый отвратительный прогитлеровский характер. Об этом было всем известно еще три года тому назад, после того, как он имел неосторожность поместить три статьи в "С[оциалистическом] В[естнике]" под псевдонимом Боброва. Ведь я потому и закрыл перед ним двери "С[оциалистического] В[естника]", что получил на этот счет неопровержимые сведения - настолько неопровержимые, что он даже не решился их отрицать. Теперь Вы берете его под свою защиту, и он будет, конечно, и дальше украшать страницы Вашего журнала. В таком соседстве нашим товарищам, по моему глубокому убеждению, не место.
Вы пытаетесь опровергнуть этот довод указанием на [Г.А.] Токаева. Верно, Токаев у нас писал. Но ведь я никогда не слышал ничего компрометирующего о прошлом Токаева - кроме того, что он был членом ВКП. Я начал помещать его статьи, зная, что он до того сотрудничал в различных журналах, даже такого типа как "Часовой", и мне было приятно, что после долгих блужданий он все же, наконец, ориентируется налево. Затем в его сотрудничестве наступил довольно долгий перерыв, а теперь, по-видимому, под влиянием какой-то внутренней работы, [он] стал сотрудничать с "Кавказом". Я немедленно прекратил его дальнейшее сотрудничество в "С[оциалистическом] В[естнике]", написал ему очень откровенное письмо, и теперь мы ведем переписку из двух углов. Какая же тут аналогия с Соловьевым?
Я нисколько не собираюсь Вам что-либо доказывать, многоуважаемый Сергей Петрович, но разрешите мне в совершенно частном порядке сказать Вам то, что я давно собирался Вам сказать, но не имел к этому случая. Многие из нас крайне удручены, что в группе Ваших "стариков", которых мы все уважаем независимо от наших политических разногласий Вы сочли возможным присоединить из "новых" ряд лиц, которым, по нашему глубокому убеждению, не место в обществе порядочных людей. Я внутренне краснел, когда один очень хорошо осведомленный американец с иронической улыбкой заметил: "Вот подняли бучу по поводу Соловьева. Конечно, Соловьев грязный тип, но разве Вы думаете, что профессор Богданов [А.С. Цаголов] лучше? В некоторых отношениях, в особенности по части зоологического антисемитизма, еще гораздо хуже". Я помню, что Вы писали летом Б.И. [Николаевскому], что Соловьев делал то же, что власовцы и НТС-ы. Об НТС спорить не стану. Я их вождей отношу к той де категории, что и Соловьева, политически, хотя не морально: они так думали сами, но не приспособлялись. А Соловьев был ярым пробольшевиком при большевиках, ярым гитлеровцем при Гитлере и теперь ярый анти-марксист в ожидании республиканского президента в США. Но по отношению к власовцам Вы, пожалуй, несправедливы: насколько можно видеть из платформы и документов, власовцы гитлеровской идеологии никогда не воспринимали и антисемитских пунктов в их платформе никогда не было.
Мне очень не хотелось бы, чтобы политическая группа, носящая Ваше имя, включающая людей как [А.В.] Карташев, [И.М.] Херасков и др., превратилась в пристанище для политических проходимцев, которые затем, опираясь на Вас, претендуют на водительство в эмиграции. Никакого водительства не выйдет, потому что их каждый раз разоблачают (новые любят друг на друга доносить), а для российской демократии моральный урон будет очень большой. Анимам левави.
III. С.П. Мельгунов - Р.А. Абрамовичу, 14 марта 1952 г.
... Вы сочли возможным без достаточных данных назвать Соловьева "одним из худших сотрудников и идеологов русского нацизма" [в статье "Дела эмигрантские" в №1-2 "СВ"; имя Боброва прямо не называлось - ИП] . Большая моральная смелость с Вашей стороны! Естественно, что я обязан защищать Соловьева против травли г. Далина. Как новый эмигрант он не искушен еще политической казуистикой руководителей нашего зарубежья. Я не знаю, однако, как это сделать. Начать в печати рассказывать некрасивую подоплеку всей этой истории? Я боюсь это делать по соображениям общественным и полицейским. Дело возможно только в третейском разбирательстве. Я с готовностью его приму. После Вашей статьи в качестве председателя Союза я имел бы право привлечь Вас к третейскому суду. Но это фактически неосуществимо, когда Вы живете в Соед[иненных] Шт[атах], а я в Париже, когда основные свидетели также разделены океаном... Неправду написал Далин, что, мол, были представлены какие-то неопровержимые, как Вы пишете, доказательства. Я имею только копию мало чего стоящей записки Сошальского, незаконно полученной и использованной Далиным. Обнаружение этого факта будет скандалом для сына Далина. Какая все это ерунда, показывает тот факт, что молодого Далина к Сошальскому (к сожалению, через меня) направил никто иной как Соловьев! Ни мне, ни Хераскову Сошальский никаких конкретных данных представить не мог. Сошальского я хорошо знал и имел все основания критически относиться к его показаниям. Три года назад, когда против Соловьева началась кампания со стороны правых со ссылкой на какие-то материалы "Соц[иалистического] В[естника]" и "Н[ового] Р[усского] С[лова]", я запросил [Г.Я.] Аронсона и получил ответ, что абсолютно никаких данных нет.
Выступая теперь в печати, вы нравственно обязаны были проверить ту информацию, которой пользуетесь. Теперь Вы можете гордиться. Я был вызван в соответствующее учреждение и меня с ссылкой на "Соц[иалистический] В[естник]" спрашивали, с каким злостным кол[л]аборантом я связан... Напрасно Вы краснеете перед неизвестным мне американцем относительно Заголо [Цаголова]. Я ничего плохого о нем не знаю. Сведения, которые мне сообщил Николаевский (или [В.М.] Зензинов) - ерунда в квадрате, они получены очевидно от тех доносителей в рядах новой эмиграции, о которых Вы упоминаете в своем письме. Я много раз говорил Николаевскому, что могу легко выдвинуть куда худшие и не анонимные обвинения против близкого Вам по духу ("левому") руководства СОНР. Если этим заниматься, то правильней было бы принять точку зрения Аронсона и [Б.Л.] Двинова. Другими словами, в современных условиях надо прекратить всякую политическую работу. В сущности, надо вопрос расширить и исключить из общественного обихода "стариков"[?] типа [Р.Б.] Гуля. Признаюсь, что я чувствую просто отвращение к тому, что сейчас происходит.
Я не знаю, о каких "других", развалившихся на политической авансцене "Возрождения" Вы говорите. Равно не понимаю, органом какой партии моей являются столь не нравящиеся Вам книжки "Возрождения"? Естественно, что "Возр[ождение]" отражает мои взгляды, а не [А.О.] Гукасова. По-моему, "Возр[ождение]" под моей редакцией сделалось органом довольно последовательно демократическим. Промахи могли быть - этого я не отрицаю (видимо, Вы о Токаеве совершенно не осведомлены, с Соловьевым его, конечно, нельзя сравнивать).[...]
Еще раз повторяю. Нужно какое-то третейское разбирательство. Буду рад, если вы найдете другой выход. Я предпочел бы заниматься не разоблачением, а принципиальной полемикой с Вами... [...] Но я считаю себя честным человеком и отдавать Соловьева на растерзание мнящим себя непогрешимыми руководителям т.н. "революционной демократии" не могу. Я писал уже Николаевскому, что надо прекратить недостойную, с моей точки зрения, травлю Соловьева. Иначе будет борьба, которая окончится уничтожением плацдарма для возможного политического соглашения. [...]
P.S. [...] Кстати, то, что вызвало Ваше негодование о Соловьеве, было напечатано мною в "Рос[сийском] Дем[ократе]", а не в "Возрождении".
IV. Р.А. Абрамович - С.П. Мельгунову, 12 апреля 1952 г.
... Я хотел бы еще только прибавить несколько слов в связи с тем, что Вы называете травлей Соловьева.
1) Травли Соловьева никто не начинал. Он первый начал травлю нас. В частности, Далина. Посмотрите в журнале, который должен быть Вам хорошо известен, в "Возрождении", тетрадь 16-ая, стр. 188, что этот господин писал о Далине и в каком тоне. Как он торжествует, что Далина "выгнали" с заседания и как он его в Вашем журнале ("Фиаско Далина") бичует Далина за то, что тот посмел непочтительно отнестись к Фюссену и к Ам[ериканскому] Комитету. И посмотрите на стр. 192 как Сол[овьев] милостиво разрешает СБОНРу блокироваться с Лигой, но только не с марксистским крылом. Последнего-де он никак допустить не может.
Конечно, если б не было документа Сошальского, мы бы ограничились, как это сделал я в "С[оциалистическом] В[естнике]" ироническим замечанием по поводу хозяйского тона г. Соловьева, который еще недавно стучался в двери марксистского органа. Но этот документ, затем фарс с его судом с Далиным, неопровержимо, с моей точки зрения, доказывает, что выдвинутое против него обвинение - состояние в ведущей роли в партии русских национал-социалистов - является обоснованным. Зачем Вам документы? Он же ни разу не отрицал этого прямо, а его адвокат - Литвинский [В.Н. Петров] - в переговорах с [Ю.П.] Денике прямо говорил, что даже если это верно, то из этого не следует, что человека надо бойкотировать (обратите внимание, что ни в одном письме или обращении Соловьева в связи с судом, нет прямого заявления, что это неправда, что он не был членом Р[усских] Н[ационал]-С[оциалистов]. Значит, был. Ибо в противном случае он бы прежде всего заявил, что это неправда, а не требовал бы у Далина доказательств, что это правда.
Я Вам уже а прошлом письме писал, что у нас есть ряд писем, обвиняющих Боброва-Соловьева в самом активном, преданном служении наци. Он сам на прямо поставленный вопрос не отрицал, что он щеголял в немецком мундире с крестом, полученным за особые заслуги.
Если бы он был уверен в своей невинности и правоте, то чего было проще пойти на суд, уже организованный и покрыть Д.Ю. [Далина] вечным позором? Вместо этого он неделями придумывал все новые и новые трюки, чтобы отвертеться от суда. Очевидно, он боялся, что у Далина имеются какие-то неопровержимые документы. Но невинный человек не может бояться неопровержимых документов.
Нет, С[ергей] П[етрович], Вы напрасно подняли на щит аусгерехнет [как нарочно] такого человека как Соловьев, не стоит он этого. А Вы еще хотите драться со мной на дуэли через океан. По-моему, и пушек таких еще нет. Если Вы хотите знать мое мнение о выходе из создавшегося положения, то имеется только один: г. Соловьев должен еще раз попросить Д.Ю. [Далина] согласиться на немедленный третейский суд, без аудитории в 30 или 40 или 50 человек, без всех фокусов, которые Литвинский придумывал для своего клиента в течение недель. Соловьев не может требовать для себя "королевского пути", а должен пойти нормальным путем, по которому до него в эмиграции прошли уже сотни людей.
2) В заключение, еще слово по поводу будто бы незаконного пути, при помощи которого Далин получил свидетельское показание о Соловьеве.
Все, что Вы по этому поводу пишите, совершенно ни на чем не основано и совершенно не соответствует действительности. Младший Далин собирал в Европе материал для университета, почти ничего не зная о Соловьеве, и решительно не имея в виду собирать материал специально о нем и случайно к нему обратился. Отец Далин в это время был в Германии и занимался совершенно другими делами и ровным счетом тоже ничего не знал об этой стороне деятельности Соловьева и даже не подозревал этого. Только вернувшись сюда и разбираясь в материале, [А.] Д[алин] нашел показание Сошальского и интересное сообщение о Соловьеве. Он об этом рассказал двум-трем человекам, в том числе, мне и Б.И. [Николаевскому], и мы решили, что прежде всего надо информировать Вас. А Д.Ю. [Далин] в это время еще находился в Германии и вообще об этом ничего не знал. Познакомился он и занялся этим делом только когда вернулся - значительно позже - в Н[ью] Й[орк]. Как видите, Ваша конструкция была совершенно производная и неверная.
3) Что касается "неприличного поведения" А[лександра] Д[алина], то и тут Вы не правы. Университеты, и, в частности, Русский Институт при Колумбийском Университете, берут материалы у отдельных лиц не для публикации (да они их публиковать и не могут, ибо это стоило [бы] гигантских денег), но это не значит, что материал секретный: папки выдаются любому студенту и научному работнику, который имеет разрешение на работу. Отдельные папки и сообщения оттуда постоянно берутся научным работником по своему усмотрению. Вот именно в этом порядке с этим материалом познакомились Б.И. [Николаевский] и Д.Ю. [Далин], а если я не был там, то только по причине моих глаз.
V. С.П. Мельгунов - Р.А. Абрамовичу, 21 апреля 1952 г.
... 4. Я не буду защищать статью Боброва в "Возр[ождении]" и сожалею, что в спешке и в негодовании против Далина я не выбросил некоторых выражений. Оплошность эту сейчас же признал, когда Вольский на нее указал. Но не в этих промашках дело. Вы публично меня обвинили в покрывательстве особо злостного коллаборанта (это само по себе величайшая гипербола). Если у Вас были неопровержимые доказательства уже три года назад, почему о них молчали в Фюссене и Штутгарте? Почему не препятствовали, когда С[оловьев] был избран генеральным секретарем бюро в Мюнхене? Вой поднялся тогда, когда появилась записка Степанова-Сошальского. Логично я заключаю, что до этого никаких уличающих материалов не было, что подтверждается письмом Аронсона ко мне. Мое мнение о записке С[ошальского] я Вам уже сообщил. Весьма не трудно было бы мне объяснить свое заключение. Я, конечно, не знал, что эту записку молодой Далин передал Вам с Николаевским. Но Сошальский был чрезвычайно возмущен тем, что его записку использовали в целях политической борьбы. У него имеется письмо [А.] Д[алина] с известным обязательством не использовать того, что Сош[альский] дал в "конфиденциальном" порядке. [А.] Д[алин] отрицал в письме к С[ошальскому], что он кому-либо передал записку (?!) После Вашей информации дело еще больше осложняется. Этим лишь усиливаются мои соображения, почему я не хотел и не хочу изобличать подоплеку в печати. Но делать одного Соловьева козлом отпущения с моей точки зрения недостойно. Нельзя основывать обвинения на каких-то частных непроверенных письмах. Я могу Вам представить десятки других, как в защиту С[оловьева], так и против Ваших теперешних политических соратников из числа власовцев. Ничего особо зазорного С[оловьев] в Минске не делал. Если бы это было иначе, то просто глупо было бы ему говорить [А.] Далину, что он интересующий его материал может получить у Сошальского в Париже, с которым может снестись через Мельгунова. [А.] Далин через меня при посредстве Хераскова и познакомился с С[ошальским]. Неужели все это приглядно? По-моему отвратительно, поэтому я и предлагал покончить с этим некрасивым делом.
Я согласен с Вами, что самым правильным было бы рассмотреть дело нормальным третейским разбирательством между Далиным-ст[аршим] и Соловьевым. Но как это сделать? Так как вы бросили мне в печати весьма необоснованное обвинение я и предложил во избежание публичного скандала передать мне в процессе третейского разбирательства доказательства. На мой взгляд это логично.
Пока я на все дело ставлю крест. Вовсе не из трусости, а потому что мне очень не хочется в печати будоражить всю эту накипь на руку большевикам. Поверьте в мою полную искренность в данном случае. Если меня будут и в дальнейшем провоцировать на выступление, то, конечно, обойдусь уже без всяких третейских судов.
Hoover Institution Archives, Boris I. Nicolaevsky Collection, Box 590, Folder 9 (по микрофильму в коллекции BSB).
Публикация И. Петрова.