последнее интервью д'артаньяна
Цифровой архив "Гарвардского проекта", в ходе которого американцы в конце 40-х-начале 50-х опросили более тысячи советских и русских эмигрантов - полезный источник, который несколько портит лишь анонимность опрашиваемых. Будем надеться, что когда-нибудь специалисты дополнят базу данных именами и биографиями. Пока же приходится угадывать самим.
В качестве первой ласточки перевод интервью, взятого в Париже в мае 1951 г. у - содержание не оставляет места для сомнений - Д.П.Кончаловского
Респондент #650.
Дата и место интервью: Париж, 15 мая 1951 г.
[для данных об информаторе см. машинопись "Русская национал-социалистическая партия, февраль-май 1944", переданную им впоследствии - Инт.]
Некоторые жители оккупированных территорий продолжали надеяться на немцев до самого конца. Особенно крестьяне не заглядывали далеко в будущее, пытались копить; но условия изменились - ключевым фактором стало партизанское движение - что привело к репрессиям, актам возмездия и принудительной высылке в Германию.
Немецкая гражданская администрация была полностью прогнившей. В области школьного обучения, с которой я был знаком, они регулярно ставили препоны любому образованию кроме технического. С другой стороны, военные в целом помогали населению. Была учительская семинария и обычные школы, в которых использовались старые учебники. Неприемлемые абзацы были перечеркнуты и заклеены чистыми полосками бумаги, все изменения осуществлялись централизованно. Историю не преподавали вообще. Учителя фактически остались прежние. Среди них были и коммунисты и антикоммунисты. Немцы выпустили некоторых военнопленных учителей, но доппайка учителям не давали. Уже накануне эвакуации немцев вышло два выпуска журнала для учителей. Редактор газеты "Новый путь" прежде был редактором газеты "Рабочий путь".
Бургомистром Смоленска был молодой юрист, всецело продукт советской системы. Существенное число коммунистов было принято на немецкую службу, кое-кто из немцев говорил мне, что это преднамеренный шаг: людям с коммунистической ментальностью и моралью легче приспособиться к ним [немцам]. Немцы уважали людей, которые вели себя более независимо, но мало пользовались их услугами. В управе ответственным за строительство был аполитичный архитектор, занимавший эту должность и при Советах. Заместителем бургомистра был профессор астрономии Базилевский, тайный старый антибольшевик. Среди чиновников были и ранее "репрессированные", например, Сергей Сергеевич Широков, литератор, работавший в смоленской газете и выпустивший поэтический сборник.
Михаил Октан был законченным негодяем. Предположительно во время отступления его убил один из сподвижников. Через местных офицеров гестапо немцы снабжали его символикой, униформой и проч. Он казался "идеалистом", но никому из тех, кто его знал, не удалось заглянуть ему в душу. Однако я уверен, что он не был советским агентом.
Фактически каждый, кто сотрудничал с немцами рассчитывал, что ему удастся их надурить. Это была распространенная иллюзия: казалось, что после большевиков не будет проблемой освободиться и от немцев, русские люди "переварят" их. К этой т.н. "третьей силе" принадлежал и Власов. Сам Власов был вероятно карьеристом, который сам себя убедил в своем предназначении. Его офицеры, включая бывших коммунистов, были настроены строго анти-немецки, они рвались действовать, жертвовать собой, они были патриотами и хотели сражаться. Мы в Смоленске слышали о Власове, но никогда не видели его, очевидно, его прятали в Берлине. Все, что мы видели - пропагандисты в немецкой форме, использующие его имя. В их речах кто-то слышал намеки на "независимые" интересы и цели. Но по моему ощущению гражданское население не поддерживало Власова, они ничего бы не выиграли, записавшись добровольцами.
Каминский был авантюристом, глупым и самовлюбленным, чванливым, политически безграмотным, форменным бандитом. Ему тоже особо не было дела до немцев, его окружали офицеры Красной Армии. Многие понимали, что его относительная автономия существует лишь пока он эффективно воюет с партизанами. В свою очередь, немцы позволяли его людям грабить вволю, что настраивало население против него. В среде его офицеров были попытки найти другого лидера, но в тех условиях их планы были несбыточны. Его партия была игрушкой, не более. НТС контактировал с Каминским через Хомутова. В целом солидаристы вели себя как скрытные представители высшего сословия. Заместителем Меньшагина (бургомистра Смоленска) был старый эмигрант-НТСовец из Чехословакии. В целом, на оккупированных территориях было не так много старых эмигрантов. Некоторые из них высоко ценились, например, Одинец (из Сербии), создавший организацию бойскаутов. С другой стороны, к Леонтьеву, редактировавшему газету в Пскове, испытывали сильную антипатию.
Пропагандистские подразделения вермахта лучше понимали психологию народа, чем оперштаб Розенберга. Но ни те, ни другие не занимались реальной "политикой", если исключить антибольшевистскую пропаганду (показ публике советских тюрем и пр.) Вообще пронацистская пропаганда считалась "не для русских".
Один из двух редакторов "На переломе", Бузескул, был вначале главным пропагандистом в Смоленской области. Затем оказалось, что он передавал по радио информацию Советам. Его расстреляли в конце 42-го, его друг был смещен в 44-м и тоже расстрелян. Он был инженером, которого Советы в 39-м послали во Львов с тайным заданием.
Один советский профессор экономики, призванный в ополчение, служил немецким пропагандистом, а потом дезертировал к партизанам, но был схвачен немцами и расстрелян.
В качестве первой ласточки перевод интервью, взятого в Париже в мае 1951 г. у - содержание не оставляет места для сомнений - Д.П.Кончаловского
Респондент #650.
Дата и место интервью: Париж, 15 мая 1951 г.
[для данных об информаторе см. машинопись "Русская национал-социалистическая партия, февраль-май 1944", переданную им впоследствии - Инт.]
Некоторые жители оккупированных территорий продолжали надеяться на немцев до самого конца. Особенно крестьяне не заглядывали далеко в будущее, пытались копить; но условия изменились - ключевым фактором стало партизанское движение - что привело к репрессиям, актам возмездия и принудительной высылке в Германию.
Немецкая гражданская администрация была полностью прогнившей. В области школьного обучения, с которой я был знаком, они регулярно ставили препоны любому образованию кроме технического. С другой стороны, военные в целом помогали населению. Была учительская семинария и обычные школы, в которых использовались старые учебники. Неприемлемые абзацы были перечеркнуты и заклеены чистыми полосками бумаги, все изменения осуществлялись централизованно. Историю не преподавали вообще. Учителя фактически остались прежние. Среди них были и коммунисты и антикоммунисты. Немцы выпустили некоторых военнопленных учителей, но доппайка учителям не давали. Уже накануне эвакуации немцев вышло два выпуска журнала для учителей. Редактор газеты "Новый путь" прежде был редактором газеты "Рабочий путь".
Бургомистром Смоленска был молодой юрист, всецело продукт советской системы. Существенное число коммунистов было принято на немецкую службу, кое-кто из немцев говорил мне, что это преднамеренный шаг: людям с коммунистической ментальностью и моралью легче приспособиться к ним [немцам]. Немцы уважали людей, которые вели себя более независимо, но мало пользовались их услугами. В управе ответственным за строительство был аполитичный архитектор, занимавший эту должность и при Советах. Заместителем бургомистра был профессор астрономии Базилевский, тайный старый антибольшевик. Среди чиновников были и ранее "репрессированные", например, Сергей Сергеевич Широков, литератор, работавший в смоленской газете и выпустивший поэтический сборник.
Михаил Октан был законченным негодяем. Предположительно во время отступления его убил один из сподвижников. Через местных офицеров гестапо немцы снабжали его символикой, униформой и проч. Он казался "идеалистом", но никому из тех, кто его знал, не удалось заглянуть ему в душу. Однако я уверен, что он не был советским агентом.
Фактически каждый, кто сотрудничал с немцами рассчитывал, что ему удастся их надурить. Это была распространенная иллюзия: казалось, что после большевиков не будет проблемой освободиться и от немцев, русские люди "переварят" их. К этой т.н. "третьей силе" принадлежал и Власов. Сам Власов был вероятно карьеристом, который сам себя убедил в своем предназначении. Его офицеры, включая бывших коммунистов, были настроены строго анти-немецки, они рвались действовать, жертвовать собой, они были патриотами и хотели сражаться. Мы в Смоленске слышали о Власове, но никогда не видели его, очевидно, его прятали в Берлине. Все, что мы видели - пропагандисты в немецкой форме, использующие его имя. В их речах кто-то слышал намеки на "независимые" интересы и цели. Но по моему ощущению гражданское население не поддерживало Власова, они ничего бы не выиграли, записавшись добровольцами.
Каминский был авантюристом, глупым и самовлюбленным, чванливым, политически безграмотным, форменным бандитом. Ему тоже особо не было дела до немцев, его окружали офицеры Красной Армии. Многие понимали, что его относительная автономия существует лишь пока он эффективно воюет с партизанами. В свою очередь, немцы позволяли его людям грабить вволю, что настраивало население против него. В среде его офицеров были попытки найти другого лидера, но в тех условиях их планы были несбыточны. Его партия была игрушкой, не более. НТС контактировал с Каминским через Хомутова. В целом солидаристы вели себя как скрытные представители высшего сословия. Заместителем Меньшагина (бургомистра Смоленска) был старый эмигрант-НТСовец из Чехословакии. В целом, на оккупированных территориях было не так много старых эмигрантов. Некоторые из них высоко ценились, например, Одинец (из Сербии), создавший организацию бойскаутов. С другой стороны, к Леонтьеву, редактировавшему газету в Пскове, испытывали сильную антипатию.
Пропагандистские подразделения вермахта лучше понимали психологию народа, чем оперштаб Розенберга. Но ни те, ни другие не занимались реальной "политикой", если исключить антибольшевистскую пропаганду (показ публике советских тюрем и пр.) Вообще пронацистская пропаганда считалась "не для русских".
Один из двух редакторов "На переломе", Бузескул, был вначале главным пропагандистом в Смоленской области. Затем оказалось, что он передавал по радио информацию Советам. Его расстреляли в конце 42-го, его друг был смещен в 44-м и тоже расстрелян. Он был инженером, которого Советы в 39-м послали во Львов с тайным заданием.
Один советский профессор экономики, призванный в ополчение, служил немецким пропагандистом, а потом дезертировал к партизанам, но был схвачен немцами и расстрелян.