двухметровые ложки и другая наглядная агитация
Еще одна статья Владимира Валюженича, в этот раз неопубликованная.
Можно считать ее окончанием небольшого цикла.
1. Вторая жизнь.
2. Шталаг XIII D.
3. Конец гитлеровской пропаганды.
Очерк, принадлежащий перу одного из "видных" власовцев, любезно представлен редакции Б.И.Николаевским.*
Уже в первых числах июня 1941 года двери принадлежавшего OKW особняка на Виктория-Штрассе закрылись наглухо, и всякое сообщение здания с внешним миром было прервано. Офицеры Управления Пропаганды Германских вооруженных сил вкупе с целым штабом квалифицированнейших переводчиков резерва Главного Командования и несколькими ответственными работниками антикоминтерновского Института Научного Изучения СССР засели за подготовку пропагандных материалов к намеченному на 22 июня началу военных действий против сталинской России.
Работа оправдала себя. Действие обдуманно составленных материалов и радиообращений - к слову сказать, с очень небольшим национал-социалистическим привкусом и почти без антисемитских выпадов - превзошло все ожидания. Поверив "освободителям", в плен двинулись миллионы. Тем горьче было разочарование.
Шли месяцы. Война развертывалась все шире, фронт вдавился в тело России на сотни километров, враг угрожал непосредственно столицам. Пропагандная линия OKW продолжала работать полным ходом, но и действие становилось с каждой неделей все менее эффективным. Пропаганде не верили больше! И - начали драться, хотя порой еще и просто кулаком, но по-русски! Никто, абсолютно никто из поголовно охваченных великогерманским психозом немцев не мог понять: почему в конце концов глупый, почти добитый, русский медведь с каждым днем все сердитее скалит зубы и - как ни невероятным это кажется, но это было действительно так - единственным островком в Гитлеровском Берлине, где небольшая группа реально и трезво думающих немцев более или менее правильно оценивала события и посильно пыталась их изменить, являлась "военно-психологическая лаборатория" на Виктория-Штрассе. Потоком лились отсюда докладные записки на Гитлера, Розенберга, Геббельса, Кейтеля, Иодля и на всех, кому только можно. Управление пропаганды сигнализировало: разрыв между листовками и действительностью чреват последствиями. Где там! Закружившиеся головы больших и маленьких Розенбергов не признавали никаких резонов и, желая поправить "испорченное" Виктория-Штрассе дело, каждое подгитлеровское ведомство рьяно принялось за организацию собственной пропаганды. Кто ей только в 1943-44 годах в Третьей Империи не занимался? Кто только не обломал себе когти, пытаясь внедрить русскому народу простейшую, казалось бы, истину: Великая немецкая раса и Историей, и Богом призвана владеть Россией!
Завел себе обособленную, отличавшуюся особой свирепостью, пропаганду Корпус SS. Собственный пропагандный штаб на Унтер-ден-Линден организовал Розенберг. Сельскохозяйственное министерство печатало миллионными тиражами брошюры о жизни немецких крестьян. Геббельс призвал к жизни литературно-художественную, граммофонно-опластиненную "Винету", оснастив ее попутно отрядом собственных агитаторов. Выплывший к этому времени на взбаламученную поверхность берлинского пропагандного моря Власов гнул в Дабендорфе собственную сугубо-национальную линию. Засамостийничали на немецкие деньги казаки-глазковцы. Зарычали на "русский большевизм" щирые украинцы из "Новой Добы". Под лозунгом "Аллах над нами, Гитлер с нами!" объединились в Потсдаме кавказские народности. И каждый на собственной скрипке - кто во что горазд! - импровизировали командиры немецких фронтовых пропагандных рот. Один из них - в районе Воронежа - показывал из окопа большую - метра в 2 1/2 длиной - ложку, думая при этом совершенно серьезно, что изголодавшийся русский народ поймет эту оригинальную аллегорию и ринется стремглав к подразумевавшимся сзади ложки немецким тарелкам. Другой - кажется, в Крыму - декларировал в своих листовках немедленное отправление всех захваченных пленных по домам с одновременной выдачей всем добровольно перешедшим удостоверения на право троекратного бесплатного посещения открывшихся к этому времени в каждом освобожденном городишке оффициальных немецких домов терпимости, третий конфисковал все имевшиеся в орловских библиотеках экземпляры "Войны и мира" "идеализировавшие", по его мнению, партизанскую войну. Четвертый выдумывал пятое, и все... обрастали Клавочками. -"А что Вы здесь собственно делаете?", спрашиваешь, бывало, такую куколку. -"Я!... Хи-хи... Я с пропагандой ездию". Е з д и ю! Боже мой!
А месяцы летели. Гитлера били на всех фронтах. На Берлин, который еще в 1942 году показывался не иначе как с высокомерной улыбкой - У нас не в Лондоне! Даже стекла целы! - начали сыпаться бомбы. Сперва понемногу, а в одну страшную ночь - это было 22-23 ноября 1943 - настоящим дождем. Навеянным Сенкевичем и Клодом Фарраром детским мечтам автора - вот посмотреть бы разок пожар Рима! - было суждено осуществиться. В эту ночь Берлин был зажжен всерьез. Пылала роскошная Курфюрстендамм, на куски развалился, задавив своих акул и крокодилов, Аквариум, горели обе стороны Потсдамской улицы от вокзала до моста, только искры летели от гордого Цейхауза, и ярким факелом освещало узкую Виктория-Штрассе здание N10. Однако феникс быстро возродился из пепла, и пропагандная колесница германского вермахта через 2-3 дня снова вертела всеми своими колесами на соседней Маргаретенштрассе 16. Листовки, плакаты, фильмы, пластинки, щиты, магнитофонные ленты, газеты! Не отставали и другие "пропаганды": пригласив на гастроли Власова с Зыковым с одного участка фронта на другой перекатывался SS-овский "Скорпион", газетные киоски продолжали продавать "Унтерменша", агитаторы "Винеты" летали, сломя голову, с завода на завод, но дело шло точно по Крылову: "... Вы, друзья, как ни садитесь...!"
... Ранняя весна 1945 года. Пустым и разоренным стоит покинутое, полусгоревшее Маргаретенштрассе 16. Врывающийся в пустые дыры окон ветер играет ста тысячами штук власовского "обращения", забытого при переезде в одной из комнат. "Военно-психологическая лаборатория" ютится в Целлендорфских бараках за много километров от ставшего слишком опасным "правительственного квартала", "Скорпион" дремлет на карлсбадских запасных путях, а двенадцатиязычный "Сигнал" не сигналит больше, ибо от импозантного, так хорошо 20 лет назад описанного Ларисой Рейснер Ульштейна, остался только бетонный каркас. Советские войска стоят на Одере, Ганновер накануне сдачи, Берлин щетинится уличными баррикадами, приближается начало конца. Однако Гитлер и не думает о сдаче. Война должна продолжаться в Альпах. Особым приказом Гиммлера прикрываются все и всяческие "Винеты" и дело бесславно погибающей пропаганды в ее общем и целом поручается объединить и спасти энергичному тридцатилетнему редактору "Черного Корпуса" штандартенфюреру SS Д'Алькену. На двух автобусах проскальзывает он со своим наскоро сколоченным штабом в Карлсбад, используя последнюю еще не закрывшуюся щелку между советскими войсками и американцами. "Скорпион" оживает. "Скорпион" 1945 года это 5 или 6 спальных вагонов, платформа с автомашинами, радиоузел, вагон-ресторан и солидное количество благ земных в виде масла, консервов и папирос. "Штаб шефа пропаганды" невелик: 10-12 офицеров, 15-20 солдат и... очень много машинисток. Через Чехо-Словакию "Скорпион" переползает на папиросах. 200-300 штук и сразу нашедшийся паровоз уже тянет его на 20-30-50 километров дальше к югу.
... Бесконечно долго тянутся последние скорпионовские дни. Занесенный выпавшим в ночь на 1 мая метровым снегом, плотно прижавшийся к спасающим пока горам итальянской границы у Коrаха, распространяющий вокруг себя сладкое зловоние от переполненных ящиков с испражнениями под вагонными уборными - "Скорпион" агонизирует. Мимо, по шоссе, тянется уже третьи сутки "великий исход" изгнанных из Италии казачьих переселенцев. Подводы, лошади, велосипеды, мулы, козы, коровы, собаки, люди. Куда? Бог ведает!
... Еще несколько дней. Покинут и "Скорпион". Разлетелись машинистки. Штаб "шефа пропагандных частей" пробирается... на север. Куда? Бог ведает. Но вот последнее пристанище, наконец, найдено. Это один из принадлежащих Герману Герингу замков на Тауэрнском перевале. Тяжелые, железные ворота, остановившиеся часы на башне, готическая столовая с невероятных размеров камином, семейные фотографии Герингов на столах и многолетние запыленные бутылки в погребе. Отправленному к стоящим за 4-5 километров англичанам "парламентеру" приказано: "Оставаться в замке, запереть ворота и ждать нашего прихода". За стенами замка - новая жизнь. Над домами местечка свежепошитые австрийские флаги, на красных полосах которых никак не хотят исчезнуть следы отпоротой свастики, на стенах еще не смытые лозунги: "Фюрер приказывает, мы следуем! Мы не капитулируем никогда!"
15 мая 1945 года. В столовой замка появляется английский офицер. Присутствующие поднимаются. Д'Алькен подходит с рапортом:
- Господин майор. Штаб пропаганды Германских вооруженных сил сдается в плен. Протянутая рука Д'Алькена остается висеть в воздухе, офицер медленно проводит глазами по залу и бросает 2-3 английских слова. В комнату входят солдаты.
В.К.
* В сопроводительном письме автор просил пристроить очерк в "Новое русское слово".
Oт лица своего прежнего псевдонима "Вл. Кержак" Валюженич делать этого не хотел, так как "из содержания очерка слишком выпирает, что его не рядовой колхозник писал". Николаевский ответил отказом.
Hoover Institution Archives, Boris I. Nicolaevsky Collection, Box 472, Folder 31 (по микрофильму в коллекции BSB).
Русский язык, рукопись. Сохранена орфография оригинала.
Можно считать ее окончанием небольшого цикла.
1. Вторая жизнь.
2. Шталаг XIII D.
3. Конец гитлеровской пропаганды.
Очерк, принадлежащий перу одного из "видных" власовцев, любезно представлен редакции Б.И.Николаевским.*
Уже в первых числах июня 1941 года двери принадлежавшего OKW особняка на Виктория-Штрассе закрылись наглухо, и всякое сообщение здания с внешним миром было прервано. Офицеры Управления Пропаганды Германских вооруженных сил вкупе с целым штабом квалифицированнейших переводчиков резерва Главного Командования и несколькими ответственными работниками антикоминтерновского Института Научного Изучения СССР засели за подготовку пропагандных материалов к намеченному на 22 июня началу военных действий против сталинской России.
Работа оправдала себя. Действие обдуманно составленных материалов и радиообращений - к слову сказать, с очень небольшим национал-социалистическим привкусом и почти без антисемитских выпадов - превзошло все ожидания. Поверив "освободителям", в плен двинулись миллионы. Тем горьче было разочарование.
Шли месяцы. Война развертывалась все шире, фронт вдавился в тело России на сотни километров, враг угрожал непосредственно столицам. Пропагандная линия OKW продолжала работать полным ходом, но и действие становилось с каждой неделей все менее эффективным. Пропаганде не верили больше! И - начали драться, хотя порой еще и просто кулаком, но по-русски! Никто, абсолютно никто из поголовно охваченных великогерманским психозом немцев не мог понять: почему в конце концов глупый, почти добитый, русский медведь с каждым днем все сердитее скалит зубы и - как ни невероятным это кажется, но это было действительно так - единственным островком в Гитлеровском Берлине, где небольшая группа реально и трезво думающих немцев более или менее правильно оценивала события и посильно пыталась их изменить, являлась "военно-психологическая лаборатория" на Виктория-Штрассе. Потоком лились отсюда докладные записки на Гитлера, Розенберга, Геббельса, Кейтеля, Иодля и на всех, кому только можно. Управление пропаганды сигнализировало: разрыв между листовками и действительностью чреват последствиями. Где там! Закружившиеся головы больших и маленьких Розенбергов не признавали никаких резонов и, желая поправить "испорченное" Виктория-Штрассе дело, каждое подгитлеровское ведомство рьяно принялось за организацию собственной пропаганды. Кто ей только в 1943-44 годах в Третьей Империи не занимался? Кто только не обломал себе когти, пытаясь внедрить русскому народу простейшую, казалось бы, истину: Великая немецкая раса и Историей, и Богом призвана владеть Россией!
Завел себе обособленную, отличавшуюся особой свирепостью, пропаганду Корпус SS. Собственный пропагандный штаб на Унтер-ден-Линден организовал Розенберг. Сельскохозяйственное министерство печатало миллионными тиражами брошюры о жизни немецких крестьян. Геббельс призвал к жизни литературно-художественную, граммофонно-опластиненную "Винету", оснастив ее попутно отрядом собственных агитаторов. Выплывший к этому времени на взбаламученную поверхность берлинского пропагандного моря Власов гнул в Дабендорфе собственную сугубо-национальную линию. Засамостийничали на немецкие деньги казаки-глазковцы. Зарычали на "русский большевизм" щирые украинцы из "Новой Добы". Под лозунгом "Аллах над нами, Гитлер с нами!" объединились в Потсдаме кавказские народности. И каждый на собственной скрипке - кто во что горазд! - импровизировали командиры немецких фронтовых пропагандных рот. Один из них - в районе Воронежа - показывал из окопа большую - метра в 2 1/2 длиной - ложку, думая при этом совершенно серьезно, что изголодавшийся русский народ поймет эту оригинальную аллегорию и ринется стремглав к подразумевавшимся сзади ложки немецким тарелкам. Другой - кажется, в Крыму - декларировал в своих листовках немедленное отправление всех захваченных пленных по домам с одновременной выдачей всем добровольно перешедшим удостоверения на право троекратного бесплатного посещения открывшихся к этому времени в каждом освобожденном городишке оффициальных немецких домов терпимости, третий конфисковал все имевшиеся в орловских библиотеках экземпляры "Войны и мира" "идеализировавшие", по его мнению, партизанскую войну. Четвертый выдумывал пятое, и все... обрастали Клавочками. -"А что Вы здесь собственно делаете?", спрашиваешь, бывало, такую куколку. -"Я!... Хи-хи... Я с пропагандой ездию". Е з д и ю! Боже мой!
А месяцы летели. Гитлера били на всех фронтах. На Берлин, который еще в 1942 году показывался не иначе как с высокомерной улыбкой - У нас не в Лондоне! Даже стекла целы! - начали сыпаться бомбы. Сперва понемногу, а в одну страшную ночь - это было 22-23 ноября 1943 - настоящим дождем. Навеянным Сенкевичем и Клодом Фарраром детским мечтам автора - вот посмотреть бы разок пожар Рима! - было суждено осуществиться. В эту ночь Берлин был зажжен всерьез. Пылала роскошная Курфюрстендамм, на куски развалился, задавив своих акул и крокодилов, Аквариум, горели обе стороны Потсдамской улицы от вокзала до моста, только искры летели от гордого Цейхауза, и ярким факелом освещало узкую Виктория-Штрассе здание N10. Однако феникс быстро возродился из пепла, и пропагандная колесница германского вермахта через 2-3 дня снова вертела всеми своими колесами на соседней Маргаретенштрассе 16. Листовки, плакаты, фильмы, пластинки, щиты, магнитофонные ленты, газеты! Не отставали и другие "пропаганды": пригласив на гастроли Власова с Зыковым с одного участка фронта на другой перекатывался SS-овский "Скорпион", газетные киоски продолжали продавать "Унтерменша", агитаторы "Винеты" летали, сломя голову, с завода на завод, но дело шло точно по Крылову: "... Вы, друзья, как ни садитесь...!"
... Ранняя весна 1945 года. Пустым и разоренным стоит покинутое, полусгоревшее Маргаретенштрассе 16. Врывающийся в пустые дыры окон ветер играет ста тысячами штук власовского "обращения", забытого при переезде в одной из комнат. "Военно-психологическая лаборатория" ютится в Целлендорфских бараках за много километров от ставшего слишком опасным "правительственного квартала", "Скорпион" дремлет на карлсбадских запасных путях, а двенадцатиязычный "Сигнал" не сигналит больше, ибо от импозантного, так хорошо 20 лет назад описанного Ларисой Рейснер Ульштейна, остался только бетонный каркас. Советские войска стоят на Одере, Ганновер накануне сдачи, Берлин щетинится уличными баррикадами, приближается начало конца. Однако Гитлер и не думает о сдаче. Война должна продолжаться в Альпах. Особым приказом Гиммлера прикрываются все и всяческие "Винеты" и дело бесславно погибающей пропаганды в ее общем и целом поручается объединить и спасти энергичному тридцатилетнему редактору "Черного Корпуса" штандартенфюреру SS Д'Алькену. На двух автобусах проскальзывает он со своим наскоро сколоченным штабом в Карлсбад, используя последнюю еще не закрывшуюся щелку между советскими войсками и американцами. "Скорпион" оживает. "Скорпион" 1945 года это 5 или 6 спальных вагонов, платформа с автомашинами, радиоузел, вагон-ресторан и солидное количество благ земных в виде масла, консервов и папирос. "Штаб шефа пропаганды" невелик: 10-12 офицеров, 15-20 солдат и... очень много машинисток. Через Чехо-Словакию "Скорпион" переползает на папиросах. 200-300 штук и сразу нашедшийся паровоз уже тянет его на 20-30-50 километров дальше к югу.
... Бесконечно долго тянутся последние скорпионовские дни. Занесенный выпавшим в ночь на 1 мая метровым снегом, плотно прижавшийся к спасающим пока горам итальянской границы у Коrаха, распространяющий вокруг себя сладкое зловоние от переполненных ящиков с испражнениями под вагонными уборными - "Скорпион" агонизирует. Мимо, по шоссе, тянется уже третьи сутки "великий исход" изгнанных из Италии казачьих переселенцев. Подводы, лошади, велосипеды, мулы, козы, коровы, собаки, люди. Куда? Бог ведает!
... Еще несколько дней. Покинут и "Скорпион". Разлетелись машинистки. Штаб "шефа пропагандных частей" пробирается... на север. Куда? Бог ведает. Но вот последнее пристанище, наконец, найдено. Это один из принадлежащих Герману Герингу замков на Тауэрнском перевале. Тяжелые, железные ворота, остановившиеся часы на башне, готическая столовая с невероятных размеров камином, семейные фотографии Герингов на столах и многолетние запыленные бутылки в погребе. Отправленному к стоящим за 4-5 километров англичанам "парламентеру" приказано: "Оставаться в замке, запереть ворота и ждать нашего прихода". За стенами замка - новая жизнь. Над домами местечка свежепошитые австрийские флаги, на красных полосах которых никак не хотят исчезнуть следы отпоротой свастики, на стенах еще не смытые лозунги: "Фюрер приказывает, мы следуем! Мы не капитулируем никогда!"
15 мая 1945 года. В столовой замка появляется английский офицер. Присутствующие поднимаются. Д'Алькен подходит с рапортом:
- Господин майор. Штаб пропаганды Германских вооруженных сил сдается в плен. Протянутая рука Д'Алькена остается висеть в воздухе, офицер медленно проводит глазами по залу и бросает 2-3 английских слова. В комнату входят солдаты.
В.К.
* В сопроводительном письме автор просил пристроить очерк в "Новое русское слово".
Oт лица своего прежнего псевдонима "Вл. Кержак" Валюженич делать этого не хотел, так как "из содержания очерка слишком выпирает, что его не рядовой колхозник писал". Николаевский ответил отказом.
Hoover Institution Archives, Boris I. Nicolaevsky Collection, Box 472, Folder 31 (по микрофильму в коллекции BSB).
Русский язык, рукопись. Сохранена орфография оригинала.