зыковиана (15)
Несмотря на то, что нам удалось, наконец, ответить на главный вопрос жизни, вселенной и всего такого, в биографии М.А.Зыкова все еще остается немало темных пятен. Например, история его исчезновения.
И вот вчера при рутинном пролистывании подшивки "Посева" я наткнулся на статью А.Казанцева, прежде мною упущенную (хотя на нее практически нет ссылок в литературе о власовском движении, она все же была - хоть неполностью и с некоторыми нюансами - републикована В.Батшевым в его четырехтомнике "Власов: опыт литературного исследования", так что я сам виноват, что ее не заметил).
Исправляю упущение.
7.2 А.Казанцев "Тайна майора Зыкова"
Под таким или аналогичным заголовками в разных органах эмигрантской печати появилось уже более десятка статей. В некоторых из них было проявлено искреннее желание найти ответы на вопросы - кем был Зыков, как он исчез и куда? В других сквозило плохо скрытое желание использовать эту большую человеческую трагедию в своих партийных интересах. Зыков, как известно, убежденный и непреклонный марксист, по мнению авторов этого вида статей, был выразителем политических настроений всего Освободительного Движения в целом на первом этапе его пути. Замысел этих стараний ясен: задним числом окрасить Освободительное Движение в желательные для авторов статей тона, а потом уже на основании этого сделать выводы о настроениях народа вообще. Потуги эти успеха не имели и иметь не могли, но «тайну майора Зыкова» ( кстати сказать, майором никогда не бывшего) затуманили еще больше, чем это было на самом деле.
Для тех, кто без всяких практических и утилитарных намерений хотел бы разобраться в деле Зыкова, положение сложилось очень трудным: до появления каких-то явных данных остается делать только предположения, т.к. все что было известно до сих пор, не дает основания для каких-либо выводов. Люди, преследующие свои особые цели даже и в этом деле - богаче: они дополняют общеизвестные факты плодами своей фантазии, не всегда достаточно плотно прикрывающей их подлинные намерения. Так недавно в одном из эмигрантских журналов выступил новый "свидетель", который, оперируя "дневником" якобы того времени, рассказывает о каком-то бегстве Зыкова, его поимке и расстреле. Что в данном случае не честное заблуждение - доказывает сам "документ", очевидно второпях написанный перед сдачей в набор и недостаточно внимательно просмотренный редакцией, склонной вообще к погоне за сенсациями, независимо от того, откуда и как они попадают на редакторский стол. В противном случае в "Дневнике" не было бы терминов и определений, совсем неизвестных в годы войны и вошедших в эмигрантский язык в 45-46 годах. Новые же данные со временем дадут возможность разобраться и найти ответы на интересующие нас вопросы, тем более, что такие данные появляются и сейчас.
Собеседник мой - явление даже и для наших полных всяких неожиданностей дней необычайное: он - бывший следователь Гестапо. Впрочем, следователь - тоже необычайный: многие из тех, чьи дела он в свое время вел, сохранили о нем самые теплые воспоминания , а некоторые даже дружеские чувства. Были, оказывается, и такие люди в нацистском государственном аппарате и даже в самой сердцевине его - тайной государственной полиции. Интерес собеседник мой представляет не только благодаря своей прошлой карьере, а потому, что он приоткрыл наполовину тайну исчезновения одного из инициаторов Русского Освободительного Движения, капитана РОА Мелетия Александровича Зыкова.
Чтобы избежать передачи обычных при таких разговорах вопросов и ответов, ьем более, что и восстановить с абсолютной точностью их было бы трудно, передам его рассказ своими словами.
Однажды - это было в конце июля 1944 года - следователь Д., находившийся на каких-то курсах около Бреслау, получил от своего начальника телеграмму с приказом немедленно выехать на место постоянной работы в Берлин для выполнения спешного поручения. По приезде в Берлин он получил большую папку с документами, с которыми должен был ознакомиться, и предписание провести следствие и допрос находящегося в лагере Заксенхаузен (клм. 30 от Берлина) М.А.Зыкова. Следствие он провел в течение трех дней, сделал свое заключение и уехал обратно. Единственный вопрос, который он должен был выяснить - является ли Зыков советским агентом? Доказательств ему обнаружить не удалось, о чем он и написал в своем заключении. О дальнейшей судьбе Зыкова он сказать ничего не может. Предполагает все же, что он был увезен после допроса в другой концлагерь, где и был или расстрелян, или умер естественной смертью, если в немецком концлагере смерть могла быть естественной. Больший чем факт следствия интерес представляет папка с документами, с которыми он должен был познакомиться перед допросами. Это были написанные на русском языке доносы рапорты секретных сотрудников полиции с заключением организатора этого участка осведомитель ной работы. По числу доносов можно было заключить, что осведомителей было человек 8-10. Это, главным образом, солдаты и офицеры, жившие тогда в лагере Дабендорф.
Организатор слежки для следователя оказался знакомым - он был известен под фамилией Владимирова и был инженером из Советского Союза. Познакомился он с Владимировым на квартире своего сослуживца Циммермана, который был начальником одного из отделений русского сектора Гестапо и в непосредственном подчинении которого был Владимиров.
"Он произвел на меня очень плохое впечатление", - сказал следователь. - "После его ухода я сказал Циммерману, что Владимиров может быть агентом НКВД в гораздо большей степени, чем он является агентом Гестапо".
На мой вопрос - неужели даже такое учреждение, как государственная тайная полиция не было защищено от проникновения советской агентуры? - следователь объяснил: по мере того, как немецкая армия откатывалась на запад, крупные чиновники Гестапо, откомандированные в свое время в оккупированные области России, возвращались в Берлин, привозили с собой своих русских сотрудников из занятых областей. Некоторые из этих привезенных делали карьеру в центральном аппарате, занимая к концу войны нередко довольно высокие посты, в частности. если верить словам моего собеседника, в ведении таких людей оказался почти целиком русский отдел Гестапо. С тех пор весь русский антикоммунистический мир был в какой-то мере под надзором и наблюдением НКВД. Попытки бороться с этими людьми в само аппарате - вспоминает Д. - были, но всегда оставались безрезультатными, потому что у всех русских сотрудников оказывались какие-то высокие покровители.
Кто эти люди и как они попали в немецкий полицейский аппарат? Дело обстояло просто: высокое начальство НКВД, убегая на Восток, оставляло на местах мелкую агентуру с заданием проникать как можно глубже в немецкую государственную машину и прежде всего. конечно, в немецкую тайную полицию. Это создавало безбрежные возможности - бессмысленными и жестокими репрессиями восстанавливать русское население против оккупационных властей, расправляться с врагами советской власти немецкими руками и т д. Руки эти, как правило, были очень дурными. Для того, чтобы купить расположение гестаповского начальства, нужно было очень немного - как можно громче кричать "хайль Гитлер", ругать евреев и по возможности выше поднимать руку при нацистском приветствии. Так покупалась без остатка почти любая гестаповская душа. Для оставленных агентов это была не слишком большая плата за те возможности, которые они за это получали...
* Владимиров оказался знакомым еще для одного человека - лейтенанта Н., бывшего офицера Красной Армии, служившего в одном из организованных немцами русских батальонов, но в Освободительном Движении непосредственного участия не принимавшего. Переведенный потом на постоянную работу в Берлин, он остался там до самой капитуляции. О своей встрече с Владимировым рассказывает следующее. На конспиративной квартире, где-то около Принц-Альбрехт- штрассе (улица, на которой находилось Главное управление Гестапо), происходили встречи немцев, стремившихся "к осуществлению подлинного русско-немецкого сотрудничества", с одной стороны, и, с другой стороны, русских, идущих на такое сотрудничество без всяких оговорок. Создавалась эта организация или под руководством, или, во всяком случае, под покровительством начальника берлинского Гестапо Мюллера. Русские приглашались туда выборочно, после длительного наблюдения и проверки. Потом от них брали подписку о неразглашении тайны, а затем постепенно давались задания, главным образом, осведомительного характера. Рассказчик прошел весь этот путь. Однажды вечером на квартире праздновали какое-то событие, произошедшее в этот день. Много и долго пили, много говорили, но ни одного слова не было произнесено о причинах выпивки.Только раз кто-то из немцев, - все они хорошо говорили по- русски, поднял тост "за устранителей препятствия" и выразил пожелание, чтобы и в будущем все препятствия устранялись так же легко. Все присутствующие - компания была очень немногочисленной - понимающе заулыбались. О чем шла речь, повидимому было ясно для всех, хотя и на этот раз никто не проронил и слова. Вернувшись домой, лейтенант Н. узнал, чтов этот же день вечером был похищен Зыков. Позже, восстанавливая в памяти слышанные на квартире разговоры и в тот вечер и позднее, он пришел к заключению, что план похищения был разработан поручиком РОА И., а главным исполнителем был Владимиров. Оба они на этой вечеринке, как и на всех предыдущих встречах, принимали участие и чувствовали себя там почти такими же хозяевами, как и немцы. У рассказчика осталось впечатление, что похищение было организовано в порядке личной инициативы участников встреч, без приказа об аресте соответствующего начальства. Это похоже на правду, т. к. увоз Зыкова с занимаемой им квартиры напоминал больше похищение, чем арест. Как потом похищение переключилось в официальный арест - он не знает. Что произошло с поручиком И. после капитуляции Германии, лейтенант Н. не слышал. Что же касается Владимирова, то он был убит во время налета на Берлин 4-го февраля 1945 года.Рассказчик видел его труп, вытащенный из подвала дома, где жили Циммерман и незнакомый для него тогда следователь Д. Тайну исчезновения Зыкова унес с собой Владимиров. Кем был этот человек? От ответа на этот вопрос зависит ответ и на вопрос - кем был Зыков? Мы можем только строить предположения. Если Владимиров был советским агентом, то преследуемый им Зыков ни в коем случае быть таковым не мог - свой своего не подводил бы под немецкую пулю. Если Владимиров агентом не был, то Зыков мог быть им, но точно так же мог и не быть. К дальнейшим выводам можно придти только путем логических заключений. Трудно предположить, чтобы начальство НКВД послало во вражеский стан человека с подрезанными заранее крыльями - в нацистскую Германию, с ее отношением к евреям вообще и к русским в особенности, едва ли целесообразно было посылать агента, вид которого не оставлял никаких сомнений в том, что он еврей. Был ли он на самом деле им или нет - судить не берусь. Ни он об этом не говорил никогда ни слова, ни я, само собой разумеется, не спрашивал. Но для людей, которым это было небезразлично, сомнений не оставалось, - для них он был, конечно, евреем. В равной степени, как для русских, так и для немцев. Можно предположить, что голубоглазый блондин эсэсовской наружности, с хорошим немецким языком, не замечая, проходил бы те препятствия, которые Зыкову (кстати сказать, совершенно не говорившему по-немецки) приходилось преодолевать с неимоверно большими трудностями. Трудно предположить, что в аппарате НКВД не нашлось бы более подходящего для этой роли сотрудника.
Поведение самого Зыкова... Нужно быть очень плохим агентом, чтобы вести себя так, как вел он. Не скрывать своих марксистских убеждений, на каждом шагу и за глаза, и в глаза самим немцам критиковать политику нацистской Германии в русском вопросе, рисковать в мелких, несущественных делах и рисковать, в силу сложившегося о нем мнения как о еврее, всегда жизнью. Все это говорит скорее за то, что агентом он не был.
Откуда же и как пошли слухи? В антикоммунистическом русском мире отношения к немцам колебались от чувств искренней и несколько оскорбленной дружбы до такой же искренней и бескомпромиссной ненависти. Между этими двумя полюсами укладывались десятки всяческих оттенков. Это давало много поводов для взаимных подозрений, упреков, вражды, оканчивающихся иногда трагическим исходом. Зыков мог быть жертвой одного из таких столкновений и жертвой, как мы знаем, далеко не единственной.
Вот все, чем мы пока располагаем и на чем можем пытаться строить свои выводы. Попытки же опрокидывать из сегодняшнего дня в прошлое личные или партийные вожделения и амбиции оказывают плохую услугу желающим знать только правду о том, что тогда проихсодило...
П р и м е ч а н и е: В распоряжении редакции находятся полные имена б.следователя Гестапо Д., лейтенанта Н. и поручика И.
Из четырех действующих лиц однозначно идентифицируема (что делает и Батшев) фигура "следователя Д." - это Иозеф Дедио. В мемуарах главы НТС Байдалакова упоминается эпизод с допросом Дедио Зыкова, но речь идет не о конце июля, а о поздней осени. Отчасти поэтому я предположил, что это свидетельство сомнительно, возможно, Дедио путает Зыкова с Н.С.Бушмановым.
Вынужден признать свою неправоту, так как Казанцев дает более подробное изложение эпизода, из которого ясно, что путаница исключена. Фактически остается лищь два варианта - либо Казанцев, исходя из упомянутых им самим "практических и утилитарных намерений", пытается обелить Зыкова (НТС поддерживало "власовскую легенду"; подозрение в работе на Советы в адрес главного идеолога движения не шло легенде на пользу; любопытно, что в опубликованной лишь годом ранее "Третьей силе" рассказа Дедио нет), либо свидетельство аутентично, и Зыков действительно не был устранен сразу, а попал в гестапо. В любом случае, к последнему варианту имеет смысл присмотреться внимательнее.
И вот вчера при рутинном пролистывании подшивки "Посева" я наткнулся на статью А.Казанцева, прежде мною упущенную (хотя на нее практически нет ссылок в литературе о власовском движении, она все же была - хоть неполностью и с некоторыми нюансами - републикована В.Батшевым в его четырехтомнике "Власов: опыт литературного исследования", так что я сам виноват, что ее не заметил).
Исправляю упущение.
7.2 А.Казанцев "Тайна майора Зыкова"
Под таким или аналогичным заголовками в разных органах эмигрантской печати появилось уже более десятка статей. В некоторых из них было проявлено искреннее желание найти ответы на вопросы - кем был Зыков, как он исчез и куда? В других сквозило плохо скрытое желание использовать эту большую человеческую трагедию в своих партийных интересах. Зыков, как известно, убежденный и непреклонный марксист, по мнению авторов этого вида статей, был выразителем политических настроений всего Освободительного Движения в целом на первом этапе его пути. Замысел этих стараний ясен: задним числом окрасить Освободительное Движение в желательные для авторов статей тона, а потом уже на основании этого сделать выводы о настроениях народа вообще. Потуги эти успеха не имели и иметь не могли, но «тайну майора Зыкова» ( кстати сказать, майором никогда не бывшего) затуманили еще больше, чем это было на самом деле.
Для тех, кто без всяких практических и утилитарных намерений хотел бы разобраться в деле Зыкова, положение сложилось очень трудным: до появления каких-то явных данных остается делать только предположения, т.к. все что было известно до сих пор, не дает основания для каких-либо выводов. Люди, преследующие свои особые цели даже и в этом деле - богаче: они дополняют общеизвестные факты плодами своей фантазии, не всегда достаточно плотно прикрывающей их подлинные намерения. Так недавно в одном из эмигрантских журналов выступил новый "свидетель", который, оперируя "дневником" якобы того времени, рассказывает о каком-то бегстве Зыкова, его поимке и расстреле. Что в данном случае не честное заблуждение - доказывает сам "документ", очевидно второпях написанный перед сдачей в набор и недостаточно внимательно просмотренный редакцией, склонной вообще к погоне за сенсациями, независимо от того, откуда и как они попадают на редакторский стол. В противном случае в "Дневнике" не было бы терминов и определений, совсем неизвестных в годы войны и вошедших в эмигрантский язык в 45-46 годах. Новые же данные со временем дадут возможность разобраться и найти ответы на интересующие нас вопросы, тем более, что такие данные появляются и сейчас.
Собеседник мой - явление даже и для наших полных всяких неожиданностей дней необычайное: он - бывший следователь Гестапо. Впрочем, следователь - тоже необычайный: многие из тех, чьи дела он в свое время вел, сохранили о нем самые теплые воспоминания , а некоторые даже дружеские чувства. Были, оказывается, и такие люди в нацистском государственном аппарате и даже в самой сердцевине его - тайной государственной полиции. Интерес собеседник мой представляет не только благодаря своей прошлой карьере, а потому, что он приоткрыл наполовину тайну исчезновения одного из инициаторов Русского Освободительного Движения, капитана РОА Мелетия Александровича Зыкова.
Чтобы избежать передачи обычных при таких разговорах вопросов и ответов, ьем более, что и восстановить с абсолютной точностью их было бы трудно, передам его рассказ своими словами.
Однажды - это было в конце июля 1944 года - следователь Д., находившийся на каких-то курсах около Бреслау, получил от своего начальника телеграмму с приказом немедленно выехать на место постоянной работы в Берлин для выполнения спешного поручения. По приезде в Берлин он получил большую папку с документами, с которыми должен был ознакомиться, и предписание провести следствие и допрос находящегося в лагере Заксенхаузен (клм. 30 от Берлина) М.А.Зыкова. Следствие он провел в течение трех дней, сделал свое заключение и уехал обратно. Единственный вопрос, который он должен был выяснить - является ли Зыков советским агентом? Доказательств ему обнаружить не удалось, о чем он и написал в своем заключении. О дальнейшей судьбе Зыкова он сказать ничего не может. Предполагает все же, что он был увезен после допроса в другой концлагерь, где и был или расстрелян, или умер естественной смертью, если в немецком концлагере смерть могла быть естественной. Больший чем факт следствия интерес представляет папка с документами, с которыми он должен был познакомиться перед допросами. Это были написанные на русском языке доносы рапорты секретных сотрудников полиции с заключением организатора этого участка осведомитель ной работы. По числу доносов можно было заключить, что осведомителей было человек 8-10. Это, главным образом, солдаты и офицеры, жившие тогда в лагере Дабендорф.
Организатор слежки для следователя оказался знакомым - он был известен под фамилией Владимирова и был инженером из Советского Союза. Познакомился он с Владимировым на квартире своего сослуживца Циммермана, который был начальником одного из отделений русского сектора Гестапо и в непосредственном подчинении которого был Владимиров.
"Он произвел на меня очень плохое впечатление", - сказал следователь. - "После его ухода я сказал Циммерману, что Владимиров может быть агентом НКВД в гораздо большей степени, чем он является агентом Гестапо".
На мой вопрос - неужели даже такое учреждение, как государственная тайная полиция не было защищено от проникновения советской агентуры? - следователь объяснил: по мере того, как немецкая армия откатывалась на запад, крупные чиновники Гестапо, откомандированные в свое время в оккупированные области России, возвращались в Берлин, привозили с собой своих русских сотрудников из занятых областей. Некоторые из этих привезенных делали карьеру в центральном аппарате, занимая к концу войны нередко довольно высокие посты, в частности. если верить словам моего собеседника, в ведении таких людей оказался почти целиком русский отдел Гестапо. С тех пор весь русский антикоммунистический мир был в какой-то мере под надзором и наблюдением НКВД. Попытки бороться с этими людьми в само аппарате - вспоминает Д. - были, но всегда оставались безрезультатными, потому что у всех русских сотрудников оказывались какие-то высокие покровители.
Кто эти люди и как они попали в немецкий полицейский аппарат? Дело обстояло просто: высокое начальство НКВД, убегая на Восток, оставляло на местах мелкую агентуру с заданием проникать как можно глубже в немецкую государственную машину и прежде всего. конечно, в немецкую тайную полицию. Это создавало безбрежные возможности - бессмысленными и жестокими репрессиями восстанавливать русское население против оккупационных властей, расправляться с врагами советской власти немецкими руками и т д. Руки эти, как правило, были очень дурными. Для того, чтобы купить расположение гестаповского начальства, нужно было очень немного - как можно громче кричать "хайль Гитлер", ругать евреев и по возможности выше поднимать руку при нацистском приветствии. Так покупалась без остатка почти любая гестаповская душа. Для оставленных агентов это была не слишком большая плата за те возможности, которые они за это получали...
* Владимиров оказался знакомым еще для одного человека - лейтенанта Н., бывшего офицера Красной Армии, служившего в одном из организованных немцами русских батальонов, но в Освободительном Движении непосредственного участия не принимавшего. Переведенный потом на постоянную работу в Берлин, он остался там до самой капитуляции. О своей встрече с Владимировым рассказывает следующее. На конспиративной квартире, где-то около Принц-Альбрехт- штрассе (улица, на которой находилось Главное управление Гестапо), происходили встречи немцев, стремившихся "к осуществлению подлинного русско-немецкого сотрудничества", с одной стороны, и, с другой стороны, русских, идущих на такое сотрудничество без всяких оговорок. Создавалась эта организация или под руководством, или, во всяком случае, под покровительством начальника берлинского Гестапо Мюллера. Русские приглашались туда выборочно, после длительного наблюдения и проверки. Потом от них брали подписку о неразглашении тайны, а затем постепенно давались задания, главным образом, осведомительного характера. Рассказчик прошел весь этот путь. Однажды вечером на квартире праздновали какое-то событие, произошедшее в этот день. Много и долго пили, много говорили, но ни одного слова не было произнесено о причинах выпивки.Только раз кто-то из немцев, - все они хорошо говорили по- русски, поднял тост "за устранителей препятствия" и выразил пожелание, чтобы и в будущем все препятствия устранялись так же легко. Все присутствующие - компания была очень немногочисленной - понимающе заулыбались. О чем шла речь, повидимому было ясно для всех, хотя и на этот раз никто не проронил и слова. Вернувшись домой, лейтенант Н. узнал, чтов этот же день вечером был похищен Зыков. Позже, восстанавливая в памяти слышанные на квартире разговоры и в тот вечер и позднее, он пришел к заключению, что план похищения был разработан поручиком РОА И., а главным исполнителем был Владимиров. Оба они на этой вечеринке, как и на всех предыдущих встречах, принимали участие и чувствовали себя там почти такими же хозяевами, как и немцы. У рассказчика осталось впечатление, что похищение было организовано в порядке личной инициативы участников встреч, без приказа об аресте соответствующего начальства. Это похоже на правду, т. к. увоз Зыкова с занимаемой им квартиры напоминал больше похищение, чем арест. Как потом похищение переключилось в официальный арест - он не знает. Что произошло с поручиком И. после капитуляции Германии, лейтенант Н. не слышал. Что же касается Владимирова, то он был убит во время налета на Берлин 4-го февраля 1945 года.Рассказчик видел его труп, вытащенный из подвала дома, где жили Циммерман и незнакомый для него тогда следователь Д. Тайну исчезновения Зыкова унес с собой Владимиров. Кем был этот человек? От ответа на этот вопрос зависит ответ и на вопрос - кем был Зыков? Мы можем только строить предположения. Если Владимиров был советским агентом, то преследуемый им Зыков ни в коем случае быть таковым не мог - свой своего не подводил бы под немецкую пулю. Если Владимиров агентом не был, то Зыков мог быть им, но точно так же мог и не быть. К дальнейшим выводам можно придти только путем логических заключений. Трудно предположить, чтобы начальство НКВД послало во вражеский стан человека с подрезанными заранее крыльями - в нацистскую Германию, с ее отношением к евреям вообще и к русским в особенности, едва ли целесообразно было посылать агента, вид которого не оставлял никаких сомнений в том, что он еврей. Был ли он на самом деле им или нет - судить не берусь. Ни он об этом не говорил никогда ни слова, ни я, само собой разумеется, не спрашивал. Но для людей, которым это было небезразлично, сомнений не оставалось, - для них он был, конечно, евреем. В равной степени, как для русских, так и для немцев. Можно предположить, что голубоглазый блондин эсэсовской наружности, с хорошим немецким языком, не замечая, проходил бы те препятствия, которые Зыкову (кстати сказать, совершенно не говорившему по-немецки) приходилось преодолевать с неимоверно большими трудностями. Трудно предположить, что в аппарате НКВД не нашлось бы более подходящего для этой роли сотрудника.
Поведение самого Зыкова... Нужно быть очень плохим агентом, чтобы вести себя так, как вел он. Не скрывать своих марксистских убеждений, на каждом шагу и за глаза, и в глаза самим немцам критиковать политику нацистской Германии в русском вопросе, рисковать в мелких, несущественных делах и рисковать, в силу сложившегося о нем мнения как о еврее, всегда жизнью. Все это говорит скорее за то, что агентом он не был.
Откуда же и как пошли слухи? В антикоммунистическом русском мире отношения к немцам колебались от чувств искренней и несколько оскорбленной дружбы до такой же искренней и бескомпромиссной ненависти. Между этими двумя полюсами укладывались десятки всяческих оттенков. Это давало много поводов для взаимных подозрений, упреков, вражды, оканчивающихся иногда трагическим исходом. Зыков мог быть жертвой одного из таких столкновений и жертвой, как мы знаем, далеко не единственной.
Вот все, чем мы пока располагаем и на чем можем пытаться строить свои выводы. Попытки же опрокидывать из сегодняшнего дня в прошлое личные или партийные вожделения и амбиции оказывают плохую услугу желающим знать только правду о том, что тогда проихсодило...
П р и м е ч а н и е: В распоряжении редакции находятся полные имена б.следователя Гестапо Д., лейтенанта Н. и поручика И.
Из четырех действующих лиц однозначно идентифицируема (что делает и Батшев) фигура "следователя Д." - это Иозеф Дедио. В мемуарах главы НТС Байдалакова упоминается эпизод с допросом Дедио Зыкова, но речь идет не о конце июля, а о поздней осени. Отчасти поэтому я предположил, что это свидетельство сомнительно, возможно, Дедио путает Зыкова с Н.С.Бушмановым.
Вынужден признать свою неправоту, так как Казанцев дает более подробное изложение эпизода, из которого ясно, что путаница исключена. Фактически остается лищь два варианта - либо Казанцев, исходя из упомянутых им самим "практических и утилитарных намерений", пытается обелить Зыкова (НТС поддерживало "власовскую легенду"; подозрение в работе на Советы в адрес главного идеолога движения не шло легенде на пользу; любопытно, что в опубликованной лишь годом ранее "Третьей силе" рассказа Дедио нет), либо свидетельство аутентично, и Зыков действительно не был устранен сразу, а попал в гестапо. В любом случае, к последнему варианту имеет смысл присмотреться внимательнее.