один агент и три разведки: автобиография а.ф.чикалова и комментарии к ней

[labas]

А.Репин.
Биография.
Родился я 25 декабря 1902 года, на месяц раньше положенного срока, в вагоне пассажирского поезда Вильно-Москва. Отец мой служил в Вильно помощником управляющего торговым заведением. Семья: мать, две сестры, я и младший брат жили в небольшом индустриальном городке недалеко от Москвы. Мать изредка навещала отца. Отец приезжал домой раз в год в отпуск. Эти наезды всегда были для нас, детей, черными днями. Отец избивал нас беспощадно за малейшую провинность, а иногда и беспричинно. Он был глубочайше убежден, что это лучший способ воспитания детей. В остальное время он ограничивался пересылкой редких писем и столь же редких и скромных денежных сумм. Обе сестры работали на текстильной фабрике, и семья могла безбедно существовать.
Мать, простая женщина, страдала неизлечимой страстью к чтению книг. Читала она запоем, выписывала литературно-художественные журналы и активно посещала местную общественную библиотеку. Эту страсть к чтению книг привила она и нам, детям. Читали каждый вечер всей семьей до поздней ночи.
В 9 лет я окончил начальную школу. Отец хотел забрать меня к себе учеником и быть бы мне приказчиком, но в дело энергично вмешался мой дядюшка Иван и настоял на том, чтобы продолжал учиться. Я поступил в реальное училище.

В 1915 году вся семья, включая отца, переселилась в Сибирь и жила на маленькой железнодорожной станции. Я остался в родном городе и перешел жить к дяде Ивану, который работал токарем в железнодорожной вагоно-ремонтной мастерской. Дядя был довольно активным социалистом-революционером, и в его квартире я много наслушался о революции и революционных идеях. Почти ежедневно я должен был работать в литейном дворе мастерских, разбирать железный лом в течение 2-3 часов.
Летом 1917 года в семье дяди было настолько голодно, что я, вопреки моему желанию, должен был отправиться к родителям в Сибирь. Мне удалось пристроиться к проходящему воинскому эшелону солдат-сибиряков, самовольно покинувших фронт и направлявшихся домой. Путешествие продолжалось около 2 месяцев.
Первое, что я увидел, войдя в кухню квартиры родителей, были: 8-летний брат, лежавший в кровати и стоящая над ним плачущая мать. Мать объяснила мне, что отец неделю назад избил брата, и он до сих пор лежит больной. Я не помнил себя от бешенства. Произошла тяжелая сцена брани и драки с отцом, в результате которой я был изгнан отцом из дому. На следующее утро, снабженный матерью деньгами и продуктами, я отправился в город Курган. Там без особого труда мне удалось поступить в 7 класс гимназии. Жил я у сторожа гимназии и вместо платы за квартиру помогал ему подметать полы и носить дрова. Получал немного денего от матери и занимался вечерами перепиской бумаг в городском совете.
Учитель математики Неделин, у которого я числился первым учеником, оказался большевиком. Он иногда использовал меня для мелких поручений и часто беседовал со мной. От него я получил первое туманное понятие о большевиках. В мае 1918 года произошел переворот. Знакомые мне большевики были частью арестованы, а частью бежали за Урал. Осенью 1919 года Красная Армия вновь заняла Курган, и я немедленно вступил добровольцем в кавалерийский полк имени петроградского пролетариата. В это время я уже был член союза молодежи. С полком я прошел от Кургана и до Байкала. Службу нес как вестовой и вместе с тем как секретарь комиссара полка. Комиссар полка Дубов казался мне олицетворением революционера и оказал на меня глубочайшее влияние.
В январе 1920 года вместе с Дубовым я был брошен на борьбу с тифом в районе Новониколаевск (Новосибирск). Наша чрезвычайная комиссия имела главную задачу - очистить город от десятков тысяч трупов, которыми были забиты все склады, лавки, школы и вокзал. К весне эта задача была выполнена, и я был послан на продовольственный фронт. С вооруженным отрядом ездили мы от села к селу и реквизировали хлеб у богатых крестьян, укрепляли местную власть и создавали партийные и комсомольские организации. Миллионы пудов хлеба даны были голодающему центру страны. Весной 1921 года вспыхнули восстания (февраль 1921 г.), и вся наша группа была брошена на борьбу с повстанцами. В мае 1921 года я был освобожден из армии и послан секретарем райкома комсомола.

В декабре 1919 года умерли моя мать и старшая сестра от тифа. В 1921 года умер отец и вторая сестра. остался беспризорным младший братишка.
В январе 1922 года я решил снова переселиться в родной город, куда выехал вместе с братом. В марте 1922 года я был уже в Москве и явившись в комитет комсомола просил послать меня учиться в высшую школу. Однако мне предложили отправиться на работу в Московский уголовный розыск, в порядке укрепления этого учреждения. Весной 1923 года я вступил в партию. Летом этого года был мобилизован по партийной разверстке и направлен на укрепление Красной Армии, политическое и моральное состояние которой было в этот период весьма ненадежным. После 6-месячной подготовки я направлен был в погранохрану ОГПУ. В погранохране прослужил я в общей сложности 18 лет. Последняя должность была заместитель начальника погранотряда (чин полковника). Большую часть этого времени я занимался оперативной работой (разведка и контрразведка). За период службы в погранвойсках окончил школу переподготовки, высшую школу войск НКВД и экстерном сдал государственные экзамены за курс высшей Академии им. Фрунзе. Все это время был членом местных районных и окружных комитетов партии. Большая часть службы протекла в Белоруссии на польской границе. Около двух лет в общей сложности работал в окружном управлении погранохраны белорусского военного округа и в Главном Управлении в Москве.

В 1930 году, в разгар коллективизации, посещая деревню своего участка погранполосы, я наблюдал потрясающую картину беззакония, насилия и разгрома деревни. Считая подобную политику неправильной, враждебной духу учения Ленина, я написал обстоятельное письмо в Центральный Комитет партии. Примерно через две недели я был вызван в партийную контрольную комиссию и обвинен в правом бухаринском оппортунизме, однако наказание ограничилось лишь выговором. Вскоре было опубликовано письмо Сталина "к товарищам колхозникам", в котором говорилось об ошибках коллективизации и в мягкой форме утверждалось именно то, что я писал в письме в ЦК. Я был реабилитирован полностью, и даже авторитет мой возрос неизмеримо. Однако мне было уже ясно, что это письмо Сталина было вынужденным, поскольку политическое положение в деревне стало угрожающим. Это был первый удар, нанесенный моей безоговорочной вере в партийную политику. Я начал рассматривать вещи критически и находил все больше и больше материала для критики.
В 1932 году я пробыл 3 месяца в Китае, в провинции Синцзян (Sinkjang), организуя советское влияние на этой огромной территории. Руководили всей акцией особоуполномоченные ЦК партии. Осенью 1932 года провел 4 месяца на Северном кавказе и кубани, участвуя в борьбе против так называемого кулацкого саботажа (борьба с шеболдаевской, пробухаринской, антисталинской политикой в этой области). Возглавлял акцию член ЦК, кажется. Шварц, а затем Шкирятов.
В 1935 году почти полгода работал партийным следователем на территории Белоруссии, при проведении повторной чистки партии, названной "проверка и обмен партийных документов". В 1936 году 3 месяца пробыл в Монгольской Народной республике, обучая местную погранохрану борьбе с японской разведкой.

В 1937 году в период ежовщины на участке моего отряда было арестовано местными органами НКВД до 10 тысяч человек, среди которых масса людей, знакомых мне, за которых я мог поручиться, что они не совершали никаких преступлений. В порядке наблюдения за деятельностью органов в погранполосе я посетил целый ряд мест заключения. Творилось что-то неописуемо-ужасное. Создавалось полное впечатление, что действует какая-то вражеская рука. Среди личного состава отряда, в местных партийных организациях и среди населения господствовало подавленное состояние, прорывались уже проявления почти открытого ропота. Снова пишу письмо в Центральный Комитет партии. Подписалось еще 6 офицеров. Через месяц я был вызван к Ежову, арестован и просидел на Лубянке почти 6 месяцев. Чего только не было вменено мне в вину - все пункты ст. 58 Уголовного кодекса. Здесь я убедился. что каждый шаг моей жизни был тщательно регистрирован. Меня спасло только лишь то, что в январе 1938 г. положение в стране стало настолько напряженным, что партия дала отбой и был объявлен поход против так называемых клеветников, т.е. стали освобождать людей, которые уцелели к этому времени, а арестовывать тех, кто особенно усердствовал в период ежовщины. Одновременно со мной были арестованы моя жена, ее отец. Я освободился в марте 1938 г., а жена, ее отец и мой сынишка исчезли бесследно (они были в тюрьме в г.Витебск). Почти год пробыл в резерве, ожидая решения судьбы. В 1939 году был окончательно восстановлен в правах и послан на Кавказ, преподавателем военной школы НКВД. Там пробыл до советско-германской войны, за исключением краткого периода советско-финской войны, в течение которой я провел два месяца на фронте.
Годы 1939-40 были тяжелейшим периодом моей жизни. Несмотря на реабилитацию я ясно чувствовал, что политически мне не доверяют, окружающие меня люди сторонятся меня. Жить в таких условиях в Советском Союзе невыносимо тяжело. Все чаще мелькала мысль о самоубийстве. Я уже тоже не доверял партии, наступил политический и моральный крах. В известной мере под влиянием всех этих переживаний я добровольно пошел на фронт советско-финской войны. Я искал опасностей.

В день начала советско-германской войны я находился в Москве. Как раз накануне закончил сдачу государственных экзаменов в академии им. Фрунзе. Я немедленно подал рапорт о посылке меня в действующую армию. Отказали. Послали на Кавказ в район Батума формировать вместе с генералом Новиковым дивизию НКВД особого назначения, которую предполагалось бросить в Турцию в случае вступления Турции в войну на стороне Германии. Однако через пару недель выяснилось, что Турция воевать не будет, и формирование было отменено. Послали меня в Иран, но видимо спохватились и через два дня отозвали. В начале июля уже ясна была опасность для центра страны. Решено было сформировать одну армию (10 дивизий) из резервов НКВД, которая должна была сдержать немцев на подступах к Москве. Я был брошен на формирование этой армии, командование которой поручено было генерал-полковнику Масленникову, бывшему моему непосредственному начальнику в период моей службы на границе. По окончании формирования я был послан в распоряжение штаба охраны Москвы, возглавлялся который генерал-полковником Артемьевым, бывшим моим сослуживцем и однокашником, быстро выдвинувшимся в период ежовщины. Ныне Артемьев - командующий войсками Московского военного округа.

После поражения немцев под Москвой я подал два рапорта о желании уйти из войск НКВД и перейти в действующую Красную Армию. Желание было удовлетворено. В январе 1942 г. я был передан в распоряжение штаба Южного фронта и назначен начальником штаба противотанковой бригады. В июне 1942 года я был передан в распоряжение Главного Разведывательного Управления Красной Армии. В момент большого окружения восточнее Харькова в июле 1942 года получил приказ - остаться в тылу у немцев с задачей: вести разведку, создавать подпольные боевые и разведывательные организации, организовывать партизанскую борьбу. Эта борьба в тылу немецкой армии продолжалась до ноября 1943 года, момента моего пленения. За этот период я получил много награждений. Считаю главной причиной моего пленения следующий случай: примерно за 4-5 дней до пленения на имя уполномоченного "Смерш", состоявшего при мне, получена была радиограмма, содержавшая приказ арестовать меня при посадке первого же самолета в нашем районе и отправить в Москву. Радистка, преданная мне девушка, узнав о содержании радиограммы, прежде чем вручить ее уполномоченному "Смерш", дада мне для прочтения. Это был удар грома среди ясного неба. Лишь накануне получил я сообщение о награждении очередным орденом. Я до сих пор не знаю об истинной причине этого приказа, могу только догадываться.

Я был выбит из колеи, все мне стало безразличным. Немецкая контрразведка, все время охотившаяся за мной, в этот период особенно активизировала свои усилия. И так как я потерял чувство предосторожности, немцам удалось схватить меня. После месяца зверских пыток я был приговорен командованием 8-й немецкой армии к расстрелу. Но в дело вмещался штаб восточного фронта и приказал доставить меня в Германию. В декабре 1943 года я был доставлен самолетом в особый лагерь при генеральном штабе, в районе Königsberg. Представители II отдела Генштаба усиленно пытались завербовать меня на немецкую службу, но я категорически отказался. Лагерь систематически навещался представителем генерала Власова. В продолжительных беседах я уяснил себе сущность власовского движения. Программа меня вполне удовлетворяла. Было лишь сомнение - не превратится ли Власов в простого немецкого наемника. Однако, насколько я знал Власова еще по Москве, трудно было допустить подобную мысль.
Мне предоставлена была возможность беседовать с Власовым и я дал свое согласие присоединиться у этому движению. В результате настоятельного требования Власова я был освобожден из плена и назначен Власовым заместителем начальника отдела безопасности власовского комитета. Впоследствии назначен был начальником контрразведки РОА (власовской армии), где и пробыл до конца войны.

А.Репин.
Hoover Institution Archives, Boris I. Nicolaevsky Collection, Box 497, Folder 35 (по микрофильму в коллекции BSB)

Доступные нам биографические сведения об А.Ф.Чикалове крайне скудны.
Он утверждал в переписке с Б.И.Николаевским, что его настоящая фамилия - Репин, наличие в советских документах жены по фамилии Чикалова эту версию опровергает и заставляет с осторожностью отнестись и к остальным приведенным в автобиографии фактам.
Местом рождения чаще всего называется г.Ковров, что подходит под автобиографическое описание: небольшой индустриальный городок с текстильной фабрикой неподалеку от Москвы.
Никакой информации о его довоенной деятельности мне найти не удалось, но на основании сведений, сообщенных им Николаевскому, а также информации в советских документах факт его многолетней службы в войсках НКВД представляется достоверным.
В документах БД "Подвиг народа" есть наградной лист на комиссара партизанского отряда Чикалова, 1902 г.р., однако по имени Павел Иванович: Стр. 1, Стр. 2.
Представляется, однако, что это однофамилец - данные в наградном листе не совпадают с данными в автобиографии выше, кроме того по сведениям местных краеведов П.И.Чикалов был зам. председателя райисполкома в Артемовске.

Таким образом, первые сведения об А.Ф.Чикалове в известных на сей день советских документах датируются лишь 20 ноября 1945 года, когда в списке пропавших без вести политработников Красной Армии появляется:
ЧИКАЛОВ Александр Федорович, батальонный комиссар, военком штаба 19 истребительной бригады, 1902 г.р., г.Ковров Владимирской обл., пропал без вести в 1942 г.; Жена: Чикалова Констан[ц?]ия Станиславовна, ст. Минск, Пассажирская контора ЛН -2.
Можно предположить, что жена подала запрос на розыск, но как совместить это с ее "исчезновением" в автобиографии? И на основании чего указан 1942 год - дата последнего письма? разгром бригады?
Годом позже в списке разыскиваемых "изменников Родины и военных преступников из числа советских граждан, скрывающихся в американской и английской зонах оккупации Германии" от 21.11.1946 фигурирует:
Чекалов Александр Федорович, 1902 года рождения, уроженец дер. Горячево Ковровского района Ивановской области, бывший батальонный комиссар погранвойск НКВД. Скрывается под фамилией Алексеев Сергей Сергеевич.
Псевдоним "Алексеев" может быть ошибкой, по крайней мере в 1948-49 г.г. Чикалов проживал в Германии под совсем другим именем - Игорь Алмазов. Как сформулирует позже Военная коллегия Верховного Суда Чикалов "установил связь с американской разведкой в западной зоне оккупации Германии". Что однако не спасло его от ареста в конце 1947 года. За него активно вступился Б.И.Николаевский, сообщавший в письме американским оперативникам, что Чикалов - "наиболее ценный источник информации" об НКВД и потому должен быть спасен. Американцы неспешно допрашивали его (из письма от 27.02.1948: "Этот очень и очень скользкий парень, и я не убежден, что он в действительности не советский агент"; из письма от 09.04.1948: "прилагаю сообщение нашего ручного агентика НКВД об убийстве Кирова"), но твердых улик его работы на советскую сторону, очевидно, не нашли. В том же письме от 9 апреля упоминается, что Чикалова вероятно вскорости выпустят, скорость, впрочем, была не чрезмерной, так как 5 октября его по-прежнему собираются выпустить "вскорости", и лишь 25 октября он пишет Николаевскому со свободы.
Как все вышеприведенное сочетается с фигурирующим в различных книгах об американской разведке описанием операции "Hagberry" (проникновение CIC в советскую шпионскую сеть, действовавшую в 1947 в американской зоне Германии, эта сеть якобы носила название "Chikalov-Ring", т.е. "круг Чикалова") неясно: то ли контрразведчики тоже не чужды припискам и плану по валу, то ли описание операции составлялось уже после осени 1949 года.

В книге К.М.Александрова "Армия генерала Власова" (2006) рассказывается:
Ганноверский суд приговорил [Чикалова] к 17-ти годам лишения свободы. Однако через пять месяцев Чикалов из тюрьмы исчез. В 1948-1949 гг. сотрудники ЦРУ США оперативным путем неожиданно установили пребывание в Афинах человека, крайне похожего на Чикалова. Из Западной Германии в Афины вылетел И. М. Грачев, опознавший бывшего подчиненного, однако почувствовавший слежку Чикалов вновь скрылся и в этот раз пропал окончательно.
Эти сведения вероятно основываются на слухах в эмигрантской среде и не вполне точны: из тюрьмы Чикалов никуда не исчезал, а был освобожден официально, после чего вел активную переписку с Б.И.Николаевским.
Факт полета Грачева в Афины тем не менее может быть подлинным, по крайней мере, похоже, что в начале 1949 года американские разведчики Чикалова... потеряли. В конце апреля Николаевский получает письмо от Кармела Оффи (того самого сотрудника, который писал "о ручном агентике НКВД" годом раньше) с вопросом, не известен ли Николаевскому адрес Алмазова-Чикалова. Николаевский спешно сообщает адрес (после выхода из тюрьмы Чикалов уехал из Мюнхена и поселился на ферме в Гессене, тем самым ускользнув от наблюдения), но просит контактировать с Чикаловым через него, т.к. ему Чикалов доверяет.
Поездка Чикалова в 1949 году в Грецию теоретически возможна, но все же маловероятна, так как пропал он вовсе не в Греции, а в Германии. В конце октября 1949 года бывшая мюнхенская домохозяйка и, вероятно, нынешняя сожительница Чикалова Гертруд Пишек сообщает из Гессена Николаевскому о том, что два его последних письма Чикалову не попали к адресату, т.к. тот уехал 27 сентября на встречу с кем-то из друзей Николаевского (как поняла фрау Пишек) и обратно не вернулся. От него нет никаких вестей, что на него совершенно не похоже, в связи с чем фрау Пишек волнуется.

По данным ОБД Мемориал Алмазов, он же Чекалин Александр Федорович, род. в 1902 г. во Владимирской обл был доставлен в репатриационный лагерь 226 1 октября 1949 года из Американской зоны г.Мюнхен.
Было это возвращением шпиона на родину или Чикалов попался в советскую ловушку? Версия добровольного перехода в отсутствии шпионского бэкграунда отпадает, Чикалов был лучше кого бы то ни было осведомлен о том, что его ждет.
В справке о делах, рассмотренных Военной Коллегией Верховного Суда СССР в период с 24 по 30 августа 1950 г. (опублик. в В.Звягинцев "Трибунал для героев", 2005) под номером 12 проходит:
ЧИКАЛОВ А. Ф. бывший комиссар 19 противотанковой бригады. (18 лет служил на командных должностях в погранвойсках НКВД). В ноябре 1941 г. попал в плен. В сентябре 43 г. бежал к партизанам. В ноябре 43 г. вновь попал в плен.
Выдал немцам данные о партизанском отряде, на очной ставке изобличал арестованных партизан. Начальник контрразведки «РОА». Подготовка разведчиков. Создание школ. В 45 г. установил связь с американской разведкой в западной зоне оккупации Германии. По заданию американской разведки разработал план организации шпионской работы против СССР, подбирал агентов.
Отметим, что первый абзац выглядит весьма странно. Слова о "18 годах на службы на командных должностях" являются чуть ли не прямой цитатой из приведенной выше автобиографии. 19 истребительная бригада была создана в мае 1942, участвовала в боях на Дону с июля по конец августа 1942, поэтому ее комиссару было затруднительно попасть в плен в ноябре 1941-го.

Вот и все, что пока известно о бывшем пограничнике, начальнике контрразведки УБ КОНР и возможном советском шпионе Александре Федоровиче Чикалове.