Немецкая слобода
(справка к кабинетке, в основном ни на что не претендующая компилляция)
В Москве издавна находились поселения торговцев из многих стран, но первые документальные сведения о таких поселениях относятся к довольно позднему времени: к XVI и XVII вв. Возможно, одним из таких старейших иноземных поселений были так называемые Наливки, в районе современного Спасоналивковского переулка. Была Немецкая слобода в Москве (в основном, из пленных во время Ливонской войны) во времена Ивана Грозного (находилась несколько ниже по течению Яузы, чем Немецкая слобода, основанная в середине XVII века и о которой у нас в основном пойдет речь). Первая Немецкая слобода исчезла в пламени и разбое Смутного времени. В 1610 году войска Лжедмитрия II разграбили и сожгли слободу, а обитатели ее разбежались, покинув свои дома, и еще долгое время на месте бывшей слободы были только пустыри и поля с огородами.
После Смуты, с восстановлением центральной власти в столицу Московии опять потянулись предприимчивые иностранцы.
Для управления иностранными наемниками в 1624 г. был создан, а точнее, восстановлен Иноземский приказ. В Иноземском приказе XVII в. числились иностранцы, прибывшие из различных германских земель, Австрии, Англии, Шотландии, Ирландии, скандинавских стран, а также с Востока.
Мотивы, заставляющие русское правительство поощрять и принимать на русскую службу выходцев из-за рубежа были разными в отношении различных категорий иноземцев. «Немцев», то есть выходцев из западноевропейских стран, в России жаловали «нового выезда». Западноевропейские солдаты, офицеры, инженеры, врачи, художники, ремесленные мастера, рожденные в быстро развивающихся западных странах и получившие там знания и свою специальность, были носителями тех достижений западной цивилизации, которые желала получить Россия. Служба в России этих «немцев нового выезда» успешно компенсировала отсталость России. «Московские иноземцы старого выезда» уже не обладали или в меньшей степени обладали данными качествами.
Все иностранные наемники за приезд в Россию получили подарок деньгами и ценными тканями (камкой, тафтой, английским сукном). Размер подарка, как и в XVI в., определялся чином и знатностью иноземца. В XVII в. наметилась тенденция зазывать в Россию не всех подряд, как было ранее, а именно офицеров, требуя от них документы, указывающие их чин и квалификацию. Вплоть до конца XVII в. западные наемники использовались не только в чисто иностранных ротах, но и как командиры стрелецких частей.
В 1631 г. на русской службе в полках нового строя из среды иноземцев было: полковников - 4, подполковников - 3, майоров - 3, квартирмейстер - 1, ротмистров - 13, капитанов - 24, поручиков - 28, прапорщиков - 25, сержантов, капралов и т. п. - 87; всего 190 человек
После русско-польской войны 1632-1634 гг. часть иноземцев была отпущена со службы, часть выслана из России. Правительство стало запрещать въезд ратных иноземцев в Россию. Принимать на службу разрешалось в отдельных случаях только людей «добрых и прожиточных», приезжавших на постоянную службу.
В период подготовки и проведения войны с Польшей прием иноземцев на службу был несколько увеличен.
С прибывавших на службу правительство требовало «патенты», свидетельства о службе, рекомендации королей и других высокопоставленных лиц, устраивало приезжим иноземцам испытания: может ли каждый из них владеть оружием и правильно ли понимает свои обязанности.
Помимо военных, на русскую службу стали прибывать специалисты иных профессий. Как прежде, много было оружейников, ювелиров. Некоторые из них были задействованы при изготовлении парадного оружия и обмундирования царских особ наряду с местными мастерами из Оружейной палаты и специалистами из Османской империи. Османам обычно заказывали в XVII в. «алмазные венцы» (короны по типу шапки Мономаха) и украшения царского облачения и регалий. А парадную булатную саблю с золотой насечкой для царя Михаила Романова, к примеру, изготовил немец Нил Просвит, чех по национальности. Одним из самых знаменитых ювелиров-иностранцев, работавших в московских Золотой и Серебряной палатах России при Михаиле Федоровиче, был англичанин Яков Гаст (Jacob Gast). Западные мастера были и на монетном дворе. Не без их участия выпускали наградные золотые монеты, игравшие роль медалей для отличившихся на государевой службе. Эти монеты чеканились на европейский (чаще всего венгерский) манер: стоимостью и весом от одного до 10 угорских (венгерских) золотых. Иностранцы, из вновь прибывших западноевропейцев и «старых московских немцев», служили переводчиками в Посольском приказе.
О причинах, побуждавших европейских военных ехать в далекую Московию, Патрик Гордон писал так: «…слыхали, что хотя у московитов жалованье невелико, но выплачивается исправно, а офицеры быстро достигают высоких чинов; многие из наших именитых соотечественников уже там находятся, а иные отбыли туда недавно; они и сами со многими другими из наших земляков и иноземцев подумывают туда отправиться, не ведая ничего лучшего в такие времена, когда большинством держав заключен всеобщий мир, а прочие вскоре ожидают того же. Итак, соображения о твердых (по крайней мере) средствах к жизни, повышении в чинах и хорошем обществе, а также мои прежние обещания и обязательства укрепили мою решимость ехать в Москву».
Впрочем, приехать бывало гораздо легче, чем уехать. Тот же Патрик Гордон, когда приехал в Москву и оказался недоволен своим чином, жалованием и вообще существующими порядками хотел было вернуться в Европу. Но… «И среди прочего говорили, что стремиться к отъезду для меня будет пагубно, ибо русские вообразят, будто я - католик, прибывший из страны, с которой они воюют, - явился к ним как лазутчик, чтобы сразу же уехать; если я упомяну о чем-либо подобном, меня не только не отпустят, но и сошлют в Сибирь в дальне место и никогда больше не станут доверять».
До конца 17 века основным видом деятельности иностранных специалистов в Московии являлась «государева служба», проходившая в царских полках, при различных приказах или дворцовых мастерских. За нее иностранцы получали хорошее вознаграждение, превышавшее жалование их русских коллег. Впрочем, их положение в Москве было двойственным.
«Здесь же, напротив, я убедился, - писал Патрик Гордон, - что на иноземцев смотрят как на сборище наемников и в лучшем случае … неизбежное зло, что не стоит ожидать никаких почестей или повышений в чине, кроме военных, да и то в ограниченной мере, а в достижении оных более пригодны добрые посредники или посредницы, либо деньги и взятки, нежели личные заслуги и достоинства№ что низкая душа под нарядной одеждой или кукушка в пестром оперении здесь также обыкновенны, как притворная или раскрашенная личина; что с туземцами нет супружества; что вельможи взирают на иностранцев едва ли как на христиан, а плебеи - как на сущих язычников…»
В Москве они сначала селились в разных местах - там, где им было удобно. Более или менее крупные поселения существовали в районе Покровки, Огородной слободы, в Замоскворечье.
Распространение иноземных поселений, приглашение специалистов встретило сопротивление как простого народа, так и высших лиц государства.
Через несколько лет всех иноземцев вообще решили выселить из города. Причиной к этому было якобы то, что патриарх, проезжая по Москве и раздавая свое благословение, по ошибке благословил и иноземцев, поскольку они были одеты в русское платье. Огорчившись таким умалением православия, патриарх потребовал у государя выселить всех поганых иноверцев из святого града Москвы, и 4 октября 1652 года вышел указ об отводе земли под строение в Немецкой слободе: "Афонасий Иванов сын Нестеров, да дьяки Федор Иванов да Богдан Арефьев строили новую иноземскую слободу за Покровскими воротами, за Земляным городом, подле Яузы реки, где были наперед сего немецкие дворы при прежних Великих Государях до Московского разорения, и роздали в той Немецкой слободе под дворы земли, размеря против наказу, каков был дан из Земского приказу..."
Дьяки распределяли земельные участки, "смотря по достоинствам, должности или занятиям": так, генералы, офицеры и доктора получали по 800 квадратных саженей (1 квадратная сажень равняется 4,5 кв.метра), обер-офицеры, аптекари, мастера золотого и серебряного дела - по 450, капралы и сержанты - по 80 саженей.
Границы Немецкой слободы определялись с востока и юга правым берегом Яузы, с севера - селом Елоховом, а с запада - ручьем Кукуй, который протекал примерно параллельно нынешним Плетешковскому и Большому Демидовскому переулкам и впадал в Яузу в районе Елизаветинского переулка. По рассказу Олеария, название этого ручья, вероятно, произошло от названия самой слободы, укоренившегося среди простонародья: "когда, бывало, жившие там жены немецких солдат увидят что-либо странное в проходящих случайно русских, то говорили обыкновенно между собою: "Kuck, Kucke sie" - "глянь, глянь сюда!" Что русские повернули в слово кукуй.". Более правдоподобно объяснение этого названия географическим термином "кукуй", сохранившимся в некоторых диалектах и обозначающим "небольшой лесной островок, рощицу среди поля".
Еще одним свидетельством наличия в русском обществе и церкви желания стеснить западных иностранцев в России были указы 1653 г., касавшиеся их прав на владение поместьями и вотчинами. Сама же царская власть, издавшая эти указы, вела себя крайне противоречиво и внешне непоследовательно. По сути же, сделав жест в сторону патриарха и консервативной агрессивной по отношению к иноземцам части русского общества, высшая светская власть продолжила прежнюю свою линию на усиление европеизации, варьируя лишь формы своего права «игры без правил». До 1653 г. в России служилые иностранцы имели право, как и русские служилые люди, владеть поместьями и вотчинами.
Новая Немецкая слобода вскоре обстроилась - уже по переписи 1665 года, то есть через 13 лет после указа о выселении иностранцев из города, слобода насчитывала 204 дома.
Центральной улицей Новой Немецкой слободы была Большая проезжая (потом ее стали называть Немецкой, а сейчас это - Бауманская улица), вдоль которой стояли дома знатных иностранцев. По обеим ее сторонам перпендикулярно к ней прокладывались переулки и улочки, образуя сеть кварталов. С левым берегом Яузы Слободу связывали три переправы: паромная - с севера, Коровий брод - с юга и деревянный Салтыков мост.
Первые дома иностранцев мало отличались от домов москвичей - дворовые постройки и срубы перевозились на казенный счет из Москвы. Но вскоре она стала похожа на европейский город. Член императорского посольства Викхарт писал в 1675 году следующее: «Вне столицы, в полчасе пути лежит немецкий город, большой и людный…» В записках Б. Койэта о голландском посольстве 1675-1676 гг. - «Слобода пересекается многими красивыми улицами и приблизительно так же велика, как город Мейден».
С момента своего появления в 1652 г. Немецкая слобода под Москвой стабильно росла и по числу дворов и по количеству жителей. К концу XVII в. здесь обитало до 2 тысяч человек, число дворов превышало три сотни. К концу 1680-х гг. облик Немецкой слободы изменился. Если верить Иржи Давиду, католическому священнику, который служил в первом католическом храме Слободы, «московские немцы» стали строить дома европейской архитектуры, часто из камня. Они были опрятны и красивы. Улицы Слободы, вымощенные деревянными мостовыми, прямы и чисты. «Едва ли найдешь здесь дом без сада, - замечает И. Давид, - притом сады цветущие, плодоносные и красивые»
Одежда обитателей Слободы ничем не отличалась от той, что носили в западноевропейских странах. Имперский посол Августин Мейерберг, побывавший в Москве в 1661-1662 гг., обратил внимание на то, что молодые иностранные офицеры на русской службе одеты в часы досуга по последней европейской моде. Мейерберг даже описал одного молодого человека в одеянии «узком и коротком, по французской моде, бывшей тогда в ходу у молодых людей». Вообще, что касается одежды, то в этой области Слобода пережила несколько метаморфоз. При Иване III, Василии III, Иване IV Грозном, т.е. во второй половине XV - XVI вв., судя по запискам иностранцев, не было какой-либо регламентации одежды служилых и торговых немцев в России. Можно предположить, что кто-то из них носил европейское платье, а кто-то наряжался в российское по своей воле или, чтобы защитить себя от насмешек прохожих или угодить русскому начальству. Адам Олеарий пишет по отношению к ситуации конца 30 - начала 40 годов XVII в.: «Раньше немцы, голландцы, французы и другие иностранцы, желавшие ради службы у великого князя и торговли пребывать и жить у них, заказывали себе одежды и костюмы наподобие русских; им это приходилось делать даже поневоле, чтобы не встречать оскорблений словом и действием со стороны дерзких злоумышленников. Однако год тому назад нынешний патриарх переменил это обыкновение. Теперь поэтому все иностранцы, каких земель они ни будь люди, должны ходить всегда одетые в костюмы из собственных стран, чтобы была возможность отличить их от русских». Без сомнения, патриарх желал таким образом уменьшить контакты россиян с немцами, ибо каждый истинный православный, отличив «нехристя» по одежде, должен был, по его мнению, держаться от него подальше.
Население Немецкой слободы было очень неоднородным.
Eсли говорить о национальном составе Слободы, то обреталось множество шотландцев (преимущественно военных); немало голландцев (преимущественно купцов); выходцев из различных германских земель, Чехии, стран Скандинавии (торговых и служилых людей); англичан (в основном купцов, до революции и казни британского монарха).
Балтазар Койэт, описавший голландское посольство в Россию 1675-1676 гг., насчитал в Немецкой слободе четыре церкви - три лютеранские и одну кальвинистскую58. Неоднородно население Слободы было и по срокам пребывания в России. На фоне обласканных властью «иноземцев нового выезда» выделялось сообщество «немцев старого выезда», к которым власть относилась куда суровее. Как и прежде, в конце XVI - начале XVII вв., русское правительство в течение всего XVII столетия было занято «гоньбой за свежими иностранцами». Москва предпочитала вновь нанятых специалистов рожденным в России, потому что большинство детей «иноземцев старого выезда» не могли получить в России образования, равного соотечественникам из-за рубежа.
Вообще неоднородность населения любого поселения есть правило. Не исключением явилась и Немецкая слобода. Здесь было немало блестящих специалистов, образованных и энергичных людей типа Петера Марселиса и его сыновей, отца и сына Виниусов, Франца Лефорта, Патрика Гордона и многих других офицеров-шотландцев, лейб-медиков. Но было в Слободе и множество проходимцев, недоучек, авантюристов, о чем говорят свидетельства самих иностранцев. Все из того же «Дневника» Патрика Гордона: «За два прошедших года в страну прибыло множество иноземных офицеров, иные с женами и детьми, но большинство без. Среди них многие, если не большая часть, - люди дурные и низкие, никогда не служившие в почетном звании. Они нанялись офицерами за пределами страны и обрели здесь твердое, хотя и небольшое жалование. Однако всегда надеясь на лучшее, одни - дабы обосноваться, другие - в расчете на благополучие и избавление от нужды, брали в жен вдов или девиц, согласно своей прихоти».
Национальный состав Немецкой слободы в это время был очень пестрым, почти все европейские народы были представлены в ней: англичане, голландцы, немцы, французы, датчане, шведы. В своем внутреннем быту иноземцы жили вполне самостоятельно. Но при этом они были обязаны подчиняться русским законам и подлежали юрисдикции русских судебно-административных учреждений.
Августин Мейерберг. Вид Немецкой Слободы.