Я однажды проснулась под утро. Мне предстояло ехать в Москву. Увидеться с моими друзьями. Сквозь сон я внезапно почему-то подумала о Бедном Поэте. «Мы с ним окажемся в одном вагоне и проговорим всю ночь». На этой мысли я и проснулась.
За минуту до отхода поезда на полку напротив моей плюхнулся Бедный Поэт. Он был удивлен нашей встречей, я - нисколько.
Он собирался ехать к себе на родину, к матери, в Москве ему предстояла пересадка на другой поезд. Всю дорогу он громко, на весь вагон, читал мне свои стихи, пугая попутчиков, рассказывал сюжеты задуманных им прозаических текстов.
Я внимательно слушала его.
И за это удостоилась похвалы, Б.П. назвал меня «очень умной женщиной».
«Чем ты все-таки занимаешься помимо химии? Пишешь?» «Нет», - соврала я. Немного рисую. Ходила в Художку». «Нарисуй-ка мне что-нибудь прямо сейчас. Что? А вот тебе фраза: «Черный принц». Да. Я придумываю такую сказку. Рисуй». У меня всегда с собою блокнот и карандаши. Вскоре с желтоватого листка на Б.П. взглянуло горделивое и мрачное лицо, и один прищуренный глаз со звездой вместо зрачка.
«Забавно!»
А теперь еще вот… И еще…
С час мы играли в эту игру. Б.П. иногда выспрашивал меня о том, что означает та или иная деталь. Ему понравилось, что я рисую не бездумно, выстраиваю образы, связываю детали. «Ведь врешь, нагло врешь, что не пишешь!» Я не желала признаваться, что активно пишу лет с пятнадцати. Я не была готова ни к чьим суждениям о моих работах, даже благожелательных не хотела.
А то этот амбициозный и часто травимый непризнанный гений явно не прочь был бы сделать меня своей ученицей. Спасибо, но что-то пока не хочется…
«Значит, я могу попросить тебя о помощи», - сказал Б.П. И изложил свою просьбу. На предстоящую весной юбилейную презентацию клуба «Находка» каждый из членов клуба должен представить свой стенд, у которого и предстояло выступить. «Высокие гости», которые должны будут решать вопрос о представлении стихов «находковцев» в общий юбилейный сборник, должны были чем-то впечатлиться. В Хеломе давно и очень своеобразно развивается фотография. И более маститые поэты из «Находки» уже договорились о сотрудничестве с фотохудожниками в этом деле. А Б.П. придумал просить меня иллюстрировать его стихи, отобранные им к презентации.
Я слегка боялась ответственности. Но моя вера в свои силы как художницы еще не совсем выветрилась. К тому же - что я теряла? Испортить мне было особенно нечего: кроме нескольких друзей диковатого Б.П. никто особенно в расчет не брал - попытка не пытка.
После возвращения в Хелом, Б.П. пришел к нам в гости, принес мне свои рукописи, почитал мне их еще раз, повыбирал вместе со мной стихи. Через неделю я представила ему предварительные эскизы. Он кое-что отобрал сразу, что-то попросил немного переделать. Когда работа уже была близка к завершению, Б.П. пригласил меня помочь монтировать стенд, бросить на него окончательный взгляд. Я пришла в «красный уголок» общежития, в котором обитал Б.П., вообще-то работавший мастером в одном из цехов нашего завода. Листы были разложены на большом столе. Но поработать мне особенно не дали.
К нам принесло Мухомор. Мухомор - это девушка Бедного Поэта, это он сам ее так звал, тогда очень молоденькая, едва ли совершеннолетняя. Увидев меня, возящуюся со стендом, Мухомор набросилась на Б.П. и начала осыпать его поцелуями. Она, видимо приревновала и решила «пометить территорию». Я на территорию не претендовала вовсе, и быстро свернула свою художественную деятельность, сказав, что здесь уже все нормально, а доклеит-докрасит сам Б.П. - или вместе с Мухомор - и спешно ретировалась.
Б.П., видимо, был несколько смущен проделкой Мухомор. Позже он по телефону предложил мне прийти на презентацию. Я сказала, что приду, если только смогу прийти с отцом. Так получилось, что пригласительный все-таки получился один, ну и по нему пошел один отец.
Главным итогом было вот что: несколько стихов Б.П. было отобрано в общий сборник и напечатано, чем он был очень доволен, и я тоже.
У меня сохранился только один эскиз, забракованный Б.П. В нем была допущена одна неточность, и Б.П. попросил меня его переделать, переделанный вариант остался у него, а вот первоначальный - у меня.
Вот стихотворение.
Не знаю,
завидовать ли человеку,
нарисовавшему на мерзлом
стекле
женский образ.
сквозь который
вижу
голые деревья
витрины магазинов,
чужие лица
на остановках.
Я ошиблась и вначале не уловила, что это замерзшее окно - окно в транспорте, в автобусе. И здесь присутствует оконная рама. Поэтому рисунок и остался у меня на память об этом проекте.