China
Когда мы впервые попали в Китай, мы были поражены тем, что на месте рисовых полей и кучки крестьян в соломенных шляпах, которых мы ожидали увидеть, были гигантские мегаполисы и разветвленная сеть шоссе. Китай удивил невероятной дружелюбностью китайцев, которые, следуя русской логике, должны были быть хмурыми и угрюмыми ("какая жизнь, такие и люди"), удивил подобострастным отношением ко всем белым иностранцам, и очень сильно удивил тем, насколько бойко в этой коммунистической стране идет торговля.
Повсюду можно увидеть мелкий бизнес, крупные корпорации набирают обороты со скоростью, сравнимой, наверное, только с экономическим ростом самого Китая. Налицо капитализм, но при этом в стране плановая экономика и централизованная власть, все контролирует партия. Конечно, так было не всегда, и пришли китайцы к этому не сразу. Пожалуй, следует начать с самого начала, когда еще в 80-е годы по всему миру начиналась волна демократизации. Кульминация этого процесса пришлась на 1989г.: это и год падения Берлинской стены, и год наиболее радикальных реформ Горбачева, в этот год проходили наиболее открытые митинги протеста в Китае. Это был пик, после которого настал период спада, но главное не в этом, а в том, что сам процесс демократизации был неизбежным процессом. Он проходил параллельно тому, как медленно, но верно разлагалась идеология коммунизма вместе с бюрократическим аппаратом и экономикой СССР. Естественно, этот процесс затронул и все остальные коммунистические страны. Но следует сразу уточнить, что смена идеологии не всегда означала смену власти, а в нескольких случаях правительство как следует позаботилось о том, чтобы при новом режиме не только остаться у власти, но и улучшить свое благосостояние. Как это делается? Система часто сводилась к следующему: при переходе от коммунизма к капитализму неизбежно растет роль финансов, деньги зачастую становятся синонимом власти. Следовательно, все, что нужно сделать в момент зарождения рынка - это гарантировать себе значительную его часть.
Вспоминаю слова одного моего знакомого, прожившего в Китае больше 12 лет и заставшего период "раздачи" бизнесов высшим чинам китайской армии: "Мой друг генерал пригласил меня в ресторан. Мы ждали, когда нам принесут еду, и в каждом его жесте и слове проглядывала неограниченная власть. Подчиненные ловили каждый его взгляд, подносили зажигалку, когда он вынимал сигарету. Как-то он заметил, что я посмотрел на симпатичную официантку, и сказал мне - "хочешь ее? сегодня вечером она будет твоя" - и даже не послушав моего ответа послал за хозяином заведения. При мне происходили чудовищные вещи; если он хотел построить на каком-то месте магазин, то что бы там ни было - дома, заборы, огороды, - все это сносилось в один день, и на следующий там уже стоял новый магазин. Они могли все, и когда я это понял, мне стало страшно".
Партия не могла не понять, что это было время открыться рынку, но открытость несла в себе угрозу демократизации. И тогда руководство партии сделало ставку на мускул страны - на армию, позволив высшим чинам захватить наиболее крупные предприятия, а чиновникам - получить в собственность те заводы и фабрики, за которые они отвечали при коммунизме. Дэн Сяо Пин сделал все возможное, чтобы избежать того, что произошло в СССР и Восточной Европе. Китайские специалисты очень хорошо изучили в частности то, что случилось в Польше, где рабочие сумели противостоять монополии власти партии, образовав Солидарность, первый независимый профсоюз Польши, а затем и новую политическую партию. Это не должно было повториться. КПК хотела польские экономические реформы, но ни в коем случае не политические. Рассмотрим ситуацию в Польше попобробнее.
В начале 90-х Ельцин прибег к помощи Джефри Сакса не просто так: за ним была слава человека, поставившего экономику Боливии на ноги, а также специалиста, севершивего просто-таки чудо в Польше, "успешно" прошедшей переходный этап от государственной экономики к свободному рынку. Пример Польши стал настоящей визитной карточкой фридманизма и Чикагской школы неолиберальной экономики, но Ельцин и команда экономистов Гайдара не могли не знать того, что произошло на самом деле, и для них главная ценность Сакса была не в успехе его реформ, а в том, что он был тем человеком, который мог достать много миллиардов долларов помощи международных займов. Их надежды не оправдались, но Советский Союз обладал достаточными богатствами для длительного разворовывания, и все обошлось. Тем более, что большинство населения прямо ассоциировало демократию с переходом к рыночному капитализму и не проявляло открытого неприятия реформ. В Польше же дело обстояло совсем по другому.
Еще в начале 80-х годов польские рабочие начали забастовки, требуя больше прав, возможности влиять на изменения условий труда и права организовывать собственные (независимые от партии) профсоюзы. Стачки обрели повсеместный характер, и назрела угроза того, что на смену авторитарному коммунизму придет демократический социализм - изменение, которое было совсем некстати ни международным корпорациям (и МВФ, представляющему их интересы), ни бывшим партийным лидерам. Дальше события разворачивались следующим образом. На сцену выходит Лех Валеса, рабочий-электрик, сын плотника, который вдруг становится одним из основателей первого независимого профсоюза Польши под названием, которое вы уже знаете, - Солидарность. Тогда в Солидарность был влюблен весь мир, - а как же, герои-рабочие изо всех сил борются против машины тоталитаризма за свои человеческие права! По понятным причинам большинство западных стран были на стороне Валесы, а Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган всячески поощряли эту великолепную брешь в панцире Советского Союза, игнорируя факт того, что рабочие профсоюза боролись как раз за те права, которые Тэтчер и Рейган всячески стремились урезать у себя дома (см. предыдущие статьи). Очередную крупную стачку Солидарности, которая переросла в требования передать всю власть над страной лидерам профсоюза, жестоко подавили, объявив в стране военное положение и загнав все движение в подполье, попутно сделав Леха Валесу героем-мучеником, символом народной борьбы за свободу и демократию. В 1983г. ему даже присуждают Нобелевскую премию мира, и в 1988, после либеральных реформ Горбачева, когда компартии СССР с трудом удается контролировать события в своей стране, не говоря уже о республиках, Солидарность признают профсоюзом на законном основании. Лидеры организации не останавливаются на достигнутом, образовывают политическую партию и вскоре после этого выигрывают на выборах. А вот дальше все идет строго следуя минуалу Чикагской школы. Дело в том, что в 1990г. Валеса становится президентом Польши и, встав перед проблемой огромного международного долга и острого кризиса экономики (помощь США тогда ограничилась займом смешной в той ситуации суммы в $100 миллионов долларов), обращается к МВФ и реформам шоковой терапии Сакса. Некоторые личности и ряд международных корпораций обогащаются, но в целом течении 2-х лет происходит дальнейшее падение экономики, что неудивительно, и народная любовь к Валесе хладеет с каждым днем. Во время прихода к власти экономисты Солидарности единодушно лелеяли мечту построения социальной демократии с сильными профсоюзами, государственным контролем над экономикой и развитой системой социальных гарантий. В итоге же они пришли к тому, чтобы сделать как раз противоположное: снять контроль цен, приватизировать промышленность и (внимание!) лишить огромное число людей рабочих мест, а также запретить вступление в профсоюзы. Таковы были условия оказания финансовой помощи со стороны МВФ. Естественно, народу это пришлось не по душе, что показательно иллюстрируется статистикой стачек: в 1990г., когда правительство официально обратилось к народу с просьбой подождать и перетерпеть, пока не подействует горькое лекарство шоковой терапии, произошло всего 250 забастовок; уже в 1992-м, когда люди начали осознавать, что этот момент не придет никогда, их было зарегистрировано 6000. К концу 1993-го более 7500. Наиболее драматично ситуация показала себя на выборах в 1993г., когда 66% мест в парламенте заняли коммунисты (бывшая партия Солидарности получила 10%). Народ очевидно выразил свое неприятие реформ, и, ввиду невозможности применения жестких мер, правительство согласилось приостановить процесс трансформации. К счастью, к тому времени ниционализированным оставалось еще более половины промышленности страны, и вскоре после смены курса экономика начала понемногу приходить в себя. Именно тогда был официально сфабрикован миф об удачном завершении очередного эксперимента шоковой терапии.
Приходится все-таки признать, что такой резкий скачок к свободному рынку обошелся Польше дорогой ценой: 30%-ный спад производства к 1993г., рост безработицы до 25% (для сравнения, при коммунизме безработицы практически не было вообще), обнищание населения. Если в 1989г. за чертой бедности были 15% поляков, то к 2003г. их было уже 59%. По сведениям 2006г. показатели безработицы в Польше были выше, чем в любой другой стране Евросоюза - 20%, а безработица среди молодежи в два раза выше, чем средний показатель по ЕС - 40%. Мечтой революционеров было стать "просто нормальной европейской страной". На деле оказалось, что реформы поставили Польшу в один ряд с остальными жертвами Чикагской школы, в одном списке с Чили, Аргентиной, Россией, и, как выяснилось позднее, Китаем.
Хотя, о каких жертвах может идти речь? Вроде бы экономический рост Китая побивает все рекорды?
На самом деле переход Китая к рыночной экономике тоже был не совсем гладким. Уловив в 80-е годы во всем мире атмосферу демократизации, китайская интеллигенция и студенты начинали протестовать против коррумпированности партийных чиновников, учителя и рабочие бастовали в попытке противостоять новым изменениям: Китай тоже пошел по пути фридманизма, а значит росли цены, падала заработная плата, уничтожались соц. гарантии и стремительно сокращалось количество рабочих мест. Еще в 1980г. в Китай был приглашен не кто иной, как сам Милтон Фридман, для того, чтобы давать лекции сотням высокопоставленных чиновников по тому, как можно успешно прийти к рынку минуя при этом демократию. В 1983г. Дэн Сяо Пин открыл страну для зарубежных инвестиций и сократил соц. гарантии рабочих, и в тот же год он образовал Вооруженную Национальную Полицию (как будет сказано еще неоднократно - "в целях безопасности и спокойствия") в размере 400 000 человек, призванных жестко подавлять любые проявления т.н. "экономических преступлений" (стачек и протестов). Несколько отрядов были посланы на обучение в Польшу, где они перенимали тактику усмирения польских рабочих Солидарности во время объявленного военного положения.
Некоторые реформы Дэн Сяо Пина были успешны (бизнес вернулся в города), другие - нет. Своюодные цены, отсутствие гарантированной занятости, инфляция, - все это вело к народным волнениям, и к 1988г. реформы вынуждены были приостановить. Процесс перехода к рынку сопровождался неудержимой коррупцией, непотизмом (когда чиновники помогают "своим" - связи, или, по-китайски, гуанси), и народное возмущение было все труднее сдерживать. Когда Фридмана пригласили в очередной раз, его вердикт был: недостаточно резкое изменение, необходим еще бОльший шок, еще более свободный рынок. Протесты 1989г. на Тяньанмэньской площади были неизбежны, и они неплохо освещались во всей западной прессе, вот только в каком свете. Дело в том, что эти протесты повсеместно трактовались как столкновение идеалистической молодежи, желавшей демократических свобод запада, со старой гвардией авторитарных защитников коммунистического порядка. Ван Хуэй, один из участников демонстраций 1989г., а ныне один из интеллектуальных лидеров т.н. китайского "Нового Левого Движения" в своей книге "Новый Порядок Китая" подробно описывает, как в акциях протестов участвовали не только студенты столичных вузов, - элитная прослойка общества - но и большое количество рабочих, мелких предпринимателей и учителей. Он пишет, что именно экономические реформы, способствовавшие понижению заработной платы, повышению цен и кризису безработицы, явились главной причиной общественных волнений 1989г.
На Тяньанмэньской площади воздвигли баррикады, студенты поставили статую Богини Демократии, и перед партией явно стоял выбор, но и в трактовке этого выбора тоже часто прибегают к излишнему упрощению. Это не был, как часто пишут, выбор между коммунизмом и демократией; партии предстояло решить: стоит ли уступить народным требованиям и приостановить решительные реформы, или же переступить через N-ное количество трупов и продолжить победное шествие свободного рынка?
20 мая 1989г. правительство Китая объявило военное положение, а 3-го мая к Тяньанмэньской площади подъехали танки и стали без разбора палить в толпу. Солдаты били студентов палками, арестовывали либо убивали всех, кто был на площади и вокруг нее, и такие облавы с массовыми арестами произошли по всей стране. Количество жертв уже никогда не удастся установить. Партия признала, что пострадало несколько сотен человек; по сведениям очевидцев было убито от 2000 до 7000 и ранено свыше 30 000 человек. После самой акции подавления протестов последовала травля всех тех, кто был в оппозиции режиму, было арестовано больше 40 000 человек, тысячи остались за решеткой, несколько сотен приговорены к смертной казни. В целях запугать население большинство арестованных подвергались пыткам и избиению.
Западная пресса описала случившееся как очередной пример жестокой действительности кровавого коммунизма. В Wall Stree Journal появилась статья под названием "Жесткие действия Китая - угроза возврата на середине пути 10-летнего прорыва реформ", - как будто Дэн сяо Пин был врагом этих реформ, а не их ярым приверженцем. Спустя несколько дней после кровавой расправы он официально заявил на телевидении, что защищались интересы не коммунизма, а капитализма. Он заявил, что "... теперь мы сможем двигаться еще быстрее. Мы нигде не ошиблись. И четыре основные принципа экономики абсолютно верны. Если что и было не так, то это тот факт, что мы недостаточно точно им следовали".
И после шока расправы партии можно было наконец запустить реформы полным ходом. То, что не удалось провести в жизнь в 1980г., теперь принималось запуганным населением без малейшего шума, например полное освобождение рынка от ограничений на цены. По словам Дэн Сяо Пина, любое проявление неприятия должно было быть остановлено любым способом, быдь то "военное положение, или же еще более жесткие меры, если возникнет необходимость". Именно в последующие 3 года на территории Китая были открыты "зоны свободной торговли", которые превратили страну в низкооплачиваемую мануфактуру мирового масштаба, услугами рабочей силы которой воспользовалась наверное каждая корпорация на рынке международной торговли. Китай предложил наивыгоднейшие условия: низкие налоги, армию коррумпированных чиновников и бесконечные запасы дешевой рабочей силы - людей, которые из страха репрессий не станут идти наперекор начальству, в какие бы условия их ни поставили, а условия эти зачастую нечеловеческие. Во время путешествия в Китай Наоми Кляйн долго пыталась расспрашивать рабочих фабрик "зон свободной торговли" об их жизни, чтобы составить полную картину происходящего (подробные результаты ее исследования см. в другой книге под названием "No logo"). Это оказалось нелегкой задачей; молодые девушки, идущие домой с работы, не могли ответить на казалось бы элементарные вопросы, как то: хватает ли зарплаты на жизнь, какие условия и часы работы и др. Затравленные до последней степени речами менеджеров-надсмотрщиков, они хотят только, чтобы их оставили в покое, боясь увольнения и обвинения в подстрекательстве.
В общем и целом, план партии по переходу к свободному рынку с сохранением власти можно считать удавшимся: согласно исследованию 2006г., 90% милиардеров Китая - дети партийной верхушки. Как пишет Ван Хуэй, "возникновение рынка не было результатом случайных событий; это был результат жесткого вмешательства правительства и насилия". Китай - зеркальное отражение корпоративного государства Пиночета, в котором власти, скооперировавшиеся с корпорациями, успешно ликвидируют рабочий класс как организованную группу, способную отстаивать свои интересы.
Это сотрудничество продолжается и сейчас, когда гиганты информационных технологий помогают правительству Китая шпионить за гражданами и контролировать интернет, так, чтобы когда учащиеся вводят в поисковик "события на Тяньанмэньской площади", или даже просто "демократия", не выдавалось бы ни одного результата. Это и неудивительно, ведь для того, чтобы в условиях свободного рынка продолжать контролировать самое многочисленное население на земном шаре, необходимо ограничивать свободу доступа к информации. Поражает в основоном не это, а то, в каких масштабах развернулась деятельность "полицеского государства", а также какие корпорации с ним сотрудничают. Обвинения были предъявлены практически всем гигантам сети: Google обвинили в создании поисковика, блокирующего сайты невыгодного правительству содержания, Cisco - в том, что они поставляли технику, необходимую для постройки Great Firewall of China (игра слов на совпадении Великой китайской СТЕНЫ и ФаерСТЕНЫ - фаервола), которая блокирует многие зарубежные информацианные сайты, Микрософт - в том, что они убрали политические блоги по требованию Пекина, и Yahoo - в том, что они передали властям Китая личные данные пользователя эл. почты, зарекомендовавшего себя китайского журналиста, которого вследствие этого посадили в тюрюму по обвинению в участии в политических дискуссиях в сети. Масштабы слежки действительно потрясают. Даже если вы не участвуете в политической жизни, ее присутствие чувствуется практически везде. Когда мы останавливались в пекинском отеле, у нас попросили паспорта. Служащий отнес их и отксерокопировал. На вопрос "вы что, сделали копию?" он очень вежливо ответил, "нет-нет, что вы, мы просто отошлем ее в полицию".
В Китае очень просто торговаться, но самые удачные покупки были у нас в Шенджене. Это 12-ти миллионный город, поражающий высотой небоскребов и обилием ночной жизни, настоящий центр капитализма. Когда нам сказали, что еще 30 лет назад на его месте была кучка рыболовных деревень и рисовых полей, мы просто не поверили. Шенджен, расположенный почти рядом с Гонконгом, был экспериментом Китая по созданию первой "свободной экономической зоны", не обремененной культурой или историей. Эксперимент привлек такое внимание зарубежных инвесторов, что он распространился не только на всю дельту Жемчужной реки, где сейчас располагается порядка 100 000 заводов, но и на бОльшую часть всей страны. Очень многое из того, что у нас есть на сегодняшний день, было изготовлено в Шенджене: iPodы, ноутбуки, кроссовки, плоскоэкранные телевизоры, сотовые телефоны, джинсы, стулья, может быть там даже была произведена ваша машина, и почти наверняка - ваш принтер. Очень многое производится руками приезжих рабочих: в процессе поиска пространства для новых "свободных экономических зон" ликвидируются целые деревни, люди уезжают в такие города, как Шенджен, на работу, при этом на их удостоверении стоит название их деревни. Это значит, что они никогда не получат такую же зарплату, как местные, не говоря уже о социальном страховании и др., а таких рабочих в Шенджене не много не мало 7 миллионов! По всей стране их 130 миллионов, и к 2025 году должно быть уже 350 миллионов. Все это создает определенные трудности, и отчасти поэтому в том же Шенджене расположен центр подготовки новой системы слежки, сочетающей в себе новые документы удостоверения личности, сеть видеокамер по всей стране с использованием технологии распознавания лиц, контроль над интернетом и телефонной связью... Сам город уже оборудован огромным количеством видеокамер, замаскированных под фонарные столбы и детекторы дыма, и через 3 года планируется оборудовать город 2 миллионами камер, что сделает его самым обозреваемым в мире (даже в помешанном на безопасности Лондоне их "только" полмиллиона). Все это часть проекта "Золотой щит", научно-техническую начинку которого предоставляют такие компании, как IBM, Honeywell и General Electric, проекта, призванного создать идеальную оболочку для консьюмерского рая под бдительным надзором недремлющего государства, куда не проникнет рука демократии. Основная помощь в предоставлении софта для распознавания лиц производится американской компанией L-1. "Если вы почти навряд ли слышали об L-1, то вот они почти наверняка слышали о вас": у них самая впечатляющая база данных среди корпораций, около 60 миллионов записей, и каждый год они регистрируют еще 1 миллион отпечатков пальцев американцев и приезжающих в США. Они производят паспорта для всех американцев, водительские права для жителей штатов Иллинойс и Монтана, снабжают солдат распознавателями сетчатки глаза для составления базы данных на поле боя, и еще что-то на сумму $100 миллионов. Когда директора компании спросили описать хотя бы в самых общих чертах, что же это, он ответил: ждите новостей! :)
Прошедшие недавно Олимпийские игры должны были стать возможностью привлечения внимания мировой прессы к ущемления прав человека в Китае. И тем не менее этого не произошло. Не было ни одного массового выражения протеста, ни одного события, которое напомнило бы посетителям: они в стране с авторитарным режимом. Потому ли это, что в Китае все так хорошо, или потому, что перед играми запретили появление на улицах 90% частного автотранспорта, практически остановили промышленность для того, чтобы хоть как-то очистить небо от смога, собрали в городе небывалое количество полиции и оцепили все сетью в 300 000 видеокамер?
Успешные примеры применения фридмановской экономики проявляют черты удивительного сходства с диктатурой авторитарного режима, когда в результате создается иллюзия процветания. Страшно не появление первого Полицейского государства на территории Китая, а то, что китайцы все больше и больше ссылаются на демократическую Америку, говоря, что всего лишь делают то же самое - усиливают борьбу с терроризмом. А еще, по окончании тестирования Полицейское государство, как и все остальное в Китае, очень скоро пойдет на экспорт.
Повсюду можно увидеть мелкий бизнес, крупные корпорации набирают обороты со скоростью, сравнимой, наверное, только с экономическим ростом самого Китая. Налицо капитализм, но при этом в стране плановая экономика и централизованная власть, все контролирует партия. Конечно, так было не всегда, и пришли китайцы к этому не сразу. Пожалуй, следует начать с самого начала, когда еще в 80-е годы по всему миру начиналась волна демократизации. Кульминация этого процесса пришлась на 1989г.: это и год падения Берлинской стены, и год наиболее радикальных реформ Горбачева, в этот год проходили наиболее открытые митинги протеста в Китае. Это был пик, после которого настал период спада, но главное не в этом, а в том, что сам процесс демократизации был неизбежным процессом. Он проходил параллельно тому, как медленно, но верно разлагалась идеология коммунизма вместе с бюрократическим аппаратом и экономикой СССР. Естественно, этот процесс затронул и все остальные коммунистические страны. Но следует сразу уточнить, что смена идеологии не всегда означала смену власти, а в нескольких случаях правительство как следует позаботилось о том, чтобы при новом режиме не только остаться у власти, но и улучшить свое благосостояние. Как это делается? Система часто сводилась к следующему: при переходе от коммунизма к капитализму неизбежно растет роль финансов, деньги зачастую становятся синонимом власти. Следовательно, все, что нужно сделать в момент зарождения рынка - это гарантировать себе значительную его часть.
Вспоминаю слова одного моего знакомого, прожившего в Китае больше 12 лет и заставшего период "раздачи" бизнесов высшим чинам китайской армии: "Мой друг генерал пригласил меня в ресторан. Мы ждали, когда нам принесут еду, и в каждом его жесте и слове проглядывала неограниченная власть. Подчиненные ловили каждый его взгляд, подносили зажигалку, когда он вынимал сигарету. Как-то он заметил, что я посмотрел на симпатичную официантку, и сказал мне - "хочешь ее? сегодня вечером она будет твоя" - и даже не послушав моего ответа послал за хозяином заведения. При мне происходили чудовищные вещи; если он хотел построить на каком-то месте магазин, то что бы там ни было - дома, заборы, огороды, - все это сносилось в один день, и на следующий там уже стоял новый магазин. Они могли все, и когда я это понял, мне стало страшно".
Партия не могла не понять, что это было время открыться рынку, но открытость несла в себе угрозу демократизации. И тогда руководство партии сделало ставку на мускул страны - на армию, позволив высшим чинам захватить наиболее крупные предприятия, а чиновникам - получить в собственность те заводы и фабрики, за которые они отвечали при коммунизме. Дэн Сяо Пин сделал все возможное, чтобы избежать того, что произошло в СССР и Восточной Европе. Китайские специалисты очень хорошо изучили в частности то, что случилось в Польше, где рабочие сумели противостоять монополии власти партии, образовав Солидарность, первый независимый профсоюз Польши, а затем и новую политическую партию. Это не должно было повториться. КПК хотела польские экономические реформы, но ни в коем случае не политические. Рассмотрим ситуацию в Польше попобробнее.
В начале 90-х Ельцин прибег к помощи Джефри Сакса не просто так: за ним была слава человека, поставившего экономику Боливии на ноги, а также специалиста, севершивего просто-таки чудо в Польше, "успешно" прошедшей переходный этап от государственной экономики к свободному рынку. Пример Польши стал настоящей визитной карточкой фридманизма и Чикагской школы неолиберальной экономики, но Ельцин и команда экономистов Гайдара не могли не знать того, что произошло на самом деле, и для них главная ценность Сакса была не в успехе его реформ, а в том, что он был тем человеком, который мог достать много миллиардов долларов помощи международных займов. Их надежды не оправдались, но Советский Союз обладал достаточными богатствами для длительного разворовывания, и все обошлось. Тем более, что большинство населения прямо ассоциировало демократию с переходом к рыночному капитализму и не проявляло открытого неприятия реформ. В Польше же дело обстояло совсем по другому.
Еще в начале 80-х годов польские рабочие начали забастовки, требуя больше прав, возможности влиять на изменения условий труда и права организовывать собственные (независимые от партии) профсоюзы. Стачки обрели повсеместный характер, и назрела угроза того, что на смену авторитарному коммунизму придет демократический социализм - изменение, которое было совсем некстати ни международным корпорациям (и МВФ, представляющему их интересы), ни бывшим партийным лидерам. Дальше события разворачивались следующим образом. На сцену выходит Лех Валеса, рабочий-электрик, сын плотника, который вдруг становится одним из основателей первого независимого профсоюза Польши под названием, которое вы уже знаете, - Солидарность. Тогда в Солидарность был влюблен весь мир, - а как же, герои-рабочие изо всех сил борются против машины тоталитаризма за свои человеческие права! По понятным причинам большинство западных стран были на стороне Валесы, а Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган всячески поощряли эту великолепную брешь в панцире Советского Союза, игнорируя факт того, что рабочие профсоюза боролись как раз за те права, которые Тэтчер и Рейган всячески стремились урезать у себя дома (см. предыдущие статьи). Очередную крупную стачку Солидарности, которая переросла в требования передать всю власть над страной лидерам профсоюза, жестоко подавили, объявив в стране военное положение и загнав все движение в подполье, попутно сделав Леха Валесу героем-мучеником, символом народной борьбы за свободу и демократию. В 1983г. ему даже присуждают Нобелевскую премию мира, и в 1988, после либеральных реформ Горбачева, когда компартии СССР с трудом удается контролировать события в своей стране, не говоря уже о республиках, Солидарность признают профсоюзом на законном основании. Лидеры организации не останавливаются на достигнутом, образовывают политическую партию и вскоре после этого выигрывают на выборах. А вот дальше все идет строго следуя минуалу Чикагской школы. Дело в том, что в 1990г. Валеса становится президентом Польши и, встав перед проблемой огромного международного долга и острого кризиса экономики (помощь США тогда ограничилась займом смешной в той ситуации суммы в $100 миллионов долларов), обращается к МВФ и реформам шоковой терапии Сакса. Некоторые личности и ряд международных корпораций обогащаются, но в целом течении 2-х лет происходит дальнейшее падение экономики, что неудивительно, и народная любовь к Валесе хладеет с каждым днем. Во время прихода к власти экономисты Солидарности единодушно лелеяли мечту построения социальной демократии с сильными профсоюзами, государственным контролем над экономикой и развитой системой социальных гарантий. В итоге же они пришли к тому, чтобы сделать как раз противоположное: снять контроль цен, приватизировать промышленность и (внимание!) лишить огромное число людей рабочих мест, а также запретить вступление в профсоюзы. Таковы были условия оказания финансовой помощи со стороны МВФ. Естественно, народу это пришлось не по душе, что показательно иллюстрируется статистикой стачек: в 1990г., когда правительство официально обратилось к народу с просьбой подождать и перетерпеть, пока не подействует горькое лекарство шоковой терапии, произошло всего 250 забастовок; уже в 1992-м, когда люди начали осознавать, что этот момент не придет никогда, их было зарегистрировано 6000. К концу 1993-го более 7500. Наиболее драматично ситуация показала себя на выборах в 1993г., когда 66% мест в парламенте заняли коммунисты (бывшая партия Солидарности получила 10%). Народ очевидно выразил свое неприятие реформ, и, ввиду невозможности применения жестких мер, правительство согласилось приостановить процесс трансформации. К счастью, к тому времени ниционализированным оставалось еще более половины промышленности страны, и вскоре после смены курса экономика начала понемногу приходить в себя. Именно тогда был официально сфабрикован миф об удачном завершении очередного эксперимента шоковой терапии.
Приходится все-таки признать, что такой резкий скачок к свободному рынку обошелся Польше дорогой ценой: 30%-ный спад производства к 1993г., рост безработицы до 25% (для сравнения, при коммунизме безработицы практически не было вообще), обнищание населения. Если в 1989г. за чертой бедности были 15% поляков, то к 2003г. их было уже 59%. По сведениям 2006г. показатели безработицы в Польше были выше, чем в любой другой стране Евросоюза - 20%, а безработица среди молодежи в два раза выше, чем средний показатель по ЕС - 40%. Мечтой революционеров было стать "просто нормальной европейской страной". На деле оказалось, что реформы поставили Польшу в один ряд с остальными жертвами Чикагской школы, в одном списке с Чили, Аргентиной, Россией, и, как выяснилось позднее, Китаем.
Хотя, о каких жертвах может идти речь? Вроде бы экономический рост Китая побивает все рекорды?
На самом деле переход Китая к рыночной экономике тоже был не совсем гладким. Уловив в 80-е годы во всем мире атмосферу демократизации, китайская интеллигенция и студенты начинали протестовать против коррумпированности партийных чиновников, учителя и рабочие бастовали в попытке противостоять новым изменениям: Китай тоже пошел по пути фридманизма, а значит росли цены, падала заработная плата, уничтожались соц. гарантии и стремительно сокращалось количество рабочих мест. Еще в 1980г. в Китай был приглашен не кто иной, как сам Милтон Фридман, для того, чтобы давать лекции сотням высокопоставленных чиновников по тому, как можно успешно прийти к рынку минуя при этом демократию. В 1983г. Дэн Сяо Пин открыл страну для зарубежных инвестиций и сократил соц. гарантии рабочих, и в тот же год он образовал Вооруженную Национальную Полицию (как будет сказано еще неоднократно - "в целях безопасности и спокойствия") в размере 400 000 человек, призванных жестко подавлять любые проявления т.н. "экономических преступлений" (стачек и протестов). Несколько отрядов были посланы на обучение в Польшу, где они перенимали тактику усмирения польских рабочих Солидарности во время объявленного военного положения.
Некоторые реформы Дэн Сяо Пина были успешны (бизнес вернулся в города), другие - нет. Своюодные цены, отсутствие гарантированной занятости, инфляция, - все это вело к народным волнениям, и к 1988г. реформы вынуждены были приостановить. Процесс перехода к рынку сопровождался неудержимой коррупцией, непотизмом (когда чиновники помогают "своим" - связи, или, по-китайски, гуанси), и народное возмущение было все труднее сдерживать. Когда Фридмана пригласили в очередной раз, его вердикт был: недостаточно резкое изменение, необходим еще бОльший шок, еще более свободный рынок. Протесты 1989г. на Тяньанмэньской площади были неизбежны, и они неплохо освещались во всей западной прессе, вот только в каком свете. Дело в том, что эти протесты повсеместно трактовались как столкновение идеалистической молодежи, желавшей демократических свобод запада, со старой гвардией авторитарных защитников коммунистического порядка. Ван Хуэй, один из участников демонстраций 1989г., а ныне один из интеллектуальных лидеров т.н. китайского "Нового Левого Движения" в своей книге "Новый Порядок Китая" подробно описывает, как в акциях протестов участвовали не только студенты столичных вузов, - элитная прослойка общества - но и большое количество рабочих, мелких предпринимателей и учителей. Он пишет, что именно экономические реформы, способствовавшие понижению заработной платы, повышению цен и кризису безработицы, явились главной причиной общественных волнений 1989г.
На Тяньанмэньской площади воздвигли баррикады, студенты поставили статую Богини Демократии, и перед партией явно стоял выбор, но и в трактовке этого выбора тоже часто прибегают к излишнему упрощению. Это не был, как часто пишут, выбор между коммунизмом и демократией; партии предстояло решить: стоит ли уступить народным требованиям и приостановить решительные реформы, или же переступить через N-ное количество трупов и продолжить победное шествие свободного рынка?
20 мая 1989г. правительство Китая объявило военное положение, а 3-го мая к Тяньанмэньской площади подъехали танки и стали без разбора палить в толпу. Солдаты били студентов палками, арестовывали либо убивали всех, кто был на площади и вокруг нее, и такие облавы с массовыми арестами произошли по всей стране. Количество жертв уже никогда не удастся установить. Партия признала, что пострадало несколько сотен человек; по сведениям очевидцев было убито от 2000 до 7000 и ранено свыше 30 000 человек. После самой акции подавления протестов последовала травля всех тех, кто был в оппозиции режиму, было арестовано больше 40 000 человек, тысячи остались за решеткой, несколько сотен приговорены к смертной казни. В целях запугать население большинство арестованных подвергались пыткам и избиению.
Западная пресса описала случившееся как очередной пример жестокой действительности кровавого коммунизма. В Wall Stree Journal появилась статья под названием "Жесткие действия Китая - угроза возврата на середине пути 10-летнего прорыва реформ", - как будто Дэн сяо Пин был врагом этих реформ, а не их ярым приверженцем. Спустя несколько дней после кровавой расправы он официально заявил на телевидении, что защищались интересы не коммунизма, а капитализма. Он заявил, что "... теперь мы сможем двигаться еще быстрее. Мы нигде не ошиблись. И четыре основные принципа экономики абсолютно верны. Если что и было не так, то это тот факт, что мы недостаточно точно им следовали".
И после шока расправы партии можно было наконец запустить реформы полным ходом. То, что не удалось провести в жизнь в 1980г., теперь принималось запуганным населением без малейшего шума, например полное освобождение рынка от ограничений на цены. По словам Дэн Сяо Пина, любое проявление неприятия должно было быть остановлено любым способом, быдь то "военное положение, или же еще более жесткие меры, если возникнет необходимость". Именно в последующие 3 года на территории Китая были открыты "зоны свободной торговли", которые превратили страну в низкооплачиваемую мануфактуру мирового масштаба, услугами рабочей силы которой воспользовалась наверное каждая корпорация на рынке международной торговли. Китай предложил наивыгоднейшие условия: низкие налоги, армию коррумпированных чиновников и бесконечные запасы дешевой рабочей силы - людей, которые из страха репрессий не станут идти наперекор начальству, в какие бы условия их ни поставили, а условия эти зачастую нечеловеческие. Во время путешествия в Китай Наоми Кляйн долго пыталась расспрашивать рабочих фабрик "зон свободной торговли" об их жизни, чтобы составить полную картину происходящего (подробные результаты ее исследования см. в другой книге под названием "No logo"). Это оказалось нелегкой задачей; молодые девушки, идущие домой с работы, не могли ответить на казалось бы элементарные вопросы, как то: хватает ли зарплаты на жизнь, какие условия и часы работы и др. Затравленные до последней степени речами менеджеров-надсмотрщиков, они хотят только, чтобы их оставили в покое, боясь увольнения и обвинения в подстрекательстве.
В общем и целом, план партии по переходу к свободному рынку с сохранением власти можно считать удавшимся: согласно исследованию 2006г., 90% милиардеров Китая - дети партийной верхушки. Как пишет Ван Хуэй, "возникновение рынка не было результатом случайных событий; это был результат жесткого вмешательства правительства и насилия". Китай - зеркальное отражение корпоративного государства Пиночета, в котором власти, скооперировавшиеся с корпорациями, успешно ликвидируют рабочий класс как организованную группу, способную отстаивать свои интересы.
Это сотрудничество продолжается и сейчас, когда гиганты информационных технологий помогают правительству Китая шпионить за гражданами и контролировать интернет, так, чтобы когда учащиеся вводят в поисковик "события на Тяньанмэньской площади", или даже просто "демократия", не выдавалось бы ни одного результата. Это и неудивительно, ведь для того, чтобы в условиях свободного рынка продолжать контролировать самое многочисленное население на земном шаре, необходимо ограничивать свободу доступа к информации. Поражает в основоном не это, а то, в каких масштабах развернулась деятельность "полицеского государства", а также какие корпорации с ним сотрудничают. Обвинения были предъявлены практически всем гигантам сети: Google обвинили в создании поисковика, блокирующего сайты невыгодного правительству содержания, Cisco - в том, что они поставляли технику, необходимую для постройки Great Firewall of China (игра слов на совпадении Великой китайской СТЕНЫ и ФаерСТЕНЫ - фаервола), которая блокирует многие зарубежные информацианные сайты, Микрософт - в том, что они убрали политические блоги по требованию Пекина, и Yahoo - в том, что они передали властям Китая личные данные пользователя эл. почты, зарекомендовавшего себя китайского журналиста, которого вследствие этого посадили в тюрюму по обвинению в участии в политических дискуссиях в сети. Масштабы слежки действительно потрясают. Даже если вы не участвуете в политической жизни, ее присутствие чувствуется практически везде. Когда мы останавливались в пекинском отеле, у нас попросили паспорта. Служащий отнес их и отксерокопировал. На вопрос "вы что, сделали копию?" он очень вежливо ответил, "нет-нет, что вы, мы просто отошлем ее в полицию".
В Китае очень просто торговаться, но самые удачные покупки были у нас в Шенджене. Это 12-ти миллионный город, поражающий высотой небоскребов и обилием ночной жизни, настоящий центр капитализма. Когда нам сказали, что еще 30 лет назад на его месте была кучка рыболовных деревень и рисовых полей, мы просто не поверили. Шенджен, расположенный почти рядом с Гонконгом, был экспериментом Китая по созданию первой "свободной экономической зоны", не обремененной культурой или историей. Эксперимент привлек такое внимание зарубежных инвесторов, что он распространился не только на всю дельту Жемчужной реки, где сейчас располагается порядка 100 000 заводов, но и на бОльшую часть всей страны. Очень многое из того, что у нас есть на сегодняшний день, было изготовлено в Шенджене: iPodы, ноутбуки, кроссовки, плоскоэкранные телевизоры, сотовые телефоны, джинсы, стулья, может быть там даже была произведена ваша машина, и почти наверняка - ваш принтер. Очень многое производится руками приезжих рабочих: в процессе поиска пространства для новых "свободных экономических зон" ликвидируются целые деревни, люди уезжают в такие города, как Шенджен, на работу, при этом на их удостоверении стоит название их деревни. Это значит, что они никогда не получат такую же зарплату, как местные, не говоря уже о социальном страховании и др., а таких рабочих в Шенджене не много не мало 7 миллионов! По всей стране их 130 миллионов, и к 2025 году должно быть уже 350 миллионов. Все это создает определенные трудности, и отчасти поэтому в том же Шенджене расположен центр подготовки новой системы слежки, сочетающей в себе новые документы удостоверения личности, сеть видеокамер по всей стране с использованием технологии распознавания лиц, контроль над интернетом и телефонной связью... Сам город уже оборудован огромным количеством видеокамер, замаскированных под фонарные столбы и детекторы дыма, и через 3 года планируется оборудовать город 2 миллионами камер, что сделает его самым обозреваемым в мире (даже в помешанном на безопасности Лондоне их "только" полмиллиона). Все это часть проекта "Золотой щит", научно-техническую начинку которого предоставляют такие компании, как IBM, Honeywell и General Electric, проекта, призванного создать идеальную оболочку для консьюмерского рая под бдительным надзором недремлющего государства, куда не проникнет рука демократии. Основная помощь в предоставлении софта для распознавания лиц производится американской компанией L-1. "Если вы почти навряд ли слышали об L-1, то вот они почти наверняка слышали о вас": у них самая впечатляющая база данных среди корпораций, около 60 миллионов записей, и каждый год они регистрируют еще 1 миллион отпечатков пальцев американцев и приезжающих в США. Они производят паспорта для всех американцев, водительские права для жителей штатов Иллинойс и Монтана, снабжают солдат распознавателями сетчатки глаза для составления базы данных на поле боя, и еще что-то на сумму $100 миллионов. Когда директора компании спросили описать хотя бы в самых общих чертах, что же это, он ответил: ждите новостей! :)
Прошедшие недавно Олимпийские игры должны были стать возможностью привлечения внимания мировой прессы к ущемления прав человека в Китае. И тем не менее этого не произошло. Не было ни одного массового выражения протеста, ни одного события, которое напомнило бы посетителям: они в стране с авторитарным режимом. Потому ли это, что в Китае все так хорошо, или потому, что перед играми запретили появление на улицах 90% частного автотранспорта, практически остановили промышленность для того, чтобы хоть как-то очистить небо от смога, собрали в городе небывалое количество полиции и оцепили все сетью в 300 000 видеокамер?
Успешные примеры применения фридмановской экономики проявляют черты удивительного сходства с диктатурой авторитарного режима, когда в результате создается иллюзия процветания. Страшно не появление первого Полицейского государства на территории Китая, а то, что китайцы все больше и больше ссылаются на демократическую Америку, говоря, что всего лишь делают то же самое - усиливают борьбу с терроризмом. А еще, по окончании тестирования Полицейское государство, как и все остальное в Китае, очень скоро пойдет на экспорт.