"Сердцу нередко лучше бы оставаться слепым в своих собственных делах"
Я осторожно вожу рукой по глухой стене. Камень, еще камень, холод, выступ. Вот здесь. Аккуратно глажу шершавую поверхность - еще и еще. И еще. Рука немеет, немота поднимается к локтю, и выше, и медленно ползет, захватывая сантиметр за сантиметром моего несуществующего тела. Я прижимаюсь лицом к холодному камню - это когда-то было моим лицом, но камень - вот он. Там, за стеной, ты вспоминаешь битву под Арзуфом, в которой ты принимал участие много сотен лет назад. Вы все тогда нашили кресты куда только могли и отправились искать Иерусалим. Если бы вы знали, какой он на самом деле, этот старый город... Там ты получил шрам, наискось перечеркнувший грудную клетку до правого плеча. Теперь ты говоришь друзьям, что после автомобильной аварии. Ну, в общем, ты прав, это была та еще авария.
Ты открываешь окно и слышишь гром, такой же как тот, что в зеленой Англии, в том самом, 1145м, перед походом. Через несколько месяцев, долгой дорогой к смерти, ты встретил меня. Ну что ж, то были веселые деньки. Вот эти мои невидимые руки, трогающие твое тело там, где скоро появится рана. Тот самый шрам. Теперь их не вижу даже я. Снова трогаю стену, скоро мне хватит сил пройти ее, и я ворвусь в твой мир - ты слишком задержался в нем.
Странно, что твои тепершние друзья не смеются над твоим чопорным английским именем. Помнишь ли ты и мое? Теперь ты редко вспоминаешь его, хоть я всегда попадаюсь на твоем пути. Я вообще-то не люблю все это колдовство, как ты когда-то назвал его, махнув рукой людям с факелами, но и тебе я жить больше не позволю.
Еще немного, и стена становится гибкой, уплывает от моих рук, и вот я. Вот я здесь. Тебя нет, ты только что ушел за очередным виски - ноет на погоду старая средневековая рана. Тенью брожу по комнате - пыль и темнота. Ты так и не изменил привычке прятаться от жары после лет, проведенных на святой земле, устраивая себе жилье, похожее на склеп. Ты этот склеп пронес через века. А что же я? Меня ты вычеркнул из жизни 900 лет назад. Тебе снился мой смех и плач, и тот костер. Знаю, я давно управляю твоими снами. Почему за все эти годы у тебя так и не появилась семья? Потому что рядом со мной никому не было бы места - слишком жарко, и слышен треск горящего дерева.
Вот и тело - обретаю плоть, я больше не в силах быть тенью на стене. Вот мои руки, лицо, волосы. Можно и подождать тебя. Ты входишь, грустно вздыхая и оставляешь пакет с бутылкой в темной прихожей. Моя дикая охота стоила этих девятисот лет. Увидев меня, ты роняешь ключи на пол. Ты никогда ничего не боялся, что ж, просто раньше мне не удавалось встретиться с тобой. Все эти наши с тобой столетия мелькают в твоих смелых черных глазах. Я всегда восхищалась тобой, мужчина возрастом 935 лет. Всегда восхищалась. Ты протягиваешь ко мне руки, но жар, который с того памятного костра инквизиции я носила в себе много веков, вырвался, и вместе с моей ненавистью превратил тебя в прошлое. Мне тебя совсем не жаль. Почти совсем не жаль.