Русланд, Русланд убер аллес!
В продолжение этой темы. Каким бы смешным не казался проект построения национал-социалистического рейха по лекалам Сулакшина, это вполне рабочий сценарий: отказываемся от бесплодного ожидания инвестиционного западного принца на белом коне, опускаем конфетно-букетный этап демократической революционной романтики между властью и населением, сразу приступая к процессу грубой тоталитарной ебли. По крайней мере, время экономится. Но и тут все не так однозначно. Давайте рассмотрим, какие ошибки германских нацистов и русских большевиков не стоит повторять, чтобы тоталитарный режим не привел страну к очередной катастрофе. Степан Сулакшин в своем рвении усердного компилятора этих системных ошибок в упор не замечает.
Не стану начинать издалека, сразу назову главный изъян сулакшизма, который обессмысливает все остальное, что в нем есть. Для Степана Степановича тоталитарно-идеократическая модель государственности есть конечная цель, достижению которой он собирается посвятить так называемый «переходный период» от мрака бандитского путинского авторитаризма к сияющему солнцу цивилизационно-идентичному русскому неосоциализму, то есть к национал-социализму, если говорить короче.
Причем он совершенно серьезно считает свою модель идеальной и вечной. Как Гитлер верил в то, что национал-социалистическая Германия есть тысячелетний рейх, так и Сулакшин прямо в преамбуле первого издания своего Учения провозглашает, что открыл «принцип успешного развития «навсегда» (здесь и далее цитаты выделены жирным шрифтом). Ниже он констатирует, что его План охватывает не только период борьбы с путинизмом и переходный период, но и «дальнейший период стационарного государственного строительства и управления страной «навсегда». Ну, и далее в тексте Учения еще несколько апелляций к вечному потенциалу национал-социализма и его спасительной миссии для человека и человечества. Ага, чего мелочиться-то, уж если спасать, так весь мир…
Спаситель, конечно, апеллирует к некоей могучей научной базе, лежашей в основе его Учения, но это не более, чем демагогия. Наука должна опираться на практику, а не квазирелигиозную метафизику. Практика же показывает, что социальный прогресс никогда не носит линейного характера. Развитие, что в живой природе, что в технологиях, что в сфере общественных отношений имеет скачкообразный характер. Революционный рывок (в случае успеха, конечно) выводит систему в русло эволюционного развития. Но эволюционный потенциал рано или поздно исчерпывается, накапливаются баги и системные противоречия. Даже если их своевременно устранять с помощью регулярных апдейтов (реформ), это не гарантирует социальную систему от скатывания к стагнации. Консервация ранее эффективной модели неминуемо ведет к регрессу. В любом случае требуется новая революция, переход общества на новый хард (экономический базис) и софт (социально-политическую конструкцию), если проводить аналогии с компьютером. В идеале революция должна стать проектной, а не кризисной, но это уже детали.
Соответственно, в любом из трех основных агрегатных состояний социума (революция - эволюция - стагнация) эффективной будут совершенно различные модели организации общества и систем управления. Революция - это всегда переходный период с вечной штурмовщиной и форс-мажором, когда успеха добиваются творческие авантюристы и циничные кризис-менеджеры в духе Наполеона, Ленина или Гитлера. Поскольку любая революция - шаг в неведомое, тут важнее наличие развитой интуиции, чувство духа времени, чем пыльный академический опыт.
Если система вошла в русло успешной эволюции, запросы меняются. Обществу не нужны мятежные гении, оно нуждается в отлаженных правилах (законах), позволяющих ему реализовать эволюционный потенциал в режиме саморегуляции. В этот период рулит не идея, не творческий порыв, а отточенный регламент. В случае стагнации востребованными становятся реформаторы-системщики, способные в ручном режиме модернизировать систему, которая еще вчера была передовой, но сегодня морально устарела и физически поизносилась. Социальная модернизация - технологически сложная операция, ее можно сравнить с ремонтом паровоза на ходу.
В случае, если реформаторы облажались, общество приходит в упадок и либо погибает, либо совершает новый революционный рывок. Далее цикл повторяется. Отмечу, что как я сказал выше, революция не обязательно происходит в формате кризисной деструкции (Россия, 1917 г.), она может носить и проектный характер, как, например, в Китае (преобразования Дэн Сяопина, стартовавшие в 1979 г.) или той же Германии образца 1933 г. (январская национал-социалистическая революция). Поэтому по внешним признакам революция от реформ может и не отличаться. Однако цель реформ - усовершенствование (модернизация) существующего общественного уклада, а в ходе революции всегда происходит демонтаж старого и строительство нового уклада. Поэтому великие китайские реформы последних 40 лет есть по существу подлинная революция. Впрочем, в будущем историки, возможно, будут периодизировать события иначе: скажем, революционный период они ограничат временем 1979-2008 гг., и с этого момента станут отсчитывать эволюционный этап развития Китая.
Исходя из вышесказанного тоталитарная модель управления никогда не может рассматриваться в качестве цели преобразований. Тоталитаризм - всего лишь инструмент решения определенной задачи, а именно совершение революционного (мобилизационного) рывка в ходе которого создается экономический базис общества нового типа. По мере реализации указанной задачи тоталитарная модель управления общества должна трансформироваться в демократическую (саморегулируемую), актуальную для эволюционного этапа развития. Сама трансформация может быть постепенной (Сингапур, Тайвань, Южная Корея) или иметь форму политической революции догоняющего типа (что-то вроде процесса демонтажа военной диктатуры в Чили), но сути это не меняет.
Отказ от этой трансформации модели управления продляет срок существования тоталитраизма, но убивает общество. Наглядный тому пример - крах советского проекта. Идиоты, конечно, могут быть свято убеждены, что СССР «предал Горбачев» или «развалил Ельцин в Беловежской сауне», спорить с ними смысла не имеет. Системная катастрофа, убившая Союз, произошла еще в годы правления обожаемого поцреотами Сталина. В начале 50-х годов, когда страна надежно встала на рельсы эволюционного развития, тоталитарная модель управления должна была трансформироваться в демократическую, автаркия уступить место открытости, международная конфронтация - сотрудничеству. Вместо этого имела место лишь поверхностная хрущевская оттепель. Модель управления же осталась прежней, сформировавшейся и закосневшей в период мобилизационного рывка 30-40-х годов.
Да, категорически утверждаю, что сталинизм, как тоталитарная модель управления, был фантастически эффективен в ходе индустриализации и войны, потребовавшей небывалой концентрации усилий общества. Но столь же категорически настаиваю, что после войны сталинизм себя изжил и подлежал демонтажу, как явление, смертельно неадекватное для общества, уже обладающего мощной экономической базой передового для того времени IV-го технологического уклада. А вот реализовать модель V-го технологического уклада путем концентрирования физических ресурсов в руках государства (это блестяще сработало, например, в ходе создания атомной промышленности) было уже невозможно. Для осуществления научно-технического прорыва в области микроэлектроники, телекоммуникаций и космических технологий требуется концентрация не государственной мощи, а интеллектуального, творческого потенциала всего общества. Тоталитаризм органически не способен на это, решениями съездов правящей партии мобилизационная задача такого характера не решается.
К сожалению, говорить о возможной демократической трансформации советского проекта можно лишь гипотетически. В дело вступает аксиоматический закон социодинамики, гласящий, что эволюция больших социальных систем носит необратимый характер. Политическая система страны сформировалась в 20-е годы, причем всякие зачаточные демократические механизмы были тотально уничтожены на системном уровне. Да, это давало системе управления большие тактические преимущества, но стратегически делало ее нежизнеспособной, а системный кризис неизбежным. В ходе кризиса 80-х годов (Перестройка) открылось окно революционных преобразований общества, но революция закончилась провалом (провальные революции, если смотреть правде в глаза, случаются гораздо чаще успешных), не выполнила своей задачи и общество вместо перехода на более сложную ступень развития обвалилось в средневековую архаику.
Значит ли это, что преобразование России с помощью тоталитарного инструментария сегодня невозможно? Возможно. Более того, оно наиболее вероятно именно через тоталитаризм. Но лишь в одном случае - если тоталитаризм станет именно ИНСТРУМЕНТОМ реализации цели, а не целью; в случае, если на проектном уровне в тоталитарную модель управления будет вшит механизм ее самоликвидации. В рассматриваемом же сулакшинском проекте вместо научно обоснованного плана ПЕРЕХОДНОГО периода мы видим план строительства национал-социалистического рейха «навсегда», что абсолютно обесценивает его. Если гипотетически допустить возможность прихода Сулакшина к власти (всерьез об этом говорить, конечно, нельзя даже в шутку), то по его лекалам в случае успеха на территории России может возникнуть нечто вроде стабильного «тысячелетнего» северокорейского концлагеря, но не более того. Он ведь предлагает именно модель тоталитарной автаркии как экономической, так и культурной, в то врем как успешные тоталитраные диктауры как раз ставили своей целью привлечь иностранного инвестора и вписаться в мировой рынок.
Ущербность сулакшинского Учения подчеркивается его гипертрофированной идеоцентричностью. Спаситель не просто пытается создать квазирелигиозный идеологический культ, он это открыто декларирует и даже гордится, сравнивая сторонников (членов своей партии) с первохристианами, несущими спасение миру и человечеству. Сам Степан Степанович, получается, примеривает на себя балахон Христа. Ну, это мы оставим психиатрам, а вот разговор о роли идеологии в обществе будет вполне уместным.
Идеология - все тот же инструмент. Инструмент, выполняющий исключительно утилитарную задачу - мобилизацию усилий общества для реализации задач развития. В данном контексте идеология потно смыкается с пропагандой, но смешивать эти понятия не стоит, пропаганда - всего лишь прикладная идеология. Исходя из этого, констатируем, что государственная идеология должна быть утилитарной. Если в качестве модели развития на переходном этапе мы выбираем тоталитаризм, закладывая в его конструкцию механизм последующей трансформации, то и идеология должна быть тоталитарной, но рационалистской, подлежащей утилизации по мере исчерпания своего мобилизационного потенциала и подразумевающей переход на более актуальные идеологические концепты для стадии эволюционного генезиса.
В этом смысле Китай нам дает прекрасную иллюстрацию того, что развитое индустриальное капиталистическое общество вполне можно строить под привычными для масс коммунистическими лозунгами и руководством монопольно правящей компартии. Идеологическая рухлядь в виде заветов великого кормчего Мао никакой практической ценности не имеет, но пропаганда этот анахронизм использует более чем эффективно.
Сулакшинская же квазирелигиозная идеология, догматично абсолютизирующая некий предельно размытый цивилизационно-идентичный русский субстракт (х.з., что это за муть, но явно аналог пресловутого Volksgeist, на который надрачивали нацисты не годится вообще ни для чего, даже для пропаганды. Спаситель пытается навязать своей пастве догмат, что русская российская культурно-цивилизационная идентичность - важнейший фактор успешности страны. В реальности пресловутая русская идентичность - затхлое болото дикости, варварства и мракобесия. Успешной страна была ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО тогда, когда русофобская власть эту идентичность ломала об колено. Пример революционных преобразований системного русофоба Петра и его последователей, которые ни ментально ни даже биологически никакого отношения к русским не имели, доказывает это со всей очевидностью.
Собственно, само появление русского государства официальная историография связывает с приходом варягов, которые начали «володети и княжити» социально дезоранизованными восточно-славянскими популяциями отнюдь не по лекалам их племенной идентичности. В противном случае непонятно, на кой хрен понадобилось призывать чужеземцев. Второй исторически прогрессивный акт - принятие в качестве государственного монотеистического культа (христианства), заимствованного извне - все с того же сакрально ненавидимого поцреотней Запада. Какое отношение христианство, ставшее государственной религией в Римской империи, имело к русской идентичности? Да ни малейшего! Идентичным в то время (и еще долго в последующие века) было поклонение деревянным истуканам, вера в домовых, принесение жертв духам леса и огня, шептание заговоров и прочая языческая архаика.
Еще один масштабный «русофобский» акт - советский проект, в кратчайшие сроки перемоловший прежнюю русскую варварскую патриархально-крестьянскую идентичность и создавший новую идентичность, адекватную индустриальной эпохе и урбанистическому укладу - советского человека, мечтающего о полетах к звездам а не о попадении в рай после смерти. Совкодрочеры, пытающие доказать, что советский проект - есть реализация архаической народной мечты о царствии божием, а колхоз - отточенная до идеала модель русской сельскохозяйственной общины, решительно идут нахер. Советский проект идеологически строился и даже псевдонаучно обосновывался на марксистском базисе. Какое отношение немецкоговорящий еврей Маркс имел к русской ментальности и «цивилизационной идентичности»? Нет, он был как раз матерейшим русофобом, как и его русские последователи, мечтающие выпестовать новую всемирную классовую пролетарскую идентичность.
Что касается колхозов, так их создатели пытались брать за основу еврейские кибуцы, что как-то даже глупо оспаривать. То, что кибуцы в итоге не получились, говорит не о преимуществе русской артели, а лишь о неадекватности самих коллективизаторов. Колхозная система тоже не стрельнула, а протухла уже при Сталине. При позднем совке крупные и наиболее успешные хозяйства имели организационную форму совхозов, в чем при всем желании невозможно усмотреть ничего «русского цивилизационно-идентичного» и общинного. Налицо типично капиталистическое крупное аграрное хозяйство, построенное на принципах нишевой рыночной специализации и наемного труда. Ну, разве что в плане формы собственности это были государственно-монополистические предприятия, но это признак вторичный и не имеющий в русском прошлом никаких корней.
Кстати, сегодня мало кто знает, что большевиками всерьез обсуждался перевод русского языка на латиницу, что должно было способствовать скорейшей культурной интеграции в братскую семью мирового пролетариата, «не имеющего родины». Но по утилитарно-объективным причинам от этого отказались, поскольку создание нового языка и перевод на него всего массива накопленного культурного багажа сильно усложнял задачу скорейшего создания технической интеллигенции, необходимой для проведения индустриализации. Латиницу поначалу использовали для создания азбуки лишь для безписьменных народов (то есть почти для всех нацменьшинств, кроме армян и грузин). В 30-е годы, когда стало окончательно ясно, что с мировой революцией дело не задалось, их начали переводить на кириллицу, чтоб ваять нацию на базе русифицированного культурного стандарта. Сегодня вывалившиеся из совка народы дружно избавляются от атавизмов русской идентичности, переводя свою письменность на латиницу (молдаване, азербайджанцы, казахи, узбеки, туркмены), не постигла это поветрие разве что не окончательно дерусифицировавшихся украинцев, да таджиков. Киргизы ныне используют два алфавита - кириллический и арабский.
И наоборот, как только страна погружается в очередной застой, сразу начинаются консервативные славянофильские потуги и создание квазипатриотических идеологических суррогатов для масс вроде знаменитой уваровской триады «павославие - самодержавие - народность» или советской концепции «братской семьи народов во главе со старшим братом». Я не утверждаю, что русскую идентичность надо уничтожать и вытаптывать, ее надо ПРЕОДОЛЕВАТЬ. Перодоление идентичности - это прогресс, развитие. Попытки национальную идентичность обожествить и канонизировать - путь в уе..ищный мир дикости и архаики.
В общем-то сказанного уже достаточно для того, чтобы понять, что ни малейшего практического интереса сулакшинский концепт в XXI веке не имеет, ковыряться в подробностях и обсуждать преимущества предложенной Спасителем мажоритарной избирательной системы перед ныне существующей смешанной я не вижу ни малейшего смысла, тем более, что при тоталитарных национал-социалистической или советской диктатурах свободные выборы носят такой же декоративный характер, как и при авторитарном путинском фашизме.
За что Степану Степановичу следует сказать спасибо, так это за то, что он поднимает в публичном пространстве актуальные вопросы. Сегодня о будущем постпутинской Раши никто даже не заикается. Ибо страшно смотреть в глаза реальности. Да, ответы он дает абсолютно негодные, и дух времени не чувствует абсолютно. Но сами вопросы-то остаются. Сможет общество дать на них адекватные ответы - выживет. Не сможет - исчезнет. Сожалеть об этом не стоит. Никто ведь после 1945 г. не жалел о крахе «тысячелетнего» гитлеровского рейха, в том числе и его бывшие строители, пережившие краткий миг торжества арийского сверхчеловека.
В следующий раз на примере Южной Кореи я покажу пример успешной мобилизации внутренних резервов и усилий общества под руководством кровавого тоталитарного фашистского режима, который создал мощный экономический базис, после чего успешно трансформировался в демократию. Доморощенным спасителям отечества совершенно незачем изобретать какой-то «русский цивилизационно-идентичный» велосипед, просто бери и копируй азиатский опыт, минимально адаптируя к реалиям постсовка и местному климату. И, главное, руководствуйся духом времени. ( Продолжение).