Как не надо делать фальшивки (часть 1)
Отрывок из книги «Секретные протоколы или кто подделал пакт Молотова-Риббентропа»
Что произошло в ночь с 23 на 24 декабря, Яковлев рассказал в интервью, которое приводит в своей книге «Я вышла замуж за романтика» вдова депутата Вульфсона Эмма Брамник-Вульфсон:
«…Почти всю ночь мы, единомышленники, бродили по кремлевскому двору, вокруг Кремля, снова спорили, убеждали друг друга. Расставаясь, я сказал: «Утро вечера мудренее». Тогда и пригодился документ, который мне до заседаний дал Анатолий Гаврилович Ковалев - первый заместитель министра иностранных дел. Когда он мне его принес, я своим глазам не поверил - то был «Протокол передачи документов в архив» (акт, записка, теперь протокол - что-то слишком часто Яковлев путается. - А. К.). И среди множества документов, кажется, под номером шесть - секретные протоколы к пакту Молотова - Риббентропа! То есть документальное обозначение того самого исторического документа 1939-го, в котором и было все дело. Существование которого М. Горбачев категорически отрицал и говорил: «Покажите мне этот документ, и я за него проголосую!» (Возможно, что он и сам не понял когда-то, передавая те протоколы в архив?)
…Когда я наутро зачитал этот документ с трибуны съезда, большинство депутатов уже не могло нас не поддержать. Так тогда и решился вопрос о независимости государств Балтии. Но если бы не запал балтийцев, до такого, возможно, дорога была бы еще очень и очень долгой».
О цели провокации с «секретными протоколами» Яковлев, наконец, сказал довольно откровенно - развалить Советский Союз. Вот еще одна его интерпретация на эту тему:
«В кармане у меня была одна «петарда» - еще перед первым докладом мой приятель из МИДа Анатолий Ковалев дал мне акт о передаче документов из приемной Молотова в архив, где черным по белому шестым пунктом стояло: «секретные протоколы…» И подпись секретарей Молотова. О том, что эта бумага у меня есть, я вообще никому не сказал. Когда мне нужно было выступать с переделанным докладом, я поднялся на трибуну и сказал, что мне к своему прошлому выступлению добавить нечего, я настаиваю именно на нем, а потом зачитал эту «петарду». Неожиданно для меня решили прения не открывать и сразу приняли как доклад, так и постановление».
Изображение акта о передаче, помещенное в газете «Известия» от 28 декабря 1989 г. Практики репродуцирования документов в советской прессе не существовало. Это - яркое исключение. Но при этом репродукция очень плохого качества, и оформлена в виде фотоколлажа. Разумеется, архивные реквизиты не приводятся, источник получения документа редакция не указывает.
С его слов выходит, что Яковлев, имея записку (которую потом стал именовать актом или протоколом), скрыл ее не только от народных депутатов во время своего доклада, но и от членов комиссии. Оказывается, Яковлев был ясновидцем, и предвидел, что нардепы не примут нужное ему постановление и у него будет возможность второго выступления, во время которого он эффектно хлопнет заранее заготовленной «петардой». Именно так пытается объяснить Яковлев свой шулерский финт с запиской Смирнова-Подцероба. Вот что он пишет в своих мемуарах «Сумерки»:
«Последний вариант своего доклада я никому не показывал - ни Горбачеву, ни членам Политбюро, ни членам комиссии. За день до выступления ко мне подошел Анатолий Ковалев - первый заместитель министра иностранных дел СССР. Большая умница и высокой порядочности человек. Он сказал, что нашел акт передачи текста секретного протокола из одного подразделения МИД в другое. Я обрадовался и хотел сразу же вставить его в мой доклад. Но, поразмыслив, решил оставить этот последний аргумент про запас».
Кстати, в 1989 г. Яковлев не раскрыл источник получения «служебной записки», так же как и Альфред Зайдль в 1946 г. героически молчал о происхождении фотокопий «секретных протоколов. Лишь через десять лет после успешной операции по ликвидации СССР в своих мемуарах он раскрыл имя героя - Анатолий Гаврилович Ковалев. Ковалев родился в 1923 г. в Москве; окончил МГИМО МИД СССР в 1948 г.; после окончания института работал в Германии в аппарате политсоветника Советской контрольной комиссии; занимал должности помощника министра иностранных дел СССР Громыко. То есть два будущих борца за демократию знали друг друга к 1989 г. как минимум полтора десятка лет, с момента, когда Яковлев начал делать дипломатическую карьеру.
Почему именно на Ковалева ссылается Яковлев? Они вместе помогали прибалтийскому сепаратистскому движению в конце 80-х. Ковалев помимо дипломатии развлекался сочинением стишков, и был весьма дружен с поэтом-песенником Янисом Петерсом - крупнейшим латвийским сепаратистом, одним из лидеров Народного фронта, который в свою очередь был тесно связан с Мавриком Вульфсоном. Короче, в этом кругу были все свои. В 2005 г. Петерс с благодарностью вспоминал о том вкладе, который Ковалев внес в дело обретения Латвией независимости. Портал dialogi.lv в разделе «Обзоры» дал небольшой анонс этой публикации:
«И, наконец, слово предоставлено поэту Янису Петерсу, статья которого называется «Где прятались Риббентроп с Молотовым?» В годовщину подписания пакта Молотова - Риббентропа поэт (и в прошлом также политик и дипломат) вспоминает о событиях конца 80-х и рассказывает об Анатолии Гавриловиче Ковалеве, первом заместителе Андрея Громыко, который любил отдыхать на даче у Раймонда Паулса в Меллужи. Ковалев считал Латвию землей высокой культуры и пророчил перемены в СССР. Ковалев нашел акт, свидетельствующий о том, что оригинальный текст пакта Молотова - Риббентропа находится в МИД СССР, и этого оказалось достаточно, чтобы узнать имена авторов пакта и тех, кто их скрывал 50 лет после подписания».
Вы думаете, что Петерс - только поэт, Паулс - просто композитор? Как бы не так! Это матерые антисоветчики, оба были народными депутатами СССР, оба в числе прочих депутатов-балтийцев покинули зал заседаний съезда, когда в повестку дня не удалось включать вопрос об осуждении пакта Молотова - Риббентропа. Не удивительно, что Ковалев хорошо спелся с этими соловьями прибалтийской независимости. Поэтому вполне естественно, что его фамилия мелькает в деле о «секретных протоколах». Тем не менее, я не берусь утверждать, что он лично участвовал в фальсификации «записки Подцероба». Первое упоминание об участии Ковалева в деле с протоколами я нашел в яковлевском интервью, данном в Латвии, которое датируется ноябрем 2001 г. Ковалев, к тому времени всеми забытый, отошел в мир иной через два месяца. И уже после смерти из него вылепили демократа-подпольщика, внедрившегося в высшие эшелоны власти СССР.
28 декабря 1989 г. «Известия» опубликовали интервью с Ковалевым под заголовком «Вновь о договоре 1939 года», причем без указания имени журналиста, беседовавшего с ним, что совершенно необычно. Вероятно, текст был составлен самим Яковлевым, потому что в нем содержится лишь краткое изложение тезисов его доклада, даже официозная стилистика была сохранена, хотя жанр интервью предполагает большую степень выражения собственного мнения, живость языка, образность. Нам интересна в данном случае лишь первая фраза и последняя, приписываемые Ковалеву:
«Министерство иностранных дел представило за подписью Э. А. Шеварднадзе в Комиссию Съезда факты, которыми оно располагает, а также свои суждения, относящиеся к политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении 1939 года».
Завершается интервью такими словами:
«Думаю, что ваша газета могла бы для наглядности опубликовать одно из самых важных доказательств того, что секретный протокол действительно существовал - акт о передаче подлинника протокола и других документов одним помощником В. М. Молотова другому. Этот документ публикуется впервые. Ряд других документов, о которых я упоминал в этом интервью, будет опубликован в одном из первых номеров «Дипломатического вестника».
То, что этот текст принадлежит перу Яковлева, косвенно подтверждается тем, что он не подвергался редакторской правке, что могло быть лишь в том случае, если текст спущен сверху. Иначе трудно объяснить, как МИД мог представить «факты за подписью Шеварднадзе. Подписать можно только бумагу, текст, но не факт.
Итак, со слов Ковалева следует, что документы из МИДа передавались за подписью Шеварднадзе и именно в комиссию. Анатолий Гаврилович ни полсловом не обмолвился о том, что он по собственной инициативе дал какие-то бумаги лично Яковлеву. Эта конспиративная версия была запущена в оборот значительно позже. Другой существенный момент, - из слов Ковалева следует, что «акт о передаче подлинника протокола» является ВАЖНЕЙШИМ доказательством существования «секретных протоколов». Это стоит понимать так, что другими доказательствами он не располагает, иначе они бы удостоились хоть какого-то упоминания, и Яковлеву не пришлось нести лепет о том, что факт сговора диктаторов доказывает то, что события в дальнейшем развивались точно по протоколу.
Насколько же «одно из самых важных доказательств» убедительно? Выше я позволил себе усомниться в умственных способностях Яковлева, которого считают чуть ли не автором проекта «Перестройка». Очевидно, что он действовал по инструкциям своих закордонных хозяев. Когда же на съезде возникла опасность срыва принятия Постановления о политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении 1939 г., ему пришлось работать самостоятельно и очень быстро. В итоге он родил за ночь настолько примитивную липу, что поверить в нее, не смотря на то, что официально документ представил публике заместитель министра иностранных дел, может только кретин. Впрочем, большинство депутатов этой характеристике соответствуют в полной мере. Привожу текст акта по публикации в «Известиях» от 28 декабря 1989 г.
АКТ
Мы, нижеподписавшиеся, заместитель заведующего секретариатом тов. Молотова В. М. т. Смирнов Д. В. и старший помощник Министра иностранных дел СССР т. Подцероб Б. Ф. сего числа первый сдал, второй принял следующие документы Особого архива Министерства иностранных дел СССР:
I. Документы по Германии
1. Подлинный Секретный дополнительный протокол от 23 августа 1939 г. (на русском и немецком языках). Плюс 3 экземпляра копии этого протокола.
2. Подлинное разъяснение к «Секретному дополнительному протоколу» от 23 августа 1939 г» (на русском и немецком языках). Плюс 2 экземпляра копии разъяснения.
3. Подлинный Доверительный протокол от 28 сентября 1939 г. (на русском и немецком языках). Плюс 2 экземпляра копии этого протокола.
4. Подлинный Секретный дополнительный протокол от 28 сентября 1939 г. («О польской агитации») (на русском и немецком языках). Плюс 2 экземпляра копии этого протокола.
5. Подлинный Секретный дополнительный протокол от 28 сентября 1939 г. (о Литве) (на русском и немецком языках). Плюс 3 экземпляра копии этого протокола.
6. Подлинный Секретный протокол от 10 января 1941 г. (о части территории Литвы) (на русском и немецком языках).
7. Подлинный Дополнительный протокол между СССР и Германией от 4 октября 1939 г. (о линии границы) (на русском и немецком языках).
8. Подлинный Протокол - описание прохождения линии госграницы СССР и госграницы и границы интересов Германии (две книги на русском и немецком языках).
9. Карты (5-ти участков) к дополнительному протоколу между СССР и Германией (октябрь 1939 г.).
10. Карты, подписанные И. В. Ст. и Риббентропом, №1 и № 2.
11. Подлинное Заявление советского и германского правительств от 28 сентября 1939 г. (на русском и немецком языках). Плюс 1 экземпляр копии этого заявления.
12. Полномочия Шуленбургу вести переговоры с представителем Правительства СССР о дополнительном протоколе (на немецком языке). Плюс 3 экземпляра копии этих полномочий.
13. Письмо тов. Ст. Гитлеру от 21.VIII. 1939 г. (подлинник).
14. Копии (две) дневника В. М. Молотова (прием Шуленбурга 22.VI. 1941 г.).
II. Документы по Японии
1. Подлинное соглашение «об уплате последнего взноса за КВЖД и об урегулировании взаимных претензий от 31 декабря 1939 г. (на русском и японском языках). Плюс 2 экземпляра копии этого соглашения.
2. Подлинное Соглашение о составе и функциях комиссии по уточнению границы между Монгольской Народной Республикой и Манчжоу-Го в районе конфликта от 9 июня 1940 г. (на русском и японском языках). Плюс 1 экземпляр копии этого соглашения.
3. Подлинное Соглашение об уточнении границы между МНР и Манчжоу-Го в районе озера Буир-Нур и реки Нумургин-Гол от 9 июня с. г. (на русском и японском языках). Плюс 2 экземпляра копии этого соглашения.
4. Подлинный Протокол - соглашение по рыболовному вопросу от 31 декабря 1939 г. (на английском языке). Плюс 1 экземпляр копии этого протокола.
III. Документы по Финляндии
1. Подлинный Конфиденциальный протокол от 2 декабря 1939 г., являющийся приложением к Договору о взаимопомощи и дружбе между СССР и Финляндской Демократической республикой. (2 экз. на русском и 2 экз. - на финском языках). Плюс 2 экземпляра копии этого протокола.
IV. Документы по Англии и США
1. Подлинный Секретный протокол конференции представителей СССР, Великобритании и] США, состоявшейся в Москве с 29 сентября по 1 октября 1941 года (на русском и английском языках). Плюс 1 экземпляр копии этого протокола.
« » апреля 1946 года.
Сдал: Д. Смирнов.
Принял: Б. Подцероб.
Настоящий смех вызывает то, что в «записке», представленной Яковлевым, значилось: «подлинный секретный дополнительный протокол». Сам текст этой записки сфабрикован настолько тупо, что сразу выдает фальсификацию. На кой хрен во внутренней переписке два мидовских чиновника будут подчеркивать, что один передает, а другой принимает именно «подлинники» документов? Неужели помимо «подлинников» в сейфе Молотова могли лежать подделки? В документоведении вообще не существуют понятия «подлинник», «фальшивка» или «фотокопия» (вспомним «показания» Вайцзеккера в Нюрнберге). Чиновники оперируют понятиями «оригинал» и «заверенная копия». Давайте заглянем в текст советско-германского договора о ненападении, последняя строка которого гласит: «Составлен в двух оригиналах, на немецком и русском языках, в Москве, 23 августа 1939 года».
Словом «подлинник» оперируют по большей части эксперты-искусствоведы, в задачу которых входит определить подлинность художественного произведения, и которые действительно по роду своей деятельности сталкиваются с подделками. Так что у Яковлева, состряпавшего фальшивку, имела место оговорка по Фрейду.
Яковлев в своем докладе Съезду утверждал, что в «служебной записке Смирнова-Подцероба» упоминался «секретный протокол» от 23 августа 1939 г. и 14 несекретных документов, не относящихся к делу. А через три дня к моменту публикации записки, уже ставшей актом, список переданных Подцеробу документов, «относящихся к делу», возрос до восьми.
Колоссальный прокол у Яковлева вышел насчет «заверенных копий». Как следует из его выступления, в апреле 1946 г. Смирнов передал Подцеробу оригиналы протокола «плюс три копии». Эти «плюс три копии» потом куда-то испарились. И вдруг в архиве МИД обнаружены некие «заверенные копии» протоколов. Заверить копии по идее мог только Молотов. Но Яковлев не упоминает, кто заверил копии, утаив тем самым важнейшую информацию. При этом он брешет, что «как показала экспертиза, эти копии относятся к молотовским временам в работе МИД СССР». Неужели в молотовские времена не принято было отмечать дату заверения документа, чтобы потом это делали эксперты? Видимо, злодей Молотов предвидел, что через 40 лет пламенный борец с тоталитаризмом Яковлев начнет его разоблачать, и поэтому, наплодив с совершенно непонятной целью «заверенных копий», он специально не датировал их. Все ясно - заметал следы! Но демократическая экспертиза раскусила козни коварного сталиниста за одну ночь. Кстати, рассматриваемый нами акт тоже почему-то не датирован (есть месяц, но нет числа) и не имеет канцелярских реквизитов, даже входящего номера. Уже одно это полностью разоблачает фальшивку.
Зачем вообще потребовалось копировать «секретные протоколы»? Копии секретных документов изготавливаются не от нечего делать, а для конкретной работы, для определенного должностного лица. Причем на копии в данном случае даже делают пометку: вернуть такого-то числа, по возвращении уничтожить. Вопрос заключения внешнеполитических секретных договоренностей находится в компетенции первого лица государства и министра иностранных дел. Следовательно, кроме Молотова и Сталина эти копии никому в принципе не были нужны, а они вполне могли воспользоваться оригиналами, не посвящая в величайшую тайну ХХ века машинистку из секретариата (или Молотов лично набивал на пишущей машинке текст?).
К тому же совершенно нелогично хранение оригинала документа и «плюс трех его копий» в одном месте (кстати, копии были на русском или на немецком тоже?). Копии при необходимости можно легко изготовить, а этой необходимости не могло быть даже гипотетически. Изготовление копий секретного документа про запас - абсурд. Изготовление копий оправдано в случае опасности утраты оригинала, но такой опасности никогда не существовало. Но если это предположить, то копии и оригинал должны были храниться в разных местах. Если же они хранились в разных местах, они не могли быть переданы Смирновым Подцеробу по одному акту одним пакетом. Да и вообще, секретные документы на то и секретные, что их никому показывать не положено, и потому на изготовление копии нужна санкция руководства. Кто же санкционировал копирование - Молотов или Сталин? И почему, спрашивается, спрятав «оригиналы» скандальных протоколов в «особой папке», совершенно забыли про «заверенные копии» в архиве МИДа? В общем, получается, что копии «секретных протоколов» были сделаны Молотовым лишь для того, чтобы Яковлев нашел их спустя полвека.
В открытой электронной энциклопедии «Википедия», на вкладке, где обсуждалась статья «Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом», я встретил весьма любопытную реплику участника дискуссии под ником Alen Zarini:
«Довод Яковлева о наличии акта передачи Смирнов-Поцероб, извиняюсь, но это еще одна глупость, которую невозможно допустить ни одному человеку мало-мальски знакомому с секретным делопроизводством. Секретная и несекретная документация не только передается разными актами, но и храниться должна раздельно, с приложением к каждому особого акта приемки. Обычно секретной и несекретной документацией, вообще занимаются разные люди. Это уж могу сам свидетельствовать, как человек имевший дело с секретным делопроизводством. Кроме того, извиняюсь, а где журнал учета секретной документации?? акт есть, а журнал постановки на учет где? А эти журналы являются документами строгой отчетности и хранятся ВЕЧНО, странное дело, что Яковлев находит акт, который в принципе некому не был нужен, а вот важнейший реестр, единственный документ, который мог свидетельствовать реальность пребывания этого документа в архивах МИДа или правительства нет!».
Возразить на этот аргумент не смог ни один из участников дискуссии на форуме «Википедии».
( продолжение)