Нарочское наступление 1916. Оценка генерала Эриха фон-Фалькенгайна
Начальник генерального штаба германских войск в 1914-1916гг генерал Эрих фон-Фалькенгайн в своих мемуарах (фон Фалькенгайн Э. Верховное командование 1914-1916 в его важнейших решениях. М. 1923) о Нарочском наступлении писал следующее:
«...Еще неожиданнее, чем отсутствие отвлекающих операций на западе, явилось начало таковой операции - и в очень большом размере - в северной части восточного фронта во вторую половину марта.
Здесь, с прекращением боев перед Двинском в ноябре 1915 г., в общем было покойно. Но 18-го марта русские на участке озеро Дрисвяты-Поставы и по обеим сторонам озера Нарочь, повели атаку очень большими силами и при большом расходе снарядов. В ближайшие дни они продолжали свои попытки в многочисленных пунктах почти всего фронта до пункта южнее Риги. Атаки продолжались с исключительным упорством до начала апреля, но их можно было скорее назвать кровавыми жертвоприношениями, чем атаками. Колонны плохо обученных людей, наступавшие в неповоротливых густых строях и предводимые столь же необученными офицерами, терпели страшный урон. Успехов они совершенно не имели, исключая местного случайного вторжения южнее Нароча, но и этот успех без труда был ликвидирован контр-атакой. Для усиления атакованного фронта понадобилась только одна единственная дивизия из общего резерва, которая была подвезена из Барановичей, южнее Немана, где она стояла. Даже и она не была испрошена штабом фронта, а предложена верховным командованием.
Не было никакого сомнения, что атаки со стороны русских были предприняты только под нажимом их западных союзников и для их поддержки. Никакой ответственный начальник, не находящийся под внешним принуждением, не мог бы столь малоценные (geringwertige) войска повести против столь прочно оборудованных позиций, какими располагали немцы. Если бы даже были достигнуты первоначальные успехи, их нельзя было использовать при состоянии дорог в это время года. Общее впечатление от хода боев было таково, что оно подтверждало вывод верховного командования осенью 1915 года о надломе русской боевой мощи. Факт не устранялся тем обстоятельством, что атаки велись с обычным у русских презрением к смерти отдельного бойца. Оно одно не в силах добиться преимуществ против современного оружия в руках надежных людей. После этих опытов нужно было предполагать наступление каких-то совершенно исключительных обстоятельств, чтобы можно было еще верить в какие-либо громовые успехи противника на восточном фронте. К такому выводу имелись тем большие основания, что русские с далеко более, чем двумя третями их общих сил, свыше 1,5 миллиона, стояли пред 600.000 человек немецкого фронта к северу от Припяти, и не было заметно каких-либо признаков передвижений на юг против фронта наших союзников…”
.
«...Еще неожиданнее, чем отсутствие отвлекающих операций на западе, явилось начало таковой операции - и в очень большом размере - в северной части восточного фронта во вторую половину марта.
Здесь, с прекращением боев перед Двинском в ноябре 1915 г., в общем было покойно. Но 18-го марта русские на участке озеро Дрисвяты-Поставы и по обеим сторонам озера Нарочь, повели атаку очень большими силами и при большом расходе снарядов. В ближайшие дни они продолжали свои попытки в многочисленных пунктах почти всего фронта до пункта южнее Риги. Атаки продолжались с исключительным упорством до начала апреля, но их можно было скорее назвать кровавыми жертвоприношениями, чем атаками. Колонны плохо обученных людей, наступавшие в неповоротливых густых строях и предводимые столь же необученными офицерами, терпели страшный урон. Успехов они совершенно не имели, исключая местного случайного вторжения южнее Нароча, но и этот успех без труда был ликвидирован контр-атакой. Для усиления атакованного фронта понадобилась только одна единственная дивизия из общего резерва, которая была подвезена из Барановичей, южнее Немана, где она стояла. Даже и она не была испрошена штабом фронта, а предложена верховным командованием.
Не было никакого сомнения, что атаки со стороны русских были предприняты только под нажимом их западных союзников и для их поддержки. Никакой ответственный начальник, не находящийся под внешним принуждением, не мог бы столь малоценные (geringwertige) войска повести против столь прочно оборудованных позиций, какими располагали немцы. Если бы даже были достигнуты первоначальные успехи, их нельзя было использовать при состоянии дорог в это время года. Общее впечатление от хода боев было таково, что оно подтверждало вывод верховного командования осенью 1915 года о надломе русской боевой мощи. Факт не устранялся тем обстоятельством, что атаки велись с обычным у русских презрением к смерти отдельного бойца. Оно одно не в силах добиться преимуществ против современного оружия в руках надежных людей. После этих опытов нужно было предполагать наступление каких-то совершенно исключительных обстоятельств, чтобы можно было еще верить в какие-либо громовые успехи противника на восточном фронте. К такому выводу имелись тем большие основания, что русские с далеко более, чем двумя третями их общих сил, свыше 1,5 миллиона, стояли пред 600.000 человек немецкого фронта к северу от Припяти, и не было заметно каких-либо признаков передвижений на юг против фронта наших союзников…”
.