«Иоланта» и «Персефона» в Королевском театре
Дневник № 146
29 января 2012 г.
Борьба за свет вместе с «Иолантой» и «Персефоной»
Не знаю как вы, а я не позволяю себе больше одного-двух дней пребывать в тенетах. Вот и сегодня утром решила сказать нет бессмысленно темному сидению за ящиками (фортепиано к ним не относится!), перед окном и отправилась в Оперный театр Мадрида.
Как всегда, не запаслась заранее билетом,
то есть с моим чисто русским «авось».
Над травмированным сознанием поработала:
не попаду, огорчаться не буду, что-нибудь другое выйдет.
Хотя бы поснимаю сегодняшний Мадрид.
Солнце и свет начали пробивать брешь
в пасмурном восприятии мира еще до опер.
Площадь Соль встретила толпами народа и цветов вокруг фонтанов.
Да, не просто цветов, а цикламенов,
так нравящихся некоторым френдинам и мне.
Кто скажет, что это зима?
На улице, ведущей к оперному театру, прогуливаются отдыхающие.
Деревья без листьев к зиме приближают чуть больше.
Народ в куртках.
Иду мимо моих, не отпускающих грустных воспоминаний.
Сейчас, уже под влиянием спектаклей, подумала,
что это не только грусть, но и память,
постепенно просветляющаяся.
Не говори с тоскою нет….
Вот там, на втором этаже когда-то шло сражение за свет.
Из окна был виден театр, по сравнению с борьбой за жизнь
справедливо казавшийся не важным.
Сейчас он стал связующим звеном между «было и есть»,
и памятником, памятью…
Театр все ближе.
По мере приближения к нему отступали грустные мысли,
и начиналась реальность: будут ли билеты?
Афиши усиливали желание, чтобы билеты нашлись.
В кассы стояла очередь,
бывалая старушка меня проинформировала,
что дешевые билеты (со скидкой) есть только для молодых (до 30 лет), а для всех остальных остались очень дорогие.
Так как я была настроена и вооружена купюрами,
то очередь заняла и на всякий случай
стала фотографировать героев и вестибюль.
Так уже в вестибюле синий цвет сделал очевидным
сближение двух героинь и двух спектаклей.
Подойдя к окошку, я, вдохновленная синим цветом героинь, мысленно приблизила себя к ним и с чарующей улыбкой сказала молоденькому кассиру: «Мне нужен один билет!»
Он разулыбался в ответ и, просветив меня по поводу цены дорогих билетов, добавил: «Но вот есть один в амфитеатре в первом ряду за 29 евро». Восторг осветил мое лицо, и эгоистично не сошел даже,
когда огорченная старушка заявила: «А почему мне он ничего не сказал?»
Совет для всех: Улыбайтесь больше, и вам захотят сделать приятное!
До спектакля оказался еще час, и я праздновала свою счастливую билетную удачу, сначала купив два прекрасных диска Филиппа Жарусского
(итальянские мотеты, а также диск с дуэтами),
а потом выкушав кофе на улице с дивным названием Arrieta в кафе «Опера».
Внутри кафе много людей, предположила,
что они тоже пойдут в оперу
Как только разрешили войти в театр,
я сразу внедрилась туда, где на тот момент не было видно дежурных,
и сделала пиратские снимки, не забыв увековечить себя!
В одном зале все было приготовлено для банкета-фуршета,
так как меня не приглашали, пройти туда не решилась.
Следующее фото - вестибюль в амфитеатре.
В зале руки у меня сразу задрожали сильнее, но люстра вышла спокойной.
А вот королевская ложа дрожит!
О спектакле
В театре фотографировать нельзя.
Пиратские снимки вышли плохие, но все равно, это атмосфера сегодняшнего спектакля, он последний
(удалось вскочить в уходящий поезд!),
и моего им восхищения.
Восторг и слезы не отпускали меня в «Иоланте»,
восторг не затих и в «Персефоне».
Сентиментальная стала!
Но невозможно оставаться спокойной,
когда хорошо поют, прекрасно играет оркестр
и скупо-выразительная постановка,
когда все внимание на музыке,
и все вытекает из музыки.
Режиссер Peter Sellars, очень известный и влюбленный в свое дело (сведения от покоренных им работников театра), в Мадриде ставит впервые.
Похоже, что он приглашен и в Москву с этим спектаклем,
о чем прочла в газете театра.
Это именно тот случай режиссуры, когда осовременивание постановки делается талантливо, привычные оперные аттрибуты исчезают, и ты этого не замечаешь. И только потом понимаешь, что оба разных спектакля сделаны с одними и теми же декорациями!
На сцене нет ничего лишнего.
Вот эскиз сценария:
Есть сценическое пространство, разделенное арками-дверями.
И есть особый занавес, вернее, как мне сказали
(хорошо иметь «своих» людей в закулисном саду!),
много сменяющих один за другим занавесей-экранов,
они меняют оттенки цвета,
когда на экране возникает ненавязчивый театр теней.
Мне удалось, хоть и плохо, кое-что запечатлеть только в «Иоланте», а потом появилась милая «церберша» и показала жестом, что нельзя.
Но цветовая идея в обеих операх сходная,
только во второй она проявляется также в красочной одежде танцоров, очень выразительных, жаль, что снимков нет.
В театральной газете есть большая фотография режиссера,
а главное, интервью с ним, которое я решила здесь привести.
Его высказывания дают представление о том,
что он хотел сделать, и как прочитывается русское искусство,
как связывается с той информацией, которую получает режиссер,
и со временем, в котором он живет, как глубоки корни политизации сознания, которой, увы, все подвержены!
И еще одно понимание, которое подтверждает мой опыт исследования «слов и дел»: слова творца часто не совпадают с тем, что получилось в реализации, потому что творчество имеет своим законы, не поддающиеся заранее прочувствованным и высказанным словесным идеям.
Но прежде, чем перейти к интервью,
представлю героев «Персефоны» на фотографиях из брошюры к спектаклю и колористическую режиссуру и театр теней, которые получились так смазано и плохо на моих фотографиях.
Хорошо, что у нас есть воображение!
Две Иоланты - Екатерина Щербаченко и Вероника Джиоева
Я слушала вторую, она была убедительна.
Король Рене и Ибн-Хакия - Дмитрий Ульянов и Willard White
Интервью «La verdad sana» c Peter Sellars
(09 La Revista del Real. Enero-febrero 2012)
Кто задавал вопросы не написано, только MW и в кружочке R.
(Перевод сделан наспех.Вопросы даны курсивом
«Насколько необходим сегодня театр, музыкальный и драматический?
В этот момент, когда во всем мире люди выходят на улицы с протестами и попыткой взять свою судьбу в свои руки, снова господствует действие. Мне кажется, что идея пассивного потребительства уступает желанию того, чтобы коллективное действие было с ясностью и мудростью направленно в нужное русло. Потому одна из вещей, наиболее волнующих в опере, это возможность показать на сцене хор, подобный греческой трагедии, который восстанавливает идею общности, объединения не случайного, а организованного, способного создать нечто прекрасно выношенное, отчетливое и реализованное.
Какое отношение имеют «Иоланта» и «Персефона» к этому политическому театру?
Мы знаем, что оба сочинения содержат в себе большую степень политики, но притом, что политика здесь ведет к царству таинственности, к мистерии. Речь идет о более глубоком уровне политики, поскольку это касается личностной целостности и неподкупности, возможности видеть и важности умения изменить.
Как трактуете Вы историю Иоланты?
«Иоланта» - это произведение об огромной лжи: дочь короля слепа и не должна об этом узнать. И весь мир должен поддерживать эту ложь. Это один и классических примеров массового отрицания. Но если поставить лицом к лицу ложь с правдой, это дает возможность исцеления, чтобы этого достигнуть, в первую очередь, необходимо преодолеть массовую ложь. Вместо того чтобы претворяться, что это не существует и отрицать возможность приятия, речь идет о том, чтобы признать его и открыто приступить к решению проблемы. Именно об этом шедевр Чайковского. И это произведение удивительное не только потому, что касается ситуации самого Чайковского (хочу или не хочу входить здесь в тему его гомосексуализма, считаю, что движение гей дает прекрасную метафору для темы отрицания: «да, существует/нет, не существует»), но потому, что многограннее открывает очевидные вещи, что «не существует», потому что люди решают, что не существует. И, конечно, эти темы никогда не исчезают. Таким образом, через «Иоланту» и Россию XIX века Чайковский передает мысль трудно представляемую - все общество участвует во лжи, отрицая очевидность, о которой знают все.
Какой тип оперы выбрал Чайковский?
Его последние сочинения содержат черты русского символизма в начальном этапе - в конце XIX века многие творцы, как и Чайковский (писатели, художники, драматурги), поняли, что для того, чтобы преодолеть груз жесткой политики /по-видимому, режиссер говорит о политической цензуре - К./ , могут высказываться только при помощи сказочной метафоры. Без сомнения, красота волшебной сказки заключается в том, что внутри ее зажжен огонь волшебства, преображения, удивительных превращений и счастливых перемен, которые дают возможность всем людям понять, что изменения возможны.
Как возникла мысль связать Стравинского с Чайковским?
Как Стравинский, так и Дягилев были детьми своего народа и создавали спектакли символические. Не случайно, до того, как стать «символом» (avatar) модернизма, Дягилев сказал: «Мы должны вернуть к жизни «Спящую красавицу» Чайковского», несмотря на то, что в течение 25 лет балет не исполнялся. Когда Дягилев не смог найти партитуру «Спящей красавицы», он обратился к Стравинскому, который просмотрел рукописи Чайковского и отредактировал партитуру. И так он открыл для себя чудо поздней музыки Чайковского, с точки зрения ритмической и музыкальной, и влюбился в нее так, что она стала влиять на его сочинения 30-х годов.
И здесь появляется «Персефона»?
Здесь мы имеем «Поцелуй феи», а также «Персефону»,
которая повторяет эти структуры, эти женские хоры, использование духовых и ритмов, которые встречаем у позднего Чайковского.
«Персефона» (как странно, что принадлежит перу того, кто написал «Весну священную»!) это музыка хрупкая, тонкая, даже женственная.
Какие исторические черты содержит в себе «Персефона»?
В «Персефоне» встречаем подвиг - спуститься в ад и вернуться. Подобно тому, как «Иоланта» была шокирующим политическим жестом Чайковского в те времена, так и творение Стравинского и A. Жид отразило определенный исторический момент в Европе. В 1933-34 годах поднимался фашизм, абсолютно точно как сейчас. Есть нечто потрясающее в том, что сделал А.Жид. Интеллектуал француз с левыми взглядами, который защищал на Западе возникший Советский Союз до тех пор, пока не посетил его и не заключил, что эта коммунистическая утопия в действительности была ужасной, и он опишет в «Персефоне» эту историю устами женщины, вернувшейся в мир: «как прекрасно видеть все в мире и я счастлива снова встретить мою мать, но знаете, я должна вернуться в ад, где людям нужнее солидарность».
Как Вы старались отразить эту трактовку, говоря в определениях сценических?
Мы использовали изображения яркие и абстрактные как в символистких русских пьесах. Мне нравится в театре ясные формы и цвет, создающие поэтическую среду. Потому в этих постановках мистические моменты и преображение воплощались все время как заря и сумерки, когда одно превращается в свою противоположность. В сумерках все меняется, это момент трансформации. Надо находиться на разделительной линии, там, где что-то превращается в свою противоположность, и в этот момент надо что-то открыть или прекратить и войти в новую реальность. Произведения зажигаются прекрасным светом в тот момент, когда небо становится волшебным, когда синий и красный погружаются в желтый.
Шаг от темноты к свету?
В момент восхода и заката солнца не можем отделить один свет от другого: все цвета сливаются и создают новые фантастические сочетания, и когда наступают сумерки, ночь, каждую секунду все меняется и не остается неподвижным. Это необыкновенное движение очень волнует, но в то же время, когда ты наблюдаешь зарю или наступление сумерек, ты чувствуешь спокойствие, погружение. И это момент наибольшей сосредоточенности. Это есть то, что можем сделать в творчестве: создавать этот центр, который так часто отсутствует на улице. Мы можем создать этот гигантский центр, этот момент концентрации, который слушает весь мир, весь мир смотрит, также как во время захода солнца, и это само по себе - часть волшебства.
В спектакль Вы включаете танец Камбоджи. Чем это вызвано?
Эти танцовщицы из Камбоджи привносят с собой на сцену могущественные частицы своей собственной истории и своего искусства. Когда в Камбодже пришел к власти Pol Pot, классический танец Камбоджи был связан с Королевским двором, потому первое действие было направлено на танцовщиц. Первое, что он сделал, он убил танцовщиц, выжили только 10%. Пол Пот сжег также все декорации и костюмы, разрушив, таким образом, за две недели древние тысячелетние традиции. После этого акта геноцида танец Камбоджи восстанавливался с нуля, деталь за деталью, жест за жестом группой молодых людей, не обучавшихся раньше. Для меня это по-настоящему тягостно. Одна из тех, кто выжил при геноциде, бабушка одной из наших танцовщиц на этом сценарии. Для меня танец Камбоджи - это образ возвращения из царства мертвых, образ воскресения».
Sam Sathya - Персефона
Sam Sathya, Khon Chansithyka - Персефона, Плутон
Nam Narin - Меркурий, Демофон, Триптолем
В «Персефоне» роль Персефоны исполняют двое:
танцовщица и чтица.
Dominique Blanc исполнила свою роль великолепно!
Дирижировал спектаклем Teodor Currentiz, родившийся в Афинах, но живший и работавший 20 лет в России.
Он и русские певцы передали аутентичную интонацию.
Видимо, вместе с режиссером дирижер включил хор перед завершением оперы из «Литургии» Чайковского.
Хор прекрасный, хотя он был добавлен, как мне кажется, чтобы еще больше подчеркнуть единство с «Персефоной», которая близка к кантате, с греческой трагедией. И этот хор, надолго останавливающий действие, стал кульминацией оперы, что не было задумано Чайковским, но завершало всю сценическую драматургию.
