2.3. Петербург 2016. Кресты и Ахматова.
Часть 2.2. Республика ШКИД, Н. Гумилев, Достоевский.
Конец этой весны прошел у меня под знаком Ахматовой: я читала ее запоем, удивлялась тому, сколько в ее стихах ехидства и иронии, пыталась сравнивать раннее и позднее творчество для того, чтобы выяснить, как ее поэзия меняется с течением времени (сразу скажу, ничего не выяснила), а еще, вспомнив, как мне нравилось в одиннадцатом классе заучивать наизусть стихи и даже прозу, учила некоторые произведения, среди которых был и «Реквием». В это же время, хотя я ничего не искала специально, на меня просто сыпалась информация - про саму Ахматову и ее отношения с современниками, про «Реквием» и неразрывно связанные с ним Кресты, а еще - про бронзовую Ахматову, которая не отрывает взгляда от рыжего тюремного здания… и про то, что следственный изолятор вроде как планируется перенести в другое место, а в Крестах устроить то ли лофтовое пространство, то ли развлекательный комплекс. От последнего варианта меня коробит до зубовного скрежета, поэтому мне хотелось побывать у Крестов, пока не началась эпоха перемен, но вот незадача: оказавшись в Питере, я тотчас об этом забыла и вспомнила совершенно случайно, увидев на информационном стенде крестообразное здание. Здание относилось к Санкт-Петербургскому университету, у стен которого я очутилась, гуляя по Петроградской стороне; наткнувшись на него взглядом, я немедленно прервала фланирование по окрестностям Ботанического сада и Университета и устремилась первым делом в интернет, чтобы узнать адрес пока еще действующего следственного изолятора, а потом припустила на Арсенальную набережную.
Сам изолятор вовсе не в изоляции: неподалеку от него - довольно симпатичный Финляндский вокзал с дедушкой Лениным на площади, а ближайшие соседи Крестов - парадные здания деловых центров и жилые дома… Если приглядеться, то на другом берегу Невы вдали можно увидеть великолепный Смольный - дивного нежного цвета, легкий и стремительный… Но это все - на радиусах и дугах условного круга, в центре которого - сами Кресты: грубые массивные стены из темно-рыжего кирпича и колючая проволока; расписание вывода подозреваемых и обвиняемых; объявление, запрещающее переговариваться через толстенный забор высотой метров в пять и перебрасывать через него предметы (интересно, как это чисто технически сделать-то можно?); таблички «Бюро пропусков» и «Бюро передач». К моему удивлению, к этим бюро можно подойти беспрепятственно, они отделены от улицы только обычной оградой из чугунных пик с каким-то узором (вообще-то с точки зрения здравого смысла здесь никакая охрана не нужна, но стереотипы об учреждениях такого рода, понимаете ли, рулят). Из-за тех же ломающихся стереотипов меня удивляют и маленькие довольно уютные закутки у каких-то других бюро - глядя на припаркованные машины сотрудников и на двери обшарпанных подъездов, в жизни не догадаешься, что это тюрьма. Еще большее впечатление производит детская площадка прямо под «крепостной» стеной: ее горки и лесенки экологичны, выкрашены в веселые цвета и очень обыкновенны, но я не могу не думать о том, как плохо они сочетаются с миром, который отделен от них только одной высокой кирпичной стеной, "красной и ослепшей" для Ахматовой. Площадка занята компанией ребят младшего школьного возраста: они гоняются друг за другом, возятся в палой листве, один из них не глядя бросает себе за спину палку, и она не перелетает в тюремный двор только потому, что ее движение останавливают кольца колючей проволоки. Я довольно долго торчу здесь, рассматривая то крышу какого-то «крестовского» здания - судя по металлическому забору с дверцей, там, на крыше, то ли двор для прогулок, то ли какие-то хозяйственные территории, - то миниатюрное, рассчитанное на гномиков оборудование площадки, то людей, которые изредка проходят через двери с надписью «Бюро чего-то там» (и некоторые из них явно не сотрудники учреждения, а родственники заключенных), то византийский купол тюремной часовни (не уверена в достоверности информации, но читала, что там в одном из коридоров стоит копия памятника, о котором Ахматова говорила в «Реквиеме»)…
Потом я возвращаюсь на улицу и иду дальше, надеясь обойти комплекс по периметру и найти общедоступное изваяние Ахматовой, которое по идее должно быть где-то неподалеку. У одной из дверей вижу мемориальную доску с узнаваемым горбоносым профилем, под которым красивым почерком записана завершающая часть «Реквиема»; пока читаю ее, мимо меня проходит пара, обсуждающая свидание - не романтическое, а то, которое с передачами… Вскоре опытным путем выясняется, что по периметру можно обойти разве что весь квартал, а интернет (что бы я без него делала? так бы и ходила кругами) подсказывает, что памятник находится на противоположном берегу Невы, поэтому я прихожу к выводу, что мою миссию по ознакомлению с Крестами на этой стороне реки можно считать завершенной, и беру курс на Литейный мост.
На другом берегу я сначала ищу какую-нибудь столовую, из-за чего приходится отойти от Невы на некоторое расстояние, а потом, вернувшись на набережную, принимаюсь за поиски Ахматовой. Шагаю, шагаю вдоль Невы, а памятника все нет и нет… Дохожу до точки напротив Крестов, но памятника нет и там, зато есть два каких-то постамента со сфинксами. Ситуация начинает меня потихоньку задалбывать: уже сгущаются сумерки, усталость от целодневного хождения накапливается, Ахматова куда-то делась, и тут еще какие-то бронзовые псевдозвери торчат, какой умник их сюда поставить придумал!.. Злобно таращусь на ближайшего сфинкса и вдруг понимаю, что с ним что-то не так: фигурой он (точнее, она) напоминает не величественное египетское божество (или сфинксы - это не боги по их мифологии?), а замученное существо с ребрами, выпирающими, как обода бочонка, и с голым черепом вместо половины лица. Постамент, оказывается, тоже не так прост: его покрывают какие-то надписи.
Следующие пять минут я брожу вокруг обоих памятников, которые меня уже не раздражают, и «читаю сфинксов», исписанных цитатами Солженицына, Шаламова, Гумилева и Ахматовой, Высоцкого и Бродского, Заболоцкого и других прозаиков и поэтов, которые в той или иной форме писали о своем соприкосновении с тюрьмами и лагерями, о следствии, заключении и расстрелах. В Крестах тем временем зажигаются окна, и тяжеловесное здание тюрьмы на другом берегу выглядит в высшей степени зловеще. Я молча стою на набережной, стараясь запомнить эти вечерние сумерки, и Неву, и пахнущую пылью и выхлопными газами набережную, и габаритный огонь на трубе (высшей точке Крестов), и обезображенных сфинксов, и безлюдье… Теперь мне понятно, что заблудилась я не случайно.
Вскоре обнаруживается и Ахматова - на той стороне дороги с оживленным движением поэтому вместо перебегания проезжей части приходится идти до светофора (шутка). Она словно обернулась в последний момент, уже почти уходя, и скульптору, на мой взгляд, удалось передать и грациозность ее движения, и женскую хрупкость и беззащитность, и вообще тот характер, который чувствуется в ее стихах, и ее упорство в борьбе за сына… и тяжелые цепи, надолго приковавшие ее к кирпичному зданию на том берегу. И то страшное, что она увидела в товарках по несчастью: «Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом». В отличие от набережной здесь светло, и под ярким светом фонарей силуэт Ахматовой словно четко вычерчен углем по стене соседнего здания.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем - не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы, струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.
Часть 2.4. Троице-Измайловский собор.