Сократ психологии (начало)
Сократ Психологии. Психологическая архитектоника Мастера
Эссе-некролог
Светлой памяти
Владимира Валентиновича Лоскутова
посвящается
«Что мне делать в новогоднем шуме
с этой внутреннею рифмой «Райнер - умер»!?»
Марина Цветаева
28 февраля 2005 года ушел из жизни Владимир Валентинович Лоскутов.
Навсегда запомнил потрясение первой встречи. 313 аудитория питерского психфака. Отзвучали и растворились в безмолвии класса последние слова лекции. Повседневная реальность, раздвигая края волшебного мира, неожиданно пролилась откуда-то сверху, и стала властно заполнять пространство зала. Мир слова и мысли, державший всех почти в полном оцепенении три часа, стал ускользать, как дым потухшего костра. Задвигались стулья, зазвучал разноголосый хор, фигуры вдоль рядов потянулись к выходу.
Все было как сквозь толщу воды: мелькали расплывчатые цветные пятна перед глазами, возникали невнятные прикосновения проходящих фигур, отдаленно звучали какие-то слова. Зрительное поле неимоверно сузилось, став почти щелевым. Чувство остановились на переживании раздавленности и тишины. Уже выплывая вместе с ручейком тел в коридор, на мгновение крупно выхватил вниманием кафедру. Лектор продолжал неподвижно стоять, молча наблюдая за пустеющей аудиторией. Он будто прислушивался к чему-то, а может, провожал нечто, покидающее пространство закончившегося бала, приглашенное им самим на короткое время в эти стены. Внезапно наши взгляды встретились. Установилось явное ощущение Присутствия. Так бывает, когда вдруг становишься невольным и незваным участником чужого моления, удостоенным на мгновение подсмотреть пока запретный для тебя свет другого мира: где-то за границей его спокойных и печальных глаз, ничуть не смущаемая строгостью окружающих академических интерьеров, играя всеми цветами Истины, медленно и неотвратимо вставала Вечность.
«Без злых гримас, без промышленья злого
из всех щедрот Большого каталога
Смерть выбирает не красоты слога,
а неизменно - самого Певца».
Иосиф Бродский
Есть такой закон: смерть приоткрывает нам подлинный лик жизни.
Парадоксально, но часто только после кончины человека, когда его существование приоткрывается вдруг в своей завершенной целокупности, мы обретаем его для себя вновь и начинаем испытывать новую настоятельную потребность в диалоге с ним. И, что более невероятно, часто именно с этого момента такой диалог только и становится для нас в полной мере возможен.
Существуют два типа отношения к смерти. В светской традиции смерть близкого - глубоко трагическое событие, связанное с терминальным переживанием невосполнимости потери и раскаянием за всю неправоту, которую мы допустили в адрес ушедшего при его жизни, а также сожалением обо всех упущенных возможностях общения и сотрудничества. Но, в то же время, это появление шанса высказать свое потаенное отношение к ушедшему, которое по разным причинам было не высказано при его жизни. В поэтической традиции посмертные стихотворные послания позволяют автору не только отрефлексировать и заключить в слово свое о-кончательное отношение к адресату, но и дают возможность суммировать существенные составляющие его жизни, выделить главные из них, обнаруживающие значение адресата, как для автора персонально, так и для всего остального мира. Эти послания принципиально диалогичны и космичны. Адресат при этом, помещается в онтологически новое положение - в положение «нигде», которое оказывается много шире того мира, где остался автор, который обращается к адресату из позиции «с одной из звезд», т.е. уже просто с одного из множества миров, доступных теперь восприятию ушедшего. Отсюда появляется и сама возможность диалога. Ведь интуитивное чувство автора, пусть смутно и метафорически, но угадывает возможность для адресата ощущать, наблюдать, оставаться в контакте.
В традициях духовных, например, в православной, отношение к смерти, ее пере-живание - другое. Здесь кончина это событие печальное, но - чрезвычайно светлое. И не только потому, что у верующего есть осознание, что почивший возвращается к Изначальному; причем, и вера, и опыт подсказывают, что он жив и принципиально интерактивен - за него можно и нужно молиться, он чувствует и воспринимает молитву, он способен реагировать, отвечать. Но дело еще и в том, что в случае праведника, его кончина служит точкой нового рождения - рождения святого, который есть уже нечто большее, чем близкий и любимый, которого вдруг не стало. Его жизнь не прекращается в этом мире. Наоборот, она начинается в новом славном качестве - заступника и предстоятеля, молитвенный диалог с которым может стать для окружающих даже более глубоким и явственным, чем общение с ним при жизни.
Обе традиции констатируют тот факт, что только по смерти человек входит в полную степень того, что он совершил при жизни. И только по смерти возможно увидеть жизнь человека чисто и целиком. А значит, и дать ей оценку. А иногда - и по настоящему «открыть». И для мира, и для себя.
Я слышать не хотел. Я сжег бы кинескоп.
Ну почему же он? Он, ну, почему же!?
Видать, износ узлов и парашютных строп
С износом сердца схож: чем явственней, тем туже.
…Теперь лишь пыли столб взойдет на трон. Проси,
Что б ржавчине не есть клин, забитый в память.
Тебя убрали из.. Из воздуха Руси,
Что б почву опосля камнями позаставить.
Артем Вешев
На вопрос «Почему Вы не публикуете своих книг?» он отвечал: Сократ предавал свое знание из уст в уста! Увы, эпоха Сократа давно закончилась. В век информационной истерии интеллектуальный и духовный голод имеет обыкновение удовлетворяться не только и не столько живым волшебным словом проповедника и духовидца. Пророки и мессии зависят от тиражей своих книг и посещаемости своих web-страниц. Даже создав высокую устную традицию, не обойтись без перевода ее канонических текстов на бумажный/ электронный носитель. Великий ум, огромная душа и высокий дух могут остаться безвестными и не выполнить вполне своей миссии по преображению мира, не обозначив свое присутствие в мировом информационном пространстве. Но не только рукописи не горят. Высокие слова также не улетают на ветер. Все, что порождено великой культурой, вскормлено ей и доведено в ней до совершенства, даже будучи лежащим до времени под спудом, однажды триумфально возвращается в нее на радость всем нам.
Сегодня пришло время сказать. И для себя, и для мира. И за себя, и за вас: в век, когда в моде записывать и тут же издавать каждое свое маленькое откровение, когда и мнимые, и подлинные герои, вещая со страниц и экранов, становятся известными всем, без обилия помпезных публикаций, без социальных почестей и шумихи этот мир оставила Великая Душа, космического масштаба личность, Мастер и Учитель, гордость и назидание Общества, похвала прошлому и опора будущему. Ушла из жизни Персона, оставившая яркий, уникальный след в интеллектуальной и духовной истории России. Ушел из жизни ученый, выполнивший миссию воспринять, разработать и передать на следующий виток целую традицию в человекознании и психологии, усиливший и обогативший ее высотой собственного дара и мощью своего личностного постижения. В чем состоит этот дар? Что составляет необычайность личности этого человека, его опыта и душевных свойств. Что за традиция была подхвачена и поднята им на новую высоту?
Все здесь так неподвластно дыханью вершин,
Волхованием Вашим, являвшемуся в комнатухе.
И Механика духа, себя приоткрывшая в ухе
Изумленно грустит, что не мысли здесь нет, ни души!
Артем Вешев
Он не был похож на ученого. Даже не тренированный взгляд опознавал в нем не «специалиста» или «профессионала», но - Мастера. Он не был также похож на университетского профессора. Даже далекий от тяги к знаниям студент мог почувствовать, что перед ним не «преподаватель», а - Учитель. Что отличает профессионала от Мастера, а преподавателя от Учителя? Как это проявилось в личности и жизни В.В.?
Мастер - не обитатель только мира концепций и логических построений. Он сконцентрирован прежде всего на Жизни: обыденной и элитарной, низкой и возвышенной, социальной и асоциальной. Из погружения в ее богатство он формирует свое Знание. И знание, вычерпанное мастером из жизни, открываем ему доступ к Бытию, являющемуся своего рода мета-жизнью, источником ее скрытых сил и потенций. Знание дает Мастеру такой уровень ее понимания, что оно становится силой, трогающей души. Мастер уравновешен между знанием и бытием. Уровень концептуализации, артикуляции им жизни, выраженный в калибре, стройности и глубине его теоретических построений, гармонирует с насыщенностью, подробностью и объемом его сенсорно-перцептивного и эмоционального опыта, богатством поведенческого репертуара, системностью смысловых связей и нравственно-этическим фундаментом его личности. Чем более разнокачественные опыты пережил человек в жизни, тем более крупное и глубокое знание он имеет шанс из этого опыта вычерпать. Чем более разнонаправленную и разноуровневую жизнь прожил человек, тем более широкий и постоянный доступ к бытию он имеет. С другой стороны, чем более глубокие и системные знания имеет Мастер, тем более он стремится выстроить свою жизнь в соответствии с ними.
Знание - это уже не информация. Это, скорее, сила. Она имеет власть вызывать мгновенное озарение, потрясение совершенством мира и забрасывать того, кто ее воспринял, на качественно новый личностно-эволюционный уровень. Знание - это язык на котором говорит Истина.
Бытие - это не жизнь. Особенно уже - не социальная жизнь. Это, скорее, такой режим существования, когда мы на несколько мгновений оказываемся перенесенными из «мира вещей» в «мир идей». Это как акт Богообщения, «восхищения», экстаза, который м.б. только временным, чтобы после секунд безмолвного созерцания приоткрытых тайн снова вернуться в «обычный» мир. Бытие - это также еще и нравственная позиция. Не моральная, т.е. соответствующая преходящим сиюминутным стандартам правильного и одобряемого большинством поведения, а подлинная, идущая издревле, смелая и самобытная, т.е. усвоенная и освоенная неповторимостью отдельной личности.
Как Мастер, В.В. в наибольшей степени владел даром многомерного понимания архитектоники и динамики движения человеческой души. В богатстве ее скрытых и явленных свойств. В традиционности и нелинейности ее проявлений. В диапазонах ее известных и еще неведомых тайн. Что помогло ему в этом?
Он часто любил повторять идею Толстого: чтобы состояться в жизни надо высоко подняться, потом низко пасть и вновь найти силы подняться. Это способность к движению во всем пространстве - по вертикали и по горизонтали - отличала его от людей академического круга. Этот потрясающий, почти невероятный диапазон сталкинга жизни от самых возвышенных ее областей, до самых низменных, подобно путешествию Данте по потаенным уголкам потусторонних миров, давали В.В. то знание потенций и границ человека, которое только и способно породить любую серьезную карту человека, теорию Личности. Ограничивающий себя некоторым числом жизненных сфер, гарантирующих комфортное и «возвышенное» существование, безусловно, может войти в некий истеблишмент современного ему времени, но станет ли он при этом Мастером жизни? Этот вопрос особенно важен для исследователей такого многомерного феномена, как Человек! «Человек - это Чело Века», - так начинал В.В. свои давно уже ставшие легендарными лекции о психологии, задавая этим основной ракурс и парадигму своего психологизирования.
Как не каждый, являющийся по своей миссии Учителем есть Мастер, так не любой Мастер становится Учителем! Известны сотни Мастеров, так и не ставших ни для кого учителями. Нам повезло: В.В. оказался там, где его Мастерский дар смог соединиться с его даром Учителя. Это место - Санкт-Петербургский (Ленинградский) Государственный Университет.
Для В.В. Университет был всем! Когда незадолго до смерти он ушел с кафедры общей и экспериментальной психологии, которой, по сути, посвятил свою жизнь, это было для него крупнейшим потрясением. «Кафедра для меня - все», - часто повторял он. За те, пару десятков лет, что В.В. был одним из основных лекторов базового курса основ психологии, тысячи студентов приходили в науку и практику, а, по сути, и в саму - жизнь через знаменитый «лоскутовский» курс Основ общей психологии. И потом, нередко, познакомившись со множеством захватывающих ликов своей науки, возвращались к этому курсу, как к чему-то наиболее глубокому и масштабному, что было ими встречено за все годы обучения.
Как Учитель, В.В. владел даром восхищать души, увлекать их в красоты высших миров, бережно приоткрывая неведомые им ранее горизонты, и возвращать преображенными и очищенными назад. На его лекциях происходило чудо восстановления образа Культуры в сознании отдельного слушателя. Парадоксальным образом то действительно «новое» и «оригинальное», что потрясало в его лекциях, было, в сущности, трансляцией великих и вечных истин, глубоко осмысленных Мастером и переведенных им на современный язык. Такое восстановление, во многом, и есть базовая функция Культуры, посредством которой сохраняется преемственность интеллектуальной и духовной истории человечества. Это острое чувство «связи времен» В.В. создавало у слушателя ощущение причастности не просто к самой человеческой истории, но к высшим интеллектуальным и духовным ее опорам. Здесь подлинный Учитель выступает не как «автор» новых слов, но - посредник, передатчик в длинной цепочке знания, как Избранный, кому доверено нести огонь Истины на следующий виток. И Учитель смиренен перед величием, глубиной и непостижимостью знания, которое он передает, зная, что берет Ничье, что он только хранитель «вечных форм, повторенных в сосуде, на общие рассчитанном уста» (Т.В.). Однако, счастливое соединение в одном лице Мастера и Учителя обеспечивает то, что на каждом новом витке к древнему знанию прибавляется нечто новое, порожденное трудами и жизнью этой самой Персоны - Мастера. «Я хочу добавить своего только кроху», - говорил В.В., подчеркивая, что это - продуктивность человека, одно из самых существенных сторон егоиндивидуальности.
Для В.В. учительство только в малой степени было «работой». Скорее, он воспринимал это как служение трансляции Истины. Поэтому для него такой важной была преемственность в передаче посвящения в учителя. Если в Мастера можно вырасти и собственными усилиями, то Учителем можно стать, только получив посвящение, благословение на миссию продолжения Традиции от своего Учителя-предшественника, а значит, надо самому полностью пройти этап ученичества. В.В. исключительно трепетно относился к своему учителю - Льву Марковичу Веккеру.
Как создатель информационного подхода в психологии, единой теории психических процессов и фундаментальных моделей репрезентации физической реальности, Л.М. ориентировал своего ученика на экспериментальные разработки в области психологии восприятия. В результате появилось блестящая экспериментальная работа «Исследование динамики структурирования и деструкции перцептивного образа», которую В.В. защитил в 1974 г. в качестве кандидатского исследования. Это во многом определило область базовых теоретических интересов В.В. - психология восприятия. Именно на этом фундаменте стало формироваться все здание системы его представлений о сознании и подсознании человека, структурно-функциональных описаний личности и индивидуальности, концепций духовности и культуры.
Всю свою жизнь В.В. внутренне обращался к годам сотрудничества с Л.М. Феномены безусловного почитания, взаимоуважения, а временами - соперничества и ревности сопровождали эти очень непростые взаимоотношения двух крупнейших личностей, ярких и сильных характеров, двух мощных интеллектов. На своих лекциях В.В. страстно рассказывал о своем Учителе как человеке и ученом, раскрывал его непростые концептуальные построения, формируя то, что и называется «научной школой», традицией, питаемой не писанием, но - преданием, т.е. не столько идейной со-направленностью публикаций Учителя и Ученика, сколько живым словом Ученика о жизни и личности Учителя, как ученого и человека. Очевидно, что личные и научные судьбы Л.М. и В.В., их непростые взаимоотношения, являются одной из загадок Ленинградской (Санкт-Петербургской) психологической школы, источником множества слухов и легенд, оставаясь при этом источником ряда наиболее ярких ее достижений, ведущих эту школу к ее всероссийской и мировой славе.
Но Учительство это не просто передача концепций традиции и логики ее мышления. Это во многом - передача специфического отношения мастера к миру и человеку, обществу и природе, космосу и Теосу. А еще это передача стратегий решения социальных и личностных задач, душевной и духовной гигиены, приемов построения личной жизни. В этом отношении В.В. был в высшей степени пассионарной и харизматической личностью: ему хотелось подражать, быть на него похожим, чувствовать и действовать как он.
Один из наиболее вдохновенных курсов, созданных В.В., уникален для современной академической традиции. Это курс, посвященный вопросу эволюции сознания по работам Петра Успенского. Школа Гурджиева - Успенского, выдающихся мастеров первой половины прошлого столетия, известна во всем мире как русская духовная традиция, насчитывающая тысячи продолжателей по всему миру. По сути, неизвестная официальной российской психологии, эта школа - гордость и слава мировой психологической мысли; она смело может быть рассмотрена, как существенный вклад русской ментальности в копилку крупнейших антропологических концепций современности. По всему старому и новому свету многие опознают русскую психологическую и философскую традиции по именам Гурджиева и Успенского. Ее системное академическое освоение, широчайшим образом представленное и на Западе и на Востоке, современной российской психологической мысли еще только предстоит.
В дополнение к контуру человека «как-он-есть», традиционно изучаемому психологией, эта концепция водит и изучает контур человека «каким-он-может-быть». В.В. упоминал о том, что он работал с рукописями самого Успенского, что делало данный курс не только инновационным введением в университетские стены «психологии возможной эволюции человека», значение которого трудно переоценить, но было также чрезвычайно значимым с т.з. развития самой системы: м.б. впервые, крупнейший академический ученый-психолог в области общей психологии и психологии личности подверг скрупулезному анализу одну из крупнейшим современных систем личностной эволюции по, возможно, ранее неизвестным источникам. Система Гурджиева-Успенского высоко оценена и широко комментировалась Западными и Восточными исследователями, ее тексты переведены на все основные языки мира. Тем более ценно, что такой анализ появился, наконец, в России, стране ее создания.
Система Гурджиева рассматривает условия появления у человека нового типа способностей, которые являются продуктом его индивидуальной эволюции. Какими же личностными дарами был щедро наделен сам В.В., которые позволяли ему реализовывать свое служение в качестве Мастера и Учителя?
Рефлексивный дар. Это дар вычерпывания сути. За этим даром стоят два феномена. Первый передается известной заповедью - «познай себя». Движение внутрь к самопознанию, есть одновременно и движение вовне, в мир. Поэтому, изучивший глубины собственной личности, оказывается одинаково познавшим и космос, и Теос. С другой стороны, рефлексивный дар связан с открытием в сознании трансперсонального канала восприятия, когда информация «всплывает» из подсознания, минуя традиционные сенсорные пути. Интенсивно развиваемый рядом исследователей концептуальный аппарат контакта сэгрегором (Сергей Тихомиров) дает объяснительную гипотезу для совокупности когнитивных феноменов, объяснить и предсказать которые не удается в рамках существующих академических концепций восприятия. Сам В.В., выражая позицию своей научной традиции и осознавая принципиальность данного концептуального выбора, утверждал, что даже интуитивное и трансперсональное познание задействует известные традиционной психологии перцептивные механизмы. «Нет других каналов познания кроме сенсорных», - говорил он. Представляется, что для психологии восприятия пришло время постановки ряда критических экспериментов, призванных в условиях научно-идеологического плюрализма подтвердить или опровергнуть это утверждение.
В.В. был человеком, чья рефлексия не прерывалась никогда. Самые порой обыденные, житейские ситуации могли вызвать у него замечание или обобщение, касающееся некой общей картины реальности. Этим объясняется потрясающая интересность обсуждения с ним самых «приземленных» тем. Можно было часами вести беседы на предметы весьма далекие от науки и философии, но неизменно чувствовать это виденье целого и общего, наполняющего беседу высокой значимостью. Он умел включать в себе механизм осознания тонкой невидимой реальности, то, что Успенский называл «высший интеллектуальный центр». И собеседник, вовлеченный в слушание и диалог, по закону резонанса также мог внезапно ощутить эту структуру в самом себе.
Дар трансцендирования - дар выхода за границы. Это - антропологический признак, одно из базовых свойств человека вообще. Одно из его следствий, кстати, означает, что человек может преодолеть любое, наперед заданное ему ограничение. Однако в каждой личности этот дар проявляется с разной силой и своеобразием. Есть феномен проявления такого дара, отмеченный в аналитических работах Иосифа Бродского. У поэта речь является своего родакогнитивной психотехнолгией, инструментом выхода за обычные рамки существования к новым неведомым смыслам и откровениям. Когда поэт раскручивает свою речь «на много строк», это забрасывает его к новому знанию о реальности, которое просто «проливается» в его стихе. Это своего рода светский эквивалент религиозного откровения. Поэтому, кстати, для людей нерелигиозных часто не ученый, но именно поэт выступает пророком, которому открывается прошлое и будущее, который считывает и трактует знамения прошлого и настоящего. Ученый в этих условиях скорее оказывается просто статистом чужих откровений, фиксирующий и классифицирующий их. Да еще пытающийся дать им «объяснение» с того, часто ограниченного ментального горизонта, который открыт ему самому.