РФ и ВКЛ.
Хотел было я писать дальше про первопечатников Скорину и Ивана Фёдорова, но понял, что не обойтись без небольшого отступления. Их работы, так или иначе, связаны с Великим княжеством литовским. Скорина родился в Полоцке, печатал книги в Праге и Вильне. Иван Фёдоров первые книги выпустил в Москве, а большую часть в Остроге на Волыни и во Львове. Поэтому придётся немного окунуться в обстановку на западнорусских землях в то время и рассказать об истории польско-литовского государства. Коротко, самое основное, поэтому если что упустил - не обессудьте.
Итак, после разорения Руси монголами в середине XIII века Русь, вдобавок к прочим бедствиям, становится жертвой литовских набегов. Разбойничая, литовцы доходили аж до Новгорода. Набрав силу, литовские князья переходят к прямому захвату русских земель Полоцкое, Минское, Туровское княжества, Берестейская земля, Киевщина, Северская земля, Подолье, Волынь, Смоленщина, Брянщина становятся владениями литовских князей дома Гедиминовичей. В пору наибольшего размера ВКЛ литовская граница доходит до нынешнего Подмосковья и устья Днепра. Князь Ольгерд осаждал Москву, но безуспешно. Вокняжившись в русских землях, литовские князья постепенно русеют, крестятся в православную веру, усваивают русскую культуру. Гедиминовичи могли бы стать для Западной Руси теми же, кем были ранее Рюриковичи, но не стали и вот почему.
Литва вела ожесточённые войны с Тевтонским орденом, татарами и Великим княжеством Московским. Особенно опасным врагом были крестоносцы. Литовцы вынуждены искать союзников против ордена. Союз возможен был и с татарами, и с Польшей или Москвой. В 1380 г. литовский князь Ягайло заключил союз с татарами против Москвы, но по каким-то причинам «опоздал» к месту решающего сражения на Куликовом поле. Когда Дмитрий Донской разбил Мамая в известной битве, между ним и Ягайлом ведутся переговоры о родстве и союзе:
«Тетратка ветха, а в ней писан список з грамоты докончальные Ягайлова с великим князем Дмитреем Ивановичем … о женитве великого князя Ягайла Ольгердовича, женитися ему у великого князя Дмитрея Ивановича на дочери, а великому князю Дмитрею Ивановичу дочь свою за него дати, а ему великому князю Ягайлу, быти в их воле и креститися в православную веру».
Однако через два года после Куликовского сражения Тохтамыш сжёг Москву и она перестала иметь значение для Ягайла в качестве союзника. Зато крайне кстати без наследника осталось Польское королевство. В 1385 г. Ягайло заключает с Польшей Кревскую Унию, переходит в католичество (его крестят под именем Владислав) и в следующем году женится на польской королеве Ядвиге с обещанием «навек присоединить все свои земли, литовские и русские, к короне Польской». С этого времени начинается переход литовской знати в латинство, она отчуждается от русской культуры и склоняется к культуре польской. Католичество начинает теснить православие, а польская народность - русскую. Николай Костомаров:
«...польский король, сын Ягелла, Владислав (называемый в истории Варнским, по случаю своей смерти в бою с турками под Варною, в 1444 году) нанес покушениям Свидригелла решительный удар своими отношениями к русскому народу и к русской вере. До сих пор поляки год от года захватывали силу на Руси путем насилия. Король Владислав Ягелло строил костелы, наделял их имениями, раздавал католикам земли и должности, заводил на Руси города и села, населял их поляками и давал им привилегии, каких не имели жители старых русских городов и сел. Тогда явилось так называемое магдебургское право, состоявшее в разных льготах, вводившее известный строй самоуправления и вместе с ним немецкое разделение городских ремесленников и торговцев на цехи, сообразно их занятиям. Это право давалось только новым городам, населенным католиками - поляками и немцами. Последних в то время селилось много на Руси. Поселенцы новых сел освобождались от разных платежей и повинностей, от которых не было изъятия для старых русских сел. Земяне (бывшие бояре землевладельцы) уравнены были в правах с польскими шляхтичами и освобождались от разных платежей, но только тогда, когда принимали католичество; в таком случае они служили в войске с жалованьем, а оставаясь в православии, не получали его. Принимая католическую веру, русские, как и литовцы, теряли свою народность и почти переделывались в поляков. Все население западной Руси разделялось таким образом на привилегированных и непривилегированных, и последними были православные жители русских земель».
Сын Ягайла Владислав II пошёл на уступки православной шляхте и духовенству, и уровнял их в правах с католиками. Но окатоличивание литовско-русской шляхты это не остановило. К концу 16-го века все крупные роды перешли в католичество. Православие сохранила часть мелкой шляхты, но они в масштабах ВКЛ погоды не делали. В отличии от Московского царства, где политику определял царский двор, Литва и Польша представляли собой аристократическую олигархию. Это даже нашло отражение в королевском титуле: «кроль польский и великий князь литовский, русский, прусский, жемойтский со всеми паны рады своея». Вот эти «паны и рады» и были истинными хозяевами в Польше и Литве. Они копили несметные богатства, покровительствовали немцам и евреям, в ущерб русским. Если в Московской Руси борьба царской власти и крупных землевладельцев закончилось в пользу государства, в Польше и Литве всё было наоборот. Костомаров:
«Князья, потомки Гедимина и Св. Владимира, сделались самостоятельными владетелями в своих имениях наравне с польскими панами: они обладали огромными богатствами, и вся земля русская, особенно южная, находилась во владении немногочисленных родов, каковы были Острожские, Заславские (составлявшие другую ветвь одного дома с 0строжскими), Вишневецкие и Збаражские - потомки Ольгерда, Черторижские, Сангушки, Воронецкие, Рожинские, Чeтвертинские и другие. На Руси начала господствовать аристократия. Остальной народ все более и более зависел от нее. Владельцы имели право суда над своими подданными и не допускали короля вмешиваться в свое управление. Города, наполняемые в значительной степени иудеями, один за другим получали магдебургское право, но, при силе аристократии, не могли быть огражденными от произвола сильных вельмож. Польские порядки более и более приходились по праву высшему классу, и это повлекло русских земян к большему сближению с Польшей. …
В это время состояние низшего класса народа, так называемых кметей или хлопов, делалось тяжелее. Паны не стеснялись более древним обычаем не переводить хлопов с одной земли на другую и нередко вовсе лишали их земли; таким образом, низший класс, земледельцы, оказались безземельными, а тем самым в порабощении у владевших землями. Поземельное владение могло быть только достоянием людей шляхетского звания. В XVI веке Польшею и Литвою правили один за другим короли: Сигизмунд I и сын его Сигизмунд-Август. Права шляхетства дошли до крайних пределов. Панские подданные были совершенно изъяты от покровительства короля. Положение нешляхетного человека до такой степени было унижено, что по литовским законам, вошедшим в сборник, называемый Литовским Статутом, шляхтич, убивший чужого хлопа или даже вольного человека, но не шляхтича, наказывался только платежом пени (годовщина). Хотя одинаковое право предоставлялось всем людям шляхетского происхождения, как богатым, так и бедным, однако на деле не могло удержаться это равенство, при несоразмерности достояния землевладельцев: масса вольных шляхтичей делалась, в сущности, подчиненною знатным панам, которые обладали огромными пространствами земель и сотнями, даже тысячами поселений».
Историк печатного дела Евгений Немировский так описывает быт князя Константина Острожского (православного), у которого работал некоторое время Иван Фёдоров:
«Владения у него были немалые - 100 городов, 1300 сел, 10 монастырей, леса, луга и пахоты. … Большую часть времени князь проводил в Остроге, хотя нередко заезжал во Львов и Краков. Острожский замок имел два этажа. В девяти подземных склепах хранились несметные сокровища - бочки с золотыми и серебряными слитками, сундуки со звонкой монетой, панцири и сбруя, осыпанная жемчугом и драгоценными камнями. …
Нам привыкшим к благоустроенной комфортабельности ХХ столетия показались бы бедными строгие в своей простоте чертоги самого богатого человека Литвы и Польши. Скудость мебели и убранства уравновешивалась великолепием одежд и пышностью церемоний. О приемах и балах, которые задавались в Острожском замке, ходили легенды. Рассказывали, что князь Константин Константинович имел своего маршала двора и платил ему 70 тысяч золотых за одно лишь то, что маршал два раза в год участвовал в торжественных церемониях. Количество придворных доходило до двух тысяч. Среди них был прославленный обжора Богдан Объедало, портрет которого ещё недавно показывали в соседней Межиричской церкви».
Ни один московский боярин себе такого позволить не мог. Острожский - один из последних крупных магнатов, который сохранил верность православию. Но в то же время, насколько его род был предан православию, настолько же яростным был противником Москвы и поборником польских порядков. Он дружил с московским беглецом Андреем Курбским и вёл с ним переписку, часть из которой сохранилась. Естественно, имея такие привилегии, даже православные магнаты вовсе не тяготились властью иноверного государя, их всё устраивало. И даже преследование православия их не останавливало. Костомаров:
«Сам Острожский, несмотря на защиту, которую оказал православию в деле возникавшей унии, как аристократ, для которого польский строй слишком много представлял дорогого, был далек до какогонибудь решительного противодействия насилию власти: он сдерживал и других, поучая их терпению. Таким образом, в 1600 году он писал львовскому братству: «Посылаю вам декрет, составленный на прошлом сейме, в высокой степени противный народному праву и более всего святой правде, и даю вам не иной какой-нибудь совет, как только такой, чтобы вы были терпеливы и ожидали Божия милосердия, пока Бог, по своей благости, не склонит сердце его королевского величества к тому, чтобы никого не оскорблять и каждого оставить при своих правах».
В этом совете сквозило уже будущее бессилие русской аристократии в деле защиты отеческой веры».
Некоторые дети Острожского перешли в католичество ещё при жизни отца, а внуки стали гонителями православия. Гонения на православие немного ослабло во время реформации, тогда ксёндзам стало не до православных, поскольку это была «хлопская вера», а к протестантству склонялись крупные магнаты, в частности Радзивиллы. В этой обстановке борьбы православия, протестантства, католичества, а с конца 16-го века и униатства, протекала деятельность Скорины и Фёдорова.
Белорусские националисты склонны романтизировать историю ВКЛ, считая его «белорусским государством». Утверждение более чем странное. Этнические русские (белорусы и малорусы) в ВКЛ, хотя и составляли большинство, но большинство бесправное забитое, как правило необразованное и не имеющее никакого влияния на политическую и экономическую жизнь. Небольшое число православных магнатов не могло изменить общую картину, поскольку большая часть литовской шляхты стремилось отстраниться от холопов. Так Михалон Литвин писал, что «рутенский язык (idioma Ruthenuva) чужд нам, литвинам, то есть италианцам (Italianis), происшедшим от италийской крови». . Приятнее было тешить себя сказками о родстве с римлянами, чем допустить нечто общее с чернью. Прямо как сегодня в РФ, в некоторых кругах считается престижным подчёркивать своё нерусское происхождение.
Странное дело, современная Белорусь, считающая себя наследницей Великого княжества литовского, на самом деле продолжает антиаристократическую политику Московского государства, а РФ, которая пытается легитимизировать себя в глазах русских посылками к славному историческому прошлому Московского царства, в этом смысле точный слепок с ВКЛ. Олигархическое правление, с неоправданно раздутым влиянием евреев в финансовой области и полным бесправием тех, кто не является членом правящего сословия. Заметьте, как прижилось в РФ польское словечко «быдло». Красноречиво показывает отношение «знати» к «черни». Сходство очень неприятное, что и говорить.
Итак, после разорения Руси монголами в середине XIII века Русь, вдобавок к прочим бедствиям, становится жертвой литовских набегов. Разбойничая, литовцы доходили аж до Новгорода. Набрав силу, литовские князья переходят к прямому захвату русских земель Полоцкое, Минское, Туровское княжества, Берестейская земля, Киевщина, Северская земля, Подолье, Волынь, Смоленщина, Брянщина становятся владениями литовских князей дома Гедиминовичей. В пору наибольшего размера ВКЛ литовская граница доходит до нынешнего Подмосковья и устья Днепра. Князь Ольгерд осаждал Москву, но безуспешно. Вокняжившись в русских землях, литовские князья постепенно русеют, крестятся в православную веру, усваивают русскую культуру. Гедиминовичи могли бы стать для Западной Руси теми же, кем были ранее Рюриковичи, но не стали и вот почему.
Литва вела ожесточённые войны с Тевтонским орденом, татарами и Великим княжеством Московским. Особенно опасным врагом были крестоносцы. Литовцы вынуждены искать союзников против ордена. Союз возможен был и с татарами, и с Польшей или Москвой. В 1380 г. литовский князь Ягайло заключил союз с татарами против Москвы, но по каким-то причинам «опоздал» к месту решающего сражения на Куликовом поле. Когда Дмитрий Донской разбил Мамая в известной битве, между ним и Ягайлом ведутся переговоры о родстве и союзе:
«Тетратка ветха, а в ней писан список з грамоты докончальные Ягайлова с великим князем Дмитреем Ивановичем … о женитве великого князя Ягайла Ольгердовича, женитися ему у великого князя Дмитрея Ивановича на дочери, а великому князю Дмитрею Ивановичу дочь свою за него дати, а ему великому князю Ягайлу, быти в их воле и креститися в православную веру».
Однако через два года после Куликовского сражения Тохтамыш сжёг Москву и она перестала иметь значение для Ягайла в качестве союзника. Зато крайне кстати без наследника осталось Польское королевство. В 1385 г. Ягайло заключает с Польшей Кревскую Унию, переходит в католичество (его крестят под именем Владислав) и в следующем году женится на польской королеве Ядвиге с обещанием «навек присоединить все свои земли, литовские и русские, к короне Польской». С этого времени начинается переход литовской знати в латинство, она отчуждается от русской культуры и склоняется к культуре польской. Католичество начинает теснить православие, а польская народность - русскую. Николай Костомаров:
«...польский король, сын Ягелла, Владислав (называемый в истории Варнским, по случаю своей смерти в бою с турками под Варною, в 1444 году) нанес покушениям Свидригелла решительный удар своими отношениями к русскому народу и к русской вере. До сих пор поляки год от года захватывали силу на Руси путем насилия. Король Владислав Ягелло строил костелы, наделял их имениями, раздавал католикам земли и должности, заводил на Руси города и села, населял их поляками и давал им привилегии, каких не имели жители старых русских городов и сел. Тогда явилось так называемое магдебургское право, состоявшее в разных льготах, вводившее известный строй самоуправления и вместе с ним немецкое разделение городских ремесленников и торговцев на цехи, сообразно их занятиям. Это право давалось только новым городам, населенным католиками - поляками и немцами. Последних в то время селилось много на Руси. Поселенцы новых сел освобождались от разных платежей и повинностей, от которых не было изъятия для старых русских сел. Земяне (бывшие бояре землевладельцы) уравнены были в правах с польскими шляхтичами и освобождались от разных платежей, но только тогда, когда принимали католичество; в таком случае они служили в войске с жалованьем, а оставаясь в православии, не получали его. Принимая католическую веру, русские, как и литовцы, теряли свою народность и почти переделывались в поляков. Все население западной Руси разделялось таким образом на привилегированных и непривилегированных, и последними были православные жители русских земель».
Сын Ягайла Владислав II пошёл на уступки православной шляхте и духовенству, и уровнял их в правах с католиками. Но окатоличивание литовско-русской шляхты это не остановило. К концу 16-го века все крупные роды перешли в католичество. Православие сохранила часть мелкой шляхты, но они в масштабах ВКЛ погоды не делали. В отличии от Московского царства, где политику определял царский двор, Литва и Польша представляли собой аристократическую олигархию. Это даже нашло отражение в королевском титуле: «кроль польский и великий князь литовский, русский, прусский, жемойтский со всеми паны рады своея». Вот эти «паны и рады» и были истинными хозяевами в Польше и Литве. Они копили несметные богатства, покровительствовали немцам и евреям, в ущерб русским. Если в Московской Руси борьба царской власти и крупных землевладельцев закончилось в пользу государства, в Польше и Литве всё было наоборот. Костомаров:
«Князья, потомки Гедимина и Св. Владимира, сделались самостоятельными владетелями в своих имениях наравне с польскими панами: они обладали огромными богатствами, и вся земля русская, особенно южная, находилась во владении немногочисленных родов, каковы были Острожские, Заславские (составлявшие другую ветвь одного дома с 0строжскими), Вишневецкие и Збаражские - потомки Ольгерда, Черторижские, Сангушки, Воронецкие, Рожинские, Чeтвертинские и другие. На Руси начала господствовать аристократия. Остальной народ все более и более зависел от нее. Владельцы имели право суда над своими подданными и не допускали короля вмешиваться в свое управление. Города, наполняемые в значительной степени иудеями, один за другим получали магдебургское право, но, при силе аристократии, не могли быть огражденными от произвола сильных вельмож. Польские порядки более и более приходились по праву высшему классу, и это повлекло русских земян к большему сближению с Польшей. …
В это время состояние низшего класса народа, так называемых кметей или хлопов, делалось тяжелее. Паны не стеснялись более древним обычаем не переводить хлопов с одной земли на другую и нередко вовсе лишали их земли; таким образом, низший класс, земледельцы, оказались безземельными, а тем самым в порабощении у владевших землями. Поземельное владение могло быть только достоянием людей шляхетского звания. В XVI веке Польшею и Литвою правили один за другим короли: Сигизмунд I и сын его Сигизмунд-Август. Права шляхетства дошли до крайних пределов. Панские подданные были совершенно изъяты от покровительства короля. Положение нешляхетного человека до такой степени было унижено, что по литовским законам, вошедшим в сборник, называемый Литовским Статутом, шляхтич, убивший чужого хлопа или даже вольного человека, но не шляхтича, наказывался только платежом пени (годовщина). Хотя одинаковое право предоставлялось всем людям шляхетского происхождения, как богатым, так и бедным, однако на деле не могло удержаться это равенство, при несоразмерности достояния землевладельцев: масса вольных шляхтичей делалась, в сущности, подчиненною знатным панам, которые обладали огромными пространствами земель и сотнями, даже тысячами поселений».
Историк печатного дела Евгений Немировский так описывает быт князя Константина Острожского (православного), у которого работал некоторое время Иван Фёдоров:
«Владения у него были немалые - 100 городов, 1300 сел, 10 монастырей, леса, луга и пахоты. … Большую часть времени князь проводил в Остроге, хотя нередко заезжал во Львов и Краков. Острожский замок имел два этажа. В девяти подземных склепах хранились несметные сокровища - бочки с золотыми и серебряными слитками, сундуки со звонкой монетой, панцири и сбруя, осыпанная жемчугом и драгоценными камнями. …
Нам привыкшим к благоустроенной комфортабельности ХХ столетия показались бы бедными строгие в своей простоте чертоги самого богатого человека Литвы и Польши. Скудость мебели и убранства уравновешивалась великолепием одежд и пышностью церемоний. О приемах и балах, которые задавались в Острожском замке, ходили легенды. Рассказывали, что князь Константин Константинович имел своего маршала двора и платил ему 70 тысяч золотых за одно лишь то, что маршал два раза в год участвовал в торжественных церемониях. Количество придворных доходило до двух тысяч. Среди них был прославленный обжора Богдан Объедало, портрет которого ещё недавно показывали в соседней Межиричской церкви».
Ни один московский боярин себе такого позволить не мог. Острожский - один из последних крупных магнатов, который сохранил верность православию. Но в то же время, насколько его род был предан православию, настолько же яростным был противником Москвы и поборником польских порядков. Он дружил с московским беглецом Андреем Курбским и вёл с ним переписку, часть из которой сохранилась. Естественно, имея такие привилегии, даже православные магнаты вовсе не тяготились властью иноверного государя, их всё устраивало. И даже преследование православия их не останавливало. Костомаров:
«Сам Острожский, несмотря на защиту, которую оказал православию в деле возникавшей унии, как аристократ, для которого польский строй слишком много представлял дорогого, был далек до какогонибудь решительного противодействия насилию власти: он сдерживал и других, поучая их терпению. Таким образом, в 1600 году он писал львовскому братству: «Посылаю вам декрет, составленный на прошлом сейме, в высокой степени противный народному праву и более всего святой правде, и даю вам не иной какой-нибудь совет, как только такой, чтобы вы были терпеливы и ожидали Божия милосердия, пока Бог, по своей благости, не склонит сердце его королевского величества к тому, чтобы никого не оскорблять и каждого оставить при своих правах».
В этом совете сквозило уже будущее бессилие русской аристократии в деле защиты отеческой веры».
Некоторые дети Острожского перешли в католичество ещё при жизни отца, а внуки стали гонителями православия. Гонения на православие немного ослабло во время реформации, тогда ксёндзам стало не до православных, поскольку это была «хлопская вера», а к протестантству склонялись крупные магнаты, в частности Радзивиллы. В этой обстановке борьбы православия, протестантства, католичества, а с конца 16-го века и униатства, протекала деятельность Скорины и Фёдорова.
Белорусские националисты склонны романтизировать историю ВКЛ, считая его «белорусским государством». Утверждение более чем странное. Этнические русские (белорусы и малорусы) в ВКЛ, хотя и составляли большинство, но большинство бесправное забитое, как правило необразованное и не имеющее никакого влияния на политическую и экономическую жизнь. Небольшое число православных магнатов не могло изменить общую картину, поскольку большая часть литовской шляхты стремилось отстраниться от холопов. Так Михалон Литвин писал, что «рутенский язык (idioma Ruthenuva) чужд нам, литвинам, то есть италианцам (Italianis), происшедшим от италийской крови». . Приятнее было тешить себя сказками о родстве с римлянами, чем допустить нечто общее с чернью. Прямо как сегодня в РФ, в некоторых кругах считается престижным подчёркивать своё нерусское происхождение.
Странное дело, современная Белорусь, считающая себя наследницей Великого княжества литовского, на самом деле продолжает антиаристократическую политику Московского государства, а РФ, которая пытается легитимизировать себя в глазах русских посылками к славному историческому прошлому Московского царства, в этом смысле точный слепок с ВКЛ. Олигархическое правление, с неоправданно раздутым влиянием евреев в финансовой области и полным бесправием тех, кто не является членом правящего сословия. Заметьте, как прижилось в РФ польское словечко «быдло». Красноречиво показывает отношение «знати» к «черни». Сходство очень неприятное, что и говорить.