Про крысиного пастыря...
Я тут обещала toyava сказку. Не прошло и двух месяцев, как сказка готова :)))
Ибо говорят и рассказывают, что видели: ходит по дорогам некто
в запыленных одеждах, с дудой и радужной бабочкой у левого
плеча… И нет большего несчастья, чем встретиться
с ним на одной дороге; и нет большего горя,
чем заговорить с ним; и нет большего
проклятья, чем услышать
его историю…
Крысиный пастырь
- Алла-ил-ла-ад-дин! Ал-ла-илл-ла! Ал-ла-илл-ла!
Громкие гортанные выкрики на непонятном, чуждом уху наречье невольно привлекли внимание странника. Он заоглядывался, заозирался, стараясь обнаружить источник протяжных, хватающих за душу звуков.
- Ал-ла-илл-ла алл-ла-ла! Ал-ла-илл-ла!
Кричал нищий. В лохмотьях настолько древних, что угадать их первоначальный вид и цвет было теперь совершенно невозможно, весь покрытый струпьями и язвами, нищий был отвратителен. Он сидел на земле, в пыли, привалившись спиной к древней, нагретой солнцем каменной стене и вытянув длинные тощие ноги поперек узкого переулка - и кричал, пронзительно и монотонно.
- Алла-ил-ла-ад-дин! Ал-ла-илл-ла алл-ла-ла! Ал-ла-илл-ла!
Странник, раздираемый отвращением и любопытством, сделал шаг в сторону убогого...
- Не стоит, эфенди. Зачем твоей душе лишнее проклятье? Ей и так нелегко под тяжестью уже имеющихся…
Странник вздрогнул и отшатнулся. Потом резко обернулся - и чуть не утонул в зеленом омуте глаз. Глаза смотрели пристально и чуть насмешливо, словно искушая и раззадоривая на ссору.
-Ээээ… мне кажется, я не имею чести быть знакомым с Вами… эээ…, - странник замешкался, не зная, как величать своего внезапного собеседника. Тот усмехнулся.
- Вы правы, драгоценный эфенди, дон Карлос Родригес дель Санчос - мы не имели удовольствия быть представленными друг другу. И тем не менее, мой благородный дон, я здесь по Вашу душу…
Странник - а его действительно звали дон Карлос - снова вздрогнул и слегка попятился.
- Право же, мне кажется, Вы переходите всякие границы… мнээ…, - дон Карлос снова замешкался, сомневаясь в титуле незнакомца. Потом решительно тряхнул головой и продолжил, постаравшись вернуть своему голосу привычную надменность и холодность:
- Полагаю, Вы задолжали мне извинения, милейший - Ваш возмутительный тон, Ваше высокомерие, Ваше, в конце концов, богохульство… Души наши принадлежат Господу, и Ему одному - и не Вам, любезнейший, посягать на святое!
- Как славно, что Вы сами заговорили на эту тему, дон Карлос. Души ваши… да-да, ваши, я имею в виду людей - действительно принадлежат Господу. И Ему, представьте себе, не безразлично, что с ними происходит… Его, знаете ли, очень волнует, как обращаются с творением рук Его - хорошо ли присматривают, вдоволь ли холят, соразмерно ли заботятся и опекают… Вот Вы, дон Карлос - как Вы заботитесь о своей душе?
Дон Карлос недоуменно уставился на собеседника, явно не понимая вопроса. Тут мрачно усмехнулся.
- Вот то-то и оно! Вечно вы вспоминаете о душе, когда приходится ее у вас забирать… Эх, люди-люди… - и незнакомец, не обращая больше внимания на дона Карлоса, принялся копаться в холщевой сумке, небрежно переброшенной через плечо.
Дон Карлос тихонько попятился чуть заметными шажками, стараясь оставить между собой и пугающим собеседником как можно больше метров пыльной Самаркандской дороги. Он был изрядно напуган - хотя никто еще не обвинял дона Карлоса Родригеса дель Санчоса в трусости. В других грехах обвиняли, да - но не в этом.
«Еще пара шагов - и можно будет пуститься наутек…» - промелькнула в голове дона Карлоса мысль, и мышцы ног послушно напряглись, готовясь к бегу. Но тут…
- Алла-ил-ла-ад-дин! Ал-ла-илл-ла алл-ла-ла! Ал-ла-илл-ла! - снова пронзительно заголосил нищий, и дон Карлос почувствовал, как ноги его непослушными соляными столбами прирастают к земле.
Зеленоглазый богохульник, услышав пронзительный крик нищего, поднял глаза и усмехнулся.
- Ну что Вы, дон Карлос… Не надо. Не стóит. Все будет быстро и безболезненно, я обещаю. Вы даже не заметите разницы… - и незнакомец поднес к губам извлеченную из сумки простую тростниковую флейту. Дон Карлос в ужасе зажмурился. Казалось, сердце его споткнулось в середине удара, и мир вокруг остановился…
Крысолов доиграл последние такты и торопливо, небрежно сунул флейту в холщевый мешок на плече. Потом опустился на колени и распростер на пыльной, пропахшей солнцем и странствиями земле, открытую ладонь. Юркое серебристо-серое создание, чем-то похожее на молодую крыску, сторожко ступило на протянутую ладошку. Принюхалось. Завозилось. Довольно фыркнуло и свернулось уютным калачиком, поблескивая внимательными бусинами глаз. Крысолов бережно спрятал зверька запазуху.
- Ну вот… скоро будешь дома... Спасибо, Душелов! - он обернулся к старцу в сияющих белых одеждах, сидящему на пыльной земле у стены. - Одному мне ни за что бы не найти его…
- Ал-ла-илл-ла алл-ла-ла! Доброго пути, Пастырь. Темной ночи, долгого рассвета! - старик произнес традиционную формулу расставания, чуть улыбнувшись глубокими, василькового цвета глазами. Потом, помедлив, добавил: - Тогда, в Гаммельне… Хоть ты и думаешь по-другому, но ты справился, малыш. Ты справился. Справишься и теперь. Отведи ее домой! - и он простер руку в благословляющем жесте. Крысолов, чуть улыбнувшись, молча поклонился наставнику и зашагал по пыльной дороге в сторону заката…
- Алла-ил-ла-ад-дин! Ал-ла-илл-ла алл-ла-ла! Ал-ла-илл-ла!
Громкие гортанные выкрики на непонятном, чуждом уху наречье на короткий миг невольно привлекли внимание странника. Но дон Карлос Родригес дель Санчос, поплотнее запахнув плащ, решительно зашагал прочь, даже не попытавшись определить источник протяжных, хватающих за душу звуков. У него было полно других, куда более важных дел…
Ибо говорят и рассказывают, что видели: ходит по дорогам некто
в запыленных одеждах, с дудой и радужной бабочкой у левого
плеча… И нет большего несчастья, чем встретиться
с ним на одной дороге; и нет большего горя,
чем заговорить с ним; и нет большего
проклятья, чем услышать
его историю…
Крысиный пастырь
- Алла-ил-ла-ад-дин! Ал-ла-илл-ла! Ал-ла-илл-ла!
Громкие гортанные выкрики на непонятном, чуждом уху наречье невольно привлекли внимание странника. Он заоглядывался, заозирался, стараясь обнаружить источник протяжных, хватающих за душу звуков.
- Ал-ла-илл-ла алл-ла-ла! Ал-ла-илл-ла!
Кричал нищий. В лохмотьях настолько древних, что угадать их первоначальный вид и цвет было теперь совершенно невозможно, весь покрытый струпьями и язвами, нищий был отвратителен. Он сидел на земле, в пыли, привалившись спиной к древней, нагретой солнцем каменной стене и вытянув длинные тощие ноги поперек узкого переулка - и кричал, пронзительно и монотонно.
- Алла-ил-ла-ад-дин! Ал-ла-илл-ла алл-ла-ла! Ал-ла-илл-ла!
Странник, раздираемый отвращением и любопытством, сделал шаг в сторону убогого...
- Не стоит, эфенди. Зачем твоей душе лишнее проклятье? Ей и так нелегко под тяжестью уже имеющихся…
Странник вздрогнул и отшатнулся. Потом резко обернулся - и чуть не утонул в зеленом омуте глаз. Глаза смотрели пристально и чуть насмешливо, словно искушая и раззадоривая на ссору.
-Ээээ… мне кажется, я не имею чести быть знакомым с Вами… эээ…, - странник замешкался, не зная, как величать своего внезапного собеседника. Тот усмехнулся.
- Вы правы, драгоценный эфенди, дон Карлос Родригес дель Санчос - мы не имели удовольствия быть представленными друг другу. И тем не менее, мой благородный дон, я здесь по Вашу душу…
Странник - а его действительно звали дон Карлос - снова вздрогнул и слегка попятился.
- Право же, мне кажется, Вы переходите всякие границы… мнээ…, - дон Карлос снова замешкался, сомневаясь в титуле незнакомца. Потом решительно тряхнул головой и продолжил, постаравшись вернуть своему голосу привычную надменность и холодность:
- Полагаю, Вы задолжали мне извинения, милейший - Ваш возмутительный тон, Ваше высокомерие, Ваше, в конце концов, богохульство… Души наши принадлежат Господу, и Ему одному - и не Вам, любезнейший, посягать на святое!
- Как славно, что Вы сами заговорили на эту тему, дон Карлос. Души ваши… да-да, ваши, я имею в виду людей - действительно принадлежат Господу. И Ему, представьте себе, не безразлично, что с ними происходит… Его, знаете ли, очень волнует, как обращаются с творением рук Его - хорошо ли присматривают, вдоволь ли холят, соразмерно ли заботятся и опекают… Вот Вы, дон Карлос - как Вы заботитесь о своей душе?
Дон Карлос недоуменно уставился на собеседника, явно не понимая вопроса. Тут мрачно усмехнулся.
- Вот то-то и оно! Вечно вы вспоминаете о душе, когда приходится ее у вас забирать… Эх, люди-люди… - и незнакомец, не обращая больше внимания на дона Карлоса, принялся копаться в холщевой сумке, небрежно переброшенной через плечо.
Дон Карлос тихонько попятился чуть заметными шажками, стараясь оставить между собой и пугающим собеседником как можно больше метров пыльной Самаркандской дороги. Он был изрядно напуган - хотя никто еще не обвинял дона Карлоса Родригеса дель Санчоса в трусости. В других грехах обвиняли, да - но не в этом.
«Еще пара шагов - и можно будет пуститься наутек…» - промелькнула в голове дона Карлоса мысль, и мышцы ног послушно напряглись, готовясь к бегу. Но тут…
- Алла-ил-ла-ад-дин! Ал-ла-илл-ла алл-ла-ла! Ал-ла-илл-ла! - снова пронзительно заголосил нищий, и дон Карлос почувствовал, как ноги его непослушными соляными столбами прирастают к земле.
Зеленоглазый богохульник, услышав пронзительный крик нищего, поднял глаза и усмехнулся.
- Ну что Вы, дон Карлос… Не надо. Не стóит. Все будет быстро и безболезненно, я обещаю. Вы даже не заметите разницы… - и незнакомец поднес к губам извлеченную из сумки простую тростниковую флейту. Дон Карлос в ужасе зажмурился. Казалось, сердце его споткнулось в середине удара, и мир вокруг остановился…
Крысолов доиграл последние такты и торопливо, небрежно сунул флейту в холщевый мешок на плече. Потом опустился на колени и распростер на пыльной, пропахшей солнцем и странствиями земле, открытую ладонь. Юркое серебристо-серое создание, чем-то похожее на молодую крыску, сторожко ступило на протянутую ладошку. Принюхалось. Завозилось. Довольно фыркнуло и свернулось уютным калачиком, поблескивая внимательными бусинами глаз. Крысолов бережно спрятал зверька запазуху.
- Ну вот… скоро будешь дома... Спасибо, Душелов! - он обернулся к старцу в сияющих белых одеждах, сидящему на пыльной земле у стены. - Одному мне ни за что бы не найти его…
- Ал-ла-илл-ла алл-ла-ла! Доброго пути, Пастырь. Темной ночи, долгого рассвета! - старик произнес традиционную формулу расставания, чуть улыбнувшись глубокими, василькового цвета глазами. Потом, помедлив, добавил: - Тогда, в Гаммельне… Хоть ты и думаешь по-другому, но ты справился, малыш. Ты справился. Справишься и теперь. Отведи ее домой! - и он простер руку в благословляющем жесте. Крысолов, чуть улыбнувшись, молча поклонился наставнику и зашагал по пыльной дороге в сторону заката…
- Алла-ил-ла-ад-дин! Ал-ла-илл-ла алл-ла-ла! Ал-ла-илл-ла!
Громкие гортанные выкрики на непонятном, чуждом уху наречье на короткий миг невольно привлекли внимание странника. Но дон Карлос Родригес дель Санчос, поплотнее запахнув плащ, решительно зашагал прочь, даже не попытавшись определить источник протяжных, хватающих за душу звуков. У него было полно других, куда более важных дел…