Про ветеранов
В школе я училась в историко-краеведческом классе. Посему историю мы с 5 по 11 класс зубрили со всем тщанием и прилежанием.
А классная руководительница наша, Наталья Петровна, всегда считала, что мы должны знать науку не только по учебникам, но и из первых рук, так сказать. Поэтому к 9 мая мы ходили по ветеранам и собирали истории об их жизни на фронте и после. Шли, как полагается, с магнитофоном в пакете (огроменный такой, диктофонов у нас, естественно, не было), с ручками и блокнотами. Ветераны принимали нас всегда очень радушно. Хотя это, наверное, очень слабо сказано. Больше, чем в те апрельские дни, я, кажется, чая с вареньем никогда не пила.
Истории были замечательные. Меня всегда поражала их одновременная сложность и простота. Спрашиваю: А страшно было в окопах? А танки страшные? Отвечают: Страшно, но не очень. За своих же идем. И танки страшные, но в них же нелюди сидят.
Потом все эти истории расшифровывались, распечатывались фотографии, создавался альбом. Наверное, до сих пор лежит в нашем 10 кабинете. Я бы, честно говоря, с удовольствием сейчас его посмотрела.
Еще поражающей была жизнь после войны. Я вот в офисе сижу и периодически страдаю от того, что мне дичайше тяжело расшифровать запись из зала суда. И чай еще остыл. А они, ветераны, рассказывали, как с легкостью по две смены в свинарнике работали. И одна бабушка говорила: "У меня начальник был, я в него влюбилась. И он в меня, только очень нерешительный был, поэтому мы ходили с ним возле друг друга две смены подряд и слова не могли сказать. Но с работы не уходили, потому что рядом лучше". Кстати, когда она мне это рассказывала, тот начальник рядом сидел. Значит, разговорились все-таки.
Ветераны всегда надевали ордена, когда мы приходили. И я по малолетству думала, что они так хвастаются. Но один старик как-то обронил: "А больше ничего от той войны у меня и не осталось". И вот тогда у меня было прозрение и стыд.
В данный момент в Коми осталось 600 ветеранов ВОВ.
А классная руководительница наша, Наталья Петровна, всегда считала, что мы должны знать науку не только по учебникам, но и из первых рук, так сказать. Поэтому к 9 мая мы ходили по ветеранам и собирали истории об их жизни на фронте и после. Шли, как полагается, с магнитофоном в пакете (огроменный такой, диктофонов у нас, естественно, не было), с ручками и блокнотами. Ветераны принимали нас всегда очень радушно. Хотя это, наверное, очень слабо сказано. Больше, чем в те апрельские дни, я, кажется, чая с вареньем никогда не пила.
Истории были замечательные. Меня всегда поражала их одновременная сложность и простота. Спрашиваю: А страшно было в окопах? А танки страшные? Отвечают: Страшно, но не очень. За своих же идем. И танки страшные, но в них же нелюди сидят.
Потом все эти истории расшифровывались, распечатывались фотографии, создавался альбом. Наверное, до сих пор лежит в нашем 10 кабинете. Я бы, честно говоря, с удовольствием сейчас его посмотрела.
Еще поражающей была жизнь после войны. Я вот в офисе сижу и периодически страдаю от того, что мне дичайше тяжело расшифровать запись из зала суда. И чай еще остыл. А они, ветераны, рассказывали, как с легкостью по две смены в свинарнике работали. И одна бабушка говорила: "У меня начальник был, я в него влюбилась. И он в меня, только очень нерешительный был, поэтому мы ходили с ним возле друг друга две смены подряд и слова не могли сказать. Но с работы не уходили, потому что рядом лучше". Кстати, когда она мне это рассказывала, тот начальник рядом сидел. Значит, разговорились все-таки.
Ветераны всегда надевали ордена, когда мы приходили. И я по малолетству думала, что они так хвастаются. Но один старик как-то обронил: "А больше ничего от той войны у меня и не осталось". И вот тогда у меня было прозрение и стыд.
В данный момент в Коми осталось 600 ветеранов ВОВ.