«Струна и люстра»: об избирательности воспитательной системы
Один из интересных для меня вопросов, рассматриваемых в этой небольшой книжке, это вопрос о педагогических неудачах Крапивина. Тех случаев (их немного), когда воспитательные воздействия со стороны отряда не привели к желаемому результату. Собственно, подобные случаи описывались и в художественных произведениях (к примеру, ситуация с Головановым, Мосиным и Сенцовым), однако не были в фокусе повествования. К тому же, в «Струне и люстре» помимо простого описания таких случаев, присутствует небезынтересный вывод. «Почему вы не работаете с трудными подростками? Отвечу сейчас так, как отвечал тогда, честно и с сожалением. Нам эта задача была не по силам. Окружавшая нас шпана была в основном старше по взрасту и достаточно прочно пропитана уголовной идеологией, агрессивностью, убеждением, что все хорошее достойно отторжения и осмеяния. Ребячья группа из трех десятков человек девяти-тринадцати и нескольких юных командиров вынуждена была жить в глухой обороне. Тем более, что и скандальные соседи, которым якобы мешали наши горны и барабаны, и даже школа склонны были поддерживать хулиганов, лишь бы «показать этим пионерчикам, что тута им не место…» Разный интеллектуальный уровень - с одной стороны корреспондентский отряд литературного журнала, с другой парни с дремучим сознанием, для которых выпивка и сомнительные похождения были основным содержанием жизни (какие уж там книжки!) - практически не оставляли точек соприкосновения.Иногда нам удавалось оттянуть от этих компаний младших ребятишек, но не часто ... Чтобы перевоспитывать таких подростков, которые оторвали у нас Женьку, нужен был Макаренко с его системой жестких традиций, рожденных жизнью четко организованного замкнутого коллектива... Что касается нашей «работы с трудными», то оппонентам мы отвечали так: "Мы берем к себе маленьких ребят, которые трудными стать еще не успели. И стараемся, чтобы такими они не становились никогда"».
Вообще говоря, этот вывод может показаться парадоксальным и даже, в некотором смысле, провокативным: по сути педагог признается в ограниченности собственной воспитательной модели. Подобное прочтение соответствует обыденному представлению об «идеальном педагоге», как человеке который воспитывает всех без разбора. Указание на некий «отбор» воспитанников с этой точки зрения работает на снижение ценности воспитательной модели и даже может трактоваться как присущий ей «элитизм». Между тем, дело обстоит как раз противоположным образом. Указание на ограничения воспитательной модели (в том числе и на ее избирательность в отношении определенного типа воспитанников), вообще говоря определяют ее состоятельность. Никакой инструмент, в том числе воспитательный, не может с равной степенью успешности решать любые практические задачи (подобно тому, как состоятельная научная теория не может объяснять всё многообразие явлений). Соответственно, вывод Крапивина в «Струне и люстре» скорее является доводом в защиту его педагогического проекта, а не поводом для критики. Этого нет в художественных произведениях, в которых «Эспада», по сути, описана как некий универсальный педагогический инструмент. И в этом плане «Струна и люстра» - в чём-то является более ценной, чем художественные произведения.
Вообще говоря, этот вывод может показаться парадоксальным и даже, в некотором смысле, провокативным: по сути педагог признается в ограниченности собственной воспитательной модели. Подобное прочтение соответствует обыденному представлению об «идеальном педагоге», как человеке который воспитывает всех без разбора. Указание на некий «отбор» воспитанников с этой точки зрения работает на снижение ценности воспитательной модели и даже может трактоваться как присущий ей «элитизм». Между тем, дело обстоит как раз противоположным образом. Указание на ограничения воспитательной модели (в том числе и на ее избирательность в отношении определенного типа воспитанников), вообще говоря определяют ее состоятельность. Никакой инструмент, в том числе воспитательный, не может с равной степенью успешности решать любые практические задачи (подобно тому, как состоятельная научная теория не может объяснять всё многообразие явлений). Соответственно, вывод Крапивина в «Струне и люстре» скорее является доводом в защиту его педагогического проекта, а не поводом для критики. Этого нет в художественных произведениях, в которых «Эспада», по сути, описана как некий универсальный педагогический инструмент. И в этом плане «Струна и люстра» - в чём-то является более ценной, чем художественные произведения.