Гостевой пост Рины Незелёной
В этом году исполняется 50 лет со времени начала издания общественно-политического журнала «Человек и закон» (ноябрь 1970 года). Первый номер журнала вышел в январе 1971 года тиражом в 730 тысяч экземпляров, а уже через несколько лет его тираж составлял 11 миллионов и журнал был внесен в книгу рекордов Гиннеса.
В моей юности многие ждали этот журнал с нетерпением, читали от корки до корки. Журнал предлагал разобраться не только в большом количестве законов, судебных решений и найти ответы на актуальные вопросы современного права, но и прочитать залихватские детективные истории. Ведь книги, а тем более детективы, были дефицитом. Например, Агату Кристи можно было приобрести разве лишь в обмен на килограммы макулатуры. В журнале иногда печатали рассказы о знаменитых юристах. Совсем другое дело нынешнее время.
Давно хотела рассказать читателям Краевушки об одной интересной книге «Юристы и революция. Pro et Contra» Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова и Центра конституционного законодательства и публичного права. Авторы и составители С. М. Шахрай и К. П. Краковский, издательство Кучково поле, Москва, 2017 год. Эта книга не только для профессионалов.
Её интересно читать всем, кто интересуется историей. Основанная на многочисленных архивных документах, книга рассказывает о жизни видных отечественных юристов и предлагает взглянуть на революционные события 1917 года через призму их судеб и взглядов. В 1917 г. жизнь поменялась круто и навсегда. Не все юристы приняли революцию. Многие эмигрировали, но многие и остались. Например, на пятом году революции больной старик-лектор Анатолий Федорович Кони - самый выдающийся юрист российской юриспруденции, сидя в промозглой питерской квартире, со свойственной ему педантичностью расписывал по разные стороны листа аргументы «Pro» и «Kontra» своего отъезда за границу, именно нежелание покинуть родину навсегда и в судьбе её не принимать никакого участия» перевесило все разумные доводы «за» эмиграцию.
Наверное, любой гражданин России, даже будучи не заинтересован историей государства и права, знает известного юриста и общественного деятеля Анатолия Федоровича Кони:
Фотография Бориса Алексеевича Мясоедова, подаренная музею юрфака МГУ
или златоуста адвоката Федора Никифоровича Плевако:
В книге описываются судьбы Ленина и Керенского, Стучки и Новгородского, Крыленко и Винавера, Кони и Карабчевского и других видных юристов.
На последней фамилии мне хочется остановиться. Немного о Карабчевском. Николая Платоновича Карабчевского называют «Самсоном русской адвокатуры», славой и гордостью адвокатской профессии в России. Его биографию можно прочитать в Википедии.
Николай Платонович Карабчевский
Имя Карабчевского зазвучало в стране после того, как он принял участие в ряде крупнейших политических и уголовных процессов. Первый политический процесс с его участием «процесс 193-х» (1877 г.; дело о «хождении в народ» революционеров-пропагандистов), где Карабчевский защищал трех подсудимых, в том числе и «бабушку русской революции» Е. К. Брешко-Брешковскую.
Екатерина Константиновна Брешко-Брешковская
Екатерина Брешко-Брешковская стала первой в русской истории женщиной-политкаторжанкой. Провела огромную часть своей жизни на каторге. Последним местом ссылки для неё оказался Минусинск Енисейской губернии, где она была десять месяцев «под особо строгим надзором». Февраль 1917 года вознес Брешко-Брешковскую на вершину славы. 4 марта минусинская Городская дума явилась к ней в полном составе, чтобы поздравить «с победой и торжеством идей». 73-летнюю революционерку торжественно отправили в европейскую Россию, выделив ей спецвагон и обставив это возвращение, по словам современника, «сплошным триумфом». Репортеры и «сознательные граждане» с красными бантами с нетерпением ожидали ее приезда.
Всюду ее встречали под звуки оркестров и построением воинских частей. Брешко-Брешковскую бурно чествовали министры Временного правительства, гласные Городской думы, делегаты Совета рабочих депутатов. А. Ф. Керенский, возглавлявший Временное правительство, пел ей дифирамбы, называя Брешко-Брешковскую «ближайшим водителем по духу», она отвечала ему тем же, провозгласив его «достойнейшим из достойнейших граждан земли русской», «гражданином, спасшим Россию».
Торжественная встреча в Омске
Александр Федорович Керенский пел дифирамбы и «Самсону русской адвокатуры». Будучи Министром юстиции, вознесенный на Олимп славы, бывший присяжный поверенный (присяжный поверенный - адвокат в Российской империи при окружном суде или судебной палате) Александр Федорович Керенский лично явился на заседание Петроградского Совета присяжных поверенных, которое проходило на квартире Н. П. Карабчевского, и просил его «оказать содействие в деле реформирования ведомства и создания правильного правосудия».
Николай Платонович, как Председатель Совета, ответил вполне позитивно, но от предложения Керенского занять должность сенатора категорически отказался. Спустя всего год, так и не приняв революции, Николай Платонович оказался в эмиграции. Летом 1917 года Н. П. Карабчевский выехал в Швецию для сбора сведений о положении российских военнопленных и на родину не вернулся, потеряв все имущество, оставшись по сути ни с чем. В эмиграции он писал «под горячую руку» по его собственному выражению.
Совсем недавно я обнаружила интересный электронный ресурс:
оцифрованный журнал «Иллюстрированная Россия». В нем печатались И. А. Бунин, З. Н. Гиппиус, Б. К. Зайцев, Д. С. Мережковский, И. С. Шмелёв и другие известные русские писатели. Например, в номере № 4 за 1924 год напечатан рассказ И. А. Бунина «Красные лапти», известный у нас как просто «Лапти»:
Я не знаю, почему в России из названия рассказа было убрано прилагательное «красные». Очевидно, этот цвет должен олицетворять только революцию… «Иллюстрированная Россия» помещала и воспоминания Николая Платоновича Карабчевского:
Рассказы Н. П. Карабчевского очень интересны! Один из них связан с Почтой России, которую в настоящее время хулят с необычайной силой в связи с пандемией и несвоевременной доставкой посылок и бандеролей.
Николай Платонович начинает рассказ так: «Представление о том, что подсудимый ничего не скрывает от защитника, весьма распространено: он может открыться ему «как на духу», а тот не вправе выдать его. Отсюда вывод: несознающийся преступник посвящает своего защитника во все подробности преступления, а адвокат, обязанный профессиональной тайной, вынужден лгать перед судом, являясь, таким образом, укрывателем преступления. Ничего нет абсурднее такого утверждения!.. Если как исключение и возможен случай, когда угнетенный своею тайной, преступники решается открыться хотя бы одному живому существу, то кончается это, обыкновенно, под влиянием советов того же защитника, сознанием перед судьями…».
В исключение Николай Платонович приводит случай, имевший место в первые годы его работы. Патроном его в то время был очень модный присяжный поверенный и литератор Евгений Исаакович Утин. Отношения между молодым помощником и патроном были весьма дружественные. Однажды Евгений Исаакович экстренно вызвал Карабчинского и «почти трагически объявил, что его срочно вызывают в Москву», а Николай Платонович должен взять на себя защиту одного очень симпатичного молодого человека, который обвинялся в том, что выкрал из принятого к отправлению денежного пакета тысячу рублей, состоявших из десяти сторублевых бумажек, направленных в Цюрих русскому сенатору не у дел, проживавшему там. Карабчинский, не смотря на первое неприятное впечатление от обвиняемого, блестяще провел защиту, доказав, что вес почтового отправления в России был неизменным, а изменился лишь в Цюрихе. Петербургская и Вержболовская отметки вполне совпадали и соответствовали весу пакета при десяти новеньких сторублевках. Цюрихская же отметка подтверждала нахождение в пакете лишь листков пропускной бумаги (подменою), т.е. в пределах России кражи не было!
Присяжные заседатели не совещались и двух минут:
- «Нет, не виновен»
Из залы заседания я кинулся прямо на телеграфную станцию. Послали Утину в Москву телеграмму, в которой было только одно слово: оправдан!
На следующее утро мне подали телеграмму внимательного патрона. Сразу я не поверил своим глазам. Она также отличалась лаконичностью, но, Боже, какой!? В ней буквально значилось:
«Поздравляю, но виновен». Не с ума ли они сошел?..
На следующий день Утин объяснился:
Я сделал это намеренно, чтобы Вы хорошо запомнили этот случай. Вы думаете, что мне было легко... Я не мог иначе поступить, не лгать же мне было перед судом, а Вы, Вы... в чем же Вам упрекнуть себя?.. Я счастлив, что вышло так, как я хотел, что несчастного Ц. оправдали. Но сам то я ему этого не мог дать.
Тут Утин рассказал мне и подробности данного ему Ц. сознания.
До этой кражи они жили честно и работали безукоризненно. Жили отдельно от матери, которая была надзирательницей в какой-то клинике на Выборгской. Жили они скромно, чуть ли не в конуре с женщиной покинутой мужем, но не разведенной, у которой к тому же были дети...
В эту пору дети её болели, и она страшно нуждалась. Он решился спасти ее, украсть, подвергнуться наказанию, но спасти... Когда свершилось, очнулся, но было поздно. Тогда ими овладело одно только неотступное желание своими признанием не опозорить себя в глазах матери. Пусть осудят, мать будет его жалеть, но ни за что не говорить, что он вор, этого она бы не перенесла.
- Понимаете, заключил этот рассказ Утин. - Что же мне было делать?.. Я убеждал его сознаться на суде... Ни за что, лучше умереть, - на суде будет мать... Тогда вот я и рёшился передать Вам защиту, строго настрого запретив ему открываться Вам и вообще распространяться...
Но как же, как же, завопил я, - а отметка веса пакета!.. Ведь ясно, что деньги выкрадены за границей... -
Эх, дорогой мой, ларчик, наверное, просто открывается. Для скорости в Вержболово пакетов вовсе не перевешивают... Ставят ту же отметку...
*
Вержболово - русская приграничная станция.
Вот так! А еще недавно ведущий программы «НЕ ФАКТ!» Арарат Кещян утверждал, что после экспедиции Беринга русская почта стала лучшей в Европе на самом делеJ. Я совсем не против такого утверждения! После того, как Почта России провела безпрецедентную акцию с бесплатными международными отправками в качестве компенсации за весенние задержки экспорта. Моя весенняя посылочка за границу шла целых три месяца, но зато вторая достаточно быстро дошла по промокоду - за что я Почте России и благодарна! Да и сайт у неё достаточно удобный!
Но все же Pro et Contra?
Возвращение из ссылки Екатерины Константиновны Брешко-Брешковской в Питер было триумфальным: шикарный салон-вагон, оркестры на перронах по всему маршруту следования поезда, митинги, речи, цветы. По распоряжению Керенского ее поселили в царских покоях Зимнего дворца. Министры Временного правительства кланялись ей в ноги. Именно тогда за ней закрепилось это прозвище - «бабушка русской революции».
Было Екатерине Константиновне семьдесят три года.
А вот последующие события и их финал - Октябрьскую революцию бабушка категорически не приняла. «Саша, - говорила она Керенскому, - арестуй головку большевиков, посади их на баржи и потопи». Сетовала: «А он (Керенский) хотел все по закону. Разве это было возможно тогда? И разве можно так управлять людьми? Посадить бы их на баржи с пробками, вывезти в море - и пробки открыть. Иначе ничего не сделаешь. Это как звери дикие, как змеи - их можно и должно уничтожить. Страшное это дело, но необходимое и неизбежное».
Имение Брешковских в Витебской губернии было разгромлено и сожжено восставшим народом в конце 1917 года. Призыв революционерки «разорять до основания» был услышан. А сама она до конца поддерживала белое движение. В конце концов Екатерина Константиновна оказалась в эмиграции - теперь уже без всяких надежд вернуться обратно. Сначала через Владивосток перебралась в Японию, затем в США, Францию и в итоге осела в Чехословакии.
Скончалась «бабушка русской революции» 12 сентября 1934 года. Было ей девяносто лет. На похороны собрался весь цвет эсеровской эмиграции. Из США специально приехал А. Ф. Керенский. От президента Чехословакии венок на могилу возложила его дочь Алиса Масарик. Информация
отсюда .
Е. К. Брешко-Брешковская
Александр Федорович Керенский, несмотря на избыточную импульсивность, необоснованную сбивчивость и частую изменчивость принимаемых им решений, за двухмесячную деятельность на посту министра юстиции, сделал не так уж мало (чего стоит одна отмена всех унизительных ограничений для многочисленных нерусских народов, населяющих Россию!). Во время Октябрьского переворота А.Ф. Керенский на автомобиле выехал из Зимнего дворца в Гатчину, где стояли еще тогда верные правительству войска. Оттуда ему срочно пришлось бежать. Эмигрировал, умер 11 июня 1970 года в Нью-Йорке, США.
Николай Платонович Карабческий умер 6 декабря 1925 года в Риме. Известная балерина М. Ф. Кшесинская, вспоминала: «Осенью 1923 года, ко мне на виллу Аллам приехал с визитом Н. П. Карабчевский с женой… Тяжело было видеть, как этот старик, гордость и слава русской адвокатуры, представлял собой жалкое зрелище, без слов говорящее о его крайней нужде».
Анатолий Федорович Кони остался в России, умер 17 сентября 1927 года. Как бы подводя итоги своего жизненного пути в письме актрисе М. Н. Ермоловой писал 15 октября 1925 года: «… я 50 лет работал на большой сцене уголовного суда и правосудия. И мне приходилось участвовать в драмах, трагедиях и комедиях жизни. Скажу больше, я исполнял все старинные амплуа - я был злодеем как прокурор в глазах обвиняемого; был благородным отцом, руководя присяжными и оберегая их от ошибок; был ризонером, ибо как обер-прокурор должен был разъяснять закон старикам-сенаторам, и наконец - был и состою первым любовником Фемиды, присутствуя при её появлении на Руси, взамен прежнего бессудия и безправия, любил её всей душой и приносил ей жертвы. Она теперь постарела, зубы повыпали, волосы поседели, повязка упала с глаз, но я её все-таки люблю и готов служить ей! Я Ваш!».
А вот малоизвестное сатирическое стихотворение «Церемониал» А. Ф. Кони, написанное на десятом году прокурорской карьеры:
Когда восхощет прокурор
Чиновну душу извести,
Сейчас начальство извести
Которому подведом вор.
Жандармский офицер - храни
По службе вверенный секрет
Но губернатору ответь,
По всем делам, во все, дай, дни.
Когда судебные шалят
И губернатор то узнает
Он прокурора убеждает
Направить шалунов на лад.
Не постигаю почему,
Сегодня виц-директор Кони
Настроен в столь строптивом тоне,
Так мало свойственном ему!
Выбор Pro et Contra стоял и перед юристами Сибири. Но об этом в следующий раз.