Война. Красноярск. Топить было нечем, а Березовую рощу сберегли...
Вспоминает Пётр Фёдорович Трошев (1892 - 1986), в годы Великой Отечественной войны - первый заместитель председателя Красноярского горсовета:
«Мне более всего запомнилась осень сорок третьего, зима и весна сорок четвертого. Я, как заместитель председателя горсовета, отвечал в первую очередь за промышленность и транспорт. Сюда, разумеется, входили и коммунальное хозяйство, проблемы жилищные и топливные. И многое, многое другое. Но остановлюсь на одном. В те годы единственной транспортной внутригородской артерией через Енисей был сезонный наплавной мост. Работал он с чудовищной перегрузкой, ибо грузопоток по мосту и по реке неизмеримо возрос, железная дорога была перегружена до предела. Спасал железный график движения по мосту и реке. За этим постоянно приходилось следить. Но даже стальной график не спасет наплавной мост от осеннего ледохода. А за мост, по меркам военного времени, я отвечал (в прямом смысле) головой.
Открытие понтонного моста 1942 г.
Обстановка на реке требует уводить мост в затон, на зимний отстой, а военная обстановка диктует - продлить хотя бы на день-два работу моста. Я боялся ночных звонков: вдруг неожиданный лед разбил мост? Как будто в городском хозяйстве не могло случиться другой беды. Каждое утро Александр Антонович Кухта, в чьем непосредственном ведении был коммунальный наплавной мост, заходил в кабинет - и мы ехали на берег Енисея.
- Переждем еще день, Александр Антонович?
- Подождем, - вздыхал Кухта, лучше меня знавший нрав сибирских рек.
И мы держали мост до пределов разумного. Но где этот разумный предел? Вот Енисей и показал нам этот предел: пришлось спешно уводить мост уже не в затон, а в протоку Посадную. Старожилы помнят, что тогда это была не тихая заводь, почти перегороженная сейчас стройплощадкой завода комбайнов. Тогда это был мощный поток. Особенно весной. И об этом мы помнили. И понимали, что весенний ледоход разобьет понтоны, если что-то не предпринять. И Красноярск лишится моста. Об этом даже страшно было подумать. Но нужно было думать. И не просто думать, а что-то придумывать.
Я вспомнил: делали на Каме, у меня на родине, как-то ледяную дамбу. Но то Кама, не Енисей! Пригласил опытных речников - Константина Александровича Мецайка и Михаила Алексеевича Чечкина. Они сказали, что и на Енисее спасали так суда, есть игарский опыт строительства причала из льда. Надо делать мощную ледяную дамбу: лед искусственно утолщать и наращивать сверху. Хорошо бы и ряжи из бревен вмораживать. Хорошо бы, да леса в городе и для отопления уже не хватало: все подчистили две военных зимы.
Дамбу мы начали сооружать немедля. И вот новая беда со стороны, которой мы боялись, но какой не ожидали. Верней, мы думали об этом, но что могли противопоставить? В ноябре ударили сильные неожиданные морозы, которых и старики не помнили. Отопительный сезон только набирал силы, причем медленно и слабо: не хватало топлива, не хватало кочегаров. Молодые, сильные были в армии, на фронте. Старики неспособны были работать энергично. Котельные преимущественно отапливались дровами, причем некачественными. Их требовалось много. И подносить в котельную нужно было им же, кочегарам.
П. Ф. Трошев
Словом, система отопления вышла из строя во многих местах. Короче - была заморожена. И случилось там, где было просто недопустимо: в больницах, госпиталях, школах. Школы - это еще полбеды, можно было прервать на несколько дней учебу. А куда эвакуировать (а это случилось ночью 20 ноября) раненых, больных? Мобилизовали людей, весь наличный транспорт.
Срочно, в аварийном порядке, пришлось ремонтировать систему отопления, подкреплять кочегаров и рабочих обедами. Окна многоквартирных домов «украсились» дымовыми трубами, росла пожароопасность. Отовсюду неслись не просьбы, а настоящая мольба: «Дрова! Дрова!» А зима свирепствовала. В отдаленных лесах дрова были. Но не было транспорта.
Был кажущийся некоторым легкий выход: обширная березовая роща на Афонтовой горе, возле Николаевской сопки (Гремяченской гряды). Первым заметил опасность и первые попытки порубок заведующий коммунальным хозяйством Кухта. Ему бы молчать: забот меньше с заготовкой дров! А он поднял настоящую тревогу. И горсовет принял самые серьезные меры.
Уместно напомнить тем, кто замахивается сегодня топором на леса в пригородной зеленой зоне, рубит многолетние березы для костров на воскресных пикниках, корчует деревья для дачных участков: лес возле города - березовую рощу, которую еще видит сегодняшнее поколение, - мы сохранили, несмотря на ужасающую нужду военных зим…
Фото Юлии Наталушко
Будь то моя воля, я бы поставил на выезде из города, на опушке зеленого массива каменную стелу и высек в память о замечательном человеке, в назидание потомкам: «Березовая роща сохранена благодаря Кухте Александру Антоновичу». К сожалению, нам не удалось сохранить другую, Зеленую рощу: там были военные лагеря. Осталось только название…»
Альманах «Енисей», 1983, № 6, С. 45-46.
«Мне более всего запомнилась осень сорок третьего, зима и весна сорок четвертого. Я, как заместитель председателя горсовета, отвечал в первую очередь за промышленность и транспорт. Сюда, разумеется, входили и коммунальное хозяйство, проблемы жилищные и топливные. И многое, многое другое. Но остановлюсь на одном. В те годы единственной транспортной внутригородской артерией через Енисей был сезонный наплавной мост. Работал он с чудовищной перегрузкой, ибо грузопоток по мосту и по реке неизмеримо возрос, железная дорога была перегружена до предела. Спасал железный график движения по мосту и реке. За этим постоянно приходилось следить. Но даже стальной график не спасет наплавной мост от осеннего ледохода. А за мост, по меркам военного времени, я отвечал (в прямом смысле) головой.
Открытие понтонного моста 1942 г.
Обстановка на реке требует уводить мост в затон, на зимний отстой, а военная обстановка диктует - продлить хотя бы на день-два работу моста. Я боялся ночных звонков: вдруг неожиданный лед разбил мост? Как будто в городском хозяйстве не могло случиться другой беды. Каждое утро Александр Антонович Кухта, в чьем непосредственном ведении был коммунальный наплавной мост, заходил в кабинет - и мы ехали на берег Енисея.
- Переждем еще день, Александр Антонович?
- Подождем, - вздыхал Кухта, лучше меня знавший нрав сибирских рек.
И мы держали мост до пределов разумного. Но где этот разумный предел? Вот Енисей и показал нам этот предел: пришлось спешно уводить мост уже не в затон, а в протоку Посадную. Старожилы помнят, что тогда это была не тихая заводь, почти перегороженная сейчас стройплощадкой завода комбайнов. Тогда это был мощный поток. Особенно весной. И об этом мы помнили. И понимали, что весенний ледоход разобьет понтоны, если что-то не предпринять. И Красноярск лишится моста. Об этом даже страшно было подумать. Но нужно было думать. И не просто думать, а что-то придумывать.
Я вспомнил: делали на Каме, у меня на родине, как-то ледяную дамбу. Но то Кама, не Енисей! Пригласил опытных речников - Константина Александровича Мецайка и Михаила Алексеевича Чечкина. Они сказали, что и на Енисее спасали так суда, есть игарский опыт строительства причала из льда. Надо делать мощную ледяную дамбу: лед искусственно утолщать и наращивать сверху. Хорошо бы и ряжи из бревен вмораживать. Хорошо бы, да леса в городе и для отопления уже не хватало: все подчистили две военных зимы.
Дамбу мы начали сооружать немедля. И вот новая беда со стороны, которой мы боялись, но какой не ожидали. Верней, мы думали об этом, но что могли противопоставить? В ноябре ударили сильные неожиданные морозы, которых и старики не помнили. Отопительный сезон только набирал силы, причем медленно и слабо: не хватало топлива, не хватало кочегаров. Молодые, сильные были в армии, на фронте. Старики неспособны были работать энергично. Котельные преимущественно отапливались дровами, причем некачественными. Их требовалось много. И подносить в котельную нужно было им же, кочегарам.
П. Ф. Трошев
Словом, система отопления вышла из строя во многих местах. Короче - была заморожена. И случилось там, где было просто недопустимо: в больницах, госпиталях, школах. Школы - это еще полбеды, можно было прервать на несколько дней учебу. А куда эвакуировать (а это случилось ночью 20 ноября) раненых, больных? Мобилизовали людей, весь наличный транспорт.
Срочно, в аварийном порядке, пришлось ремонтировать систему отопления, подкреплять кочегаров и рабочих обедами. Окна многоквартирных домов «украсились» дымовыми трубами, росла пожароопасность. Отовсюду неслись не просьбы, а настоящая мольба: «Дрова! Дрова!» А зима свирепствовала. В отдаленных лесах дрова были. Но не было транспорта.
Был кажущийся некоторым легкий выход: обширная березовая роща на Афонтовой горе, возле Николаевской сопки (Гремяченской гряды). Первым заметил опасность и первые попытки порубок заведующий коммунальным хозяйством Кухта. Ему бы молчать: забот меньше с заготовкой дров! А он поднял настоящую тревогу. И горсовет принял самые серьезные меры.
Уместно напомнить тем, кто замахивается сегодня топором на леса в пригородной зеленой зоне, рубит многолетние березы для костров на воскресных пикниках, корчует деревья для дачных участков: лес возле города - березовую рощу, которую еще видит сегодняшнее поколение, - мы сохранили, несмотря на ужасающую нужду военных зим…
Фото Юлии Наталушко
Будь то моя воля, я бы поставил на выезде из города, на опушке зеленого массива каменную стелу и высек в память о замечательном человеке, в назидание потомкам: «Березовая роща сохранена благодаря Кухте Александру Антоновичу». К сожалению, нам не удалось сохранить другую, Зеленую рощу: там были военные лагеря. Осталось только название…»
Альманах «Енисей», 1983, № 6, С. 45-46.