.
ВСТРЕЧА
Фрадкин сходил с ума. На каждое имя и слово тут же выскакивает из прошлого двойник, предшественник, омоним, хрен знает, как его еще называть, чтоб стало понятно.
С такой фамилией человек его поколения обречен стать жертвой каламбуров сорок второй свежести. Фрадкину были известны все - и "рак маткин", и "бей первым, фрадкин!" и, естественно, "фрадкина всякий знает". Как же без этого. По идиотскими шуткам можно отслеживать новости советской культуры. Словом, натерпелся. Хотя всё это безусловно пустяки.
Последнее, это технический премьер Фрадков при жизни жены.
После сорока насмешки пошли на убыль, да и шутников поубавилось тоже. Сверстники, с которыми он дебютировал в студенческой стенгазете, мало помалу обзаводились карьерой как личным транспортом - Киев, Харьков, Москва, Киев. Обрастали репутацией, хвастали новой ролью". "Короткая, но со словами", как сказано в одном фильме.
Фрадкин плыл по течению, вернее, следовал маршруту, который, если жить на одном месте, выстраивается сам собой и до времени кажется удобным.
Он ходил на службу. Корреспондировал в местные издания о паранормальных явлениях, замеченных за тридевять земель, делая это с мягким юмором технократа-агностика. Запоем смотрел старые, даже старинные фильмы, известные в пересказе бабки и деда, чудом уцелевших, он на фронте, она в оккупации. А в свободное время, не допоздна, коротал за столиком кафе, над которым постоянно крутил старые записи богатый пьяница-мизантроп.
Фрадкин его избегал, но тот и не спускался в кафе, хотя и видел, кто сидит там внизу. А магазин с напитками давно переместился в соседнее здание, чьи подъезды выходят во двор.
Когда возможность дистанцироваться от прошлого не только во времени, но и в пространстве заметно увеличилась, Фрадкин не спешил разделить энтузиазм своих знакомых, убедив себя, что старик Хоттабыч и его когда-нибудь спокойно телепортирует туда, где уже находится большая часть земляков, а затем и дальше, куда рано или поздно попадают и лодыри и карьеристы.
На перьях сидели щеглы. Так они будут сидеть целый день, только изредка перелетая, перенося свою тихую, прелестную, счастливую жизнь.
Общаясь со знакомыми (ни друзей, ни врагов, он так и не нажил) при помощи современных средств, Фрадкин всякий раз вспоминал это место в томике Бунина, оставшемся после смерти жены. Она постоянно брала его с собой в отпуск, чтобы зачитывать вслух любимые отрывки - пускай не состоявшаяся, что тут поделать, но актриса.
На перьях сидели щеглы...
Куда подевались нормальные сигареты, тот же "Золотой пляж"? - человек за столиком изумился банальной мысли, словно её ему кто-то подсказал. Сидя в кафе второй час, Фрадкин допивал третью порцию кофе, в дважды опорожненной пепельнице съежились три окурка.
Над головой заиграло что-то знакомое, какие-то итальянцы. Фрадкин поднял глаза. Пьяница успел отпрянуть за штору - ту же самую, что маячила своим узором в вечернем окне, наверное, лет сорок назад...
«Сад», «Встреча» - вылезли скупые титры с обложки гибкого диска. и чья-та расшифровка средней паршивости - встреча в саду с садистом. Жена говорила, что он становится похож на судмедэксперта в американском детективе.
Нет, страшна была не сама её смерть, а то, как быстро это случилось. Как внезапно всё началось, и как скоро закончилось.
Да, но в чем конкретно выражается умопомешательство пожилого мужчины за столиком заведения, сетью которых, по слухам внутри диаспоры, владеет какой-то шансонье-ублюдок.
Фрадкин привык говорить о себе в третьем лице. Как будто вы сами не знаете, в чем конкретно оно выражается. С недавних пор (не надо «после смерти Сусанны») меня преследуют голоса спортивных комментаторов. Мертвых спортивных комментаторов…
Фрадкин был абсолютно равнодушен к массовым видам спорта, кроме тех, какими сам занимался в молодые годы. Завидовал тем, кто хорошо играет в шахматы, так, как у него не получалось.
Комментаторы - Спарре, Озеров, Синявский, Дымарский комментировали только фигурное катание, отчетливо скандируя на фоне, почему-то всегда гнусавого подсчета баллов, фамилии, которые почему-то не хотелось повторять, и нежелание переходило в суеверный страх, как будто сам демон подсказал тебе во сне некое действенное заклинание, за чьими словами тщетно охотились ищейки научного сектора СС.
Забыв где находится, Фрадкин сплюнул на плиточный пол и очнулся. Ладно бы Жужа Алмаши, но однажды ему послышалось «Мартин Борман». И куда это годится?
Или «Анджела Гесс» - может такой и не было, какая теперь разница.
Фрадкин поежился словно от холода, хотя в воздухе продолжал висеть дневной зной. К столику, дозируя каждый шаг, приближался пьяница со второго этажа.
Не чертами, а скорее выражением лица он напоминал Лино Вентуру, но казался выше ростом. Кивнув головой, он опустился напротив Фрадкина как перед телевизором: только прилетели - сразу сели.
Слушай, ты должен знать, - начал он дружелюбным голосом шантажиста. - Либо там в вашем спортотделе знают, как звали фигуриста, который танцевал под вот это…
Пьяница старательно пропел I'm Her Yesterday Man.
Фрадкин недавно видел во сне себя с женою в ресторане. Им подают что-то чрезвычайно вкусное и красивое на вид, по виду просто не от мира сего. Фрадкин берет солонку, виновато подмигнув Сузи, знаю, что вредно, а что поделаешь, но вместо соли внутри цилиндра знакомым стуком гремят, именно гремят те таблетки, с которыми он с некоторых пор не расстается, когда наступает ночь.
В одиночном, - продолжал пьяница, чью фамилию никак не мог припомнить Фрадкин. - Чуть ли не наш хлопец, а песня фирмовая. В общем, выясни, пожалуйста, будь другом, Фрумкин. А то ты всё сидишь, сидишь.
Он тоже забыл как меня зовут, отметил Фрадкин, но поправлять не стал. Таких кафе в районе навалом и всё везде одинаково.
Фрадкин сходил с ума. На каждое имя и слово тут же выскакивает из прошлого двойник, предшественник, омоним, хрен знает, как его еще называть, чтоб стало понятно.
С такой фамилией человек его поколения обречен стать жертвой каламбуров сорок второй свежести. Фрадкину были известны все - и "рак маткин", и "бей первым, фрадкин!" и, естественно, "фрадкина всякий знает". Как же без этого. По идиотскими шуткам можно отслеживать новости советской культуры. Словом, натерпелся. Хотя всё это безусловно пустяки.
Последнее, это технический премьер Фрадков при жизни жены.
После сорока насмешки пошли на убыль, да и шутников поубавилось тоже. Сверстники, с которыми он дебютировал в студенческой стенгазете, мало помалу обзаводились карьерой как личным транспортом - Киев, Харьков, Москва, Киев. Обрастали репутацией, хвастали новой ролью". "Короткая, но со словами", как сказано в одном фильме.
Фрадкин плыл по течению, вернее, следовал маршруту, который, если жить на одном месте, выстраивается сам собой и до времени кажется удобным.
Он ходил на службу. Корреспондировал в местные издания о паранормальных явлениях, замеченных за тридевять земель, делая это с мягким юмором технократа-агностика. Запоем смотрел старые, даже старинные фильмы, известные в пересказе бабки и деда, чудом уцелевших, он на фронте, она в оккупации. А в свободное время, не допоздна, коротал за столиком кафе, над которым постоянно крутил старые записи богатый пьяница-мизантроп.
Фрадкин его избегал, но тот и не спускался в кафе, хотя и видел, кто сидит там внизу. А магазин с напитками давно переместился в соседнее здание, чьи подъезды выходят во двор.
Когда возможность дистанцироваться от прошлого не только во времени, но и в пространстве заметно увеличилась, Фрадкин не спешил разделить энтузиазм своих знакомых, убедив себя, что старик Хоттабыч и его когда-нибудь спокойно телепортирует туда, где уже находится большая часть земляков, а затем и дальше, куда рано или поздно попадают и лодыри и карьеристы.
На перьях сидели щеглы. Так они будут сидеть целый день, только изредка перелетая, перенося свою тихую, прелестную, счастливую жизнь.
Общаясь со знакомыми (ни друзей, ни врагов, он так и не нажил) при помощи современных средств, Фрадкин всякий раз вспоминал это место в томике Бунина, оставшемся после смерти жены. Она постоянно брала его с собой в отпуск, чтобы зачитывать вслух любимые отрывки - пускай не состоявшаяся, что тут поделать, но актриса.
На перьях сидели щеглы...
Куда подевались нормальные сигареты, тот же "Золотой пляж"? - человек за столиком изумился банальной мысли, словно её ему кто-то подсказал. Сидя в кафе второй час, Фрадкин допивал третью порцию кофе, в дважды опорожненной пепельнице съежились три окурка.
Над головой заиграло что-то знакомое, какие-то итальянцы. Фрадкин поднял глаза. Пьяница успел отпрянуть за штору - ту же самую, что маячила своим узором в вечернем окне, наверное, лет сорок назад...
«Сад», «Встреча» - вылезли скупые титры с обложки гибкого диска. и чья-та расшифровка средней паршивости - встреча в саду с садистом. Жена говорила, что он становится похож на судмедэксперта в американском детективе.
Нет, страшна была не сама её смерть, а то, как быстро это случилось. Как внезапно всё началось, и как скоро закончилось.
Да, но в чем конкретно выражается умопомешательство пожилого мужчины за столиком заведения, сетью которых, по слухам внутри диаспоры, владеет какой-то шансонье-ублюдок.
Фрадкин привык говорить о себе в третьем лице. Как будто вы сами не знаете, в чем конкретно оно выражается. С недавних пор (не надо «после смерти Сусанны») меня преследуют голоса спортивных комментаторов. Мертвых спортивных комментаторов…
Фрадкин был абсолютно равнодушен к массовым видам спорта, кроме тех, какими сам занимался в молодые годы. Завидовал тем, кто хорошо играет в шахматы, так, как у него не получалось.
Комментаторы - Спарре, Озеров, Синявский, Дымарский комментировали только фигурное катание, отчетливо скандируя на фоне, почему-то всегда гнусавого подсчета баллов, фамилии, которые почему-то не хотелось повторять, и нежелание переходило в суеверный страх, как будто сам демон подсказал тебе во сне некое действенное заклинание, за чьими словами тщетно охотились ищейки научного сектора СС.
Забыв где находится, Фрадкин сплюнул на плиточный пол и очнулся. Ладно бы Жужа Алмаши, но однажды ему послышалось «Мартин Борман». И куда это годится?
Или «Анджела Гесс» - может такой и не было, какая теперь разница.
Фрадкин поежился словно от холода, хотя в воздухе продолжал висеть дневной зной. К столику, дозируя каждый шаг, приближался пьяница со второго этажа.
Не чертами, а скорее выражением лица он напоминал Лино Вентуру, но казался выше ростом. Кивнув головой, он опустился напротив Фрадкина как перед телевизором: только прилетели - сразу сели.
Слушай, ты должен знать, - начал он дружелюбным голосом шантажиста. - Либо там в вашем спортотделе знают, как звали фигуриста, который танцевал под вот это…
Пьяница старательно пропел I'm Her Yesterday Man.
Фрадкин недавно видел во сне себя с женою в ресторане. Им подают что-то чрезвычайно вкусное и красивое на вид, по виду просто не от мира сего. Фрадкин берет солонку, виновато подмигнув Сузи, знаю, что вредно, а что поделаешь, но вместо соли внутри цилиндра знакомым стуком гремят, именно гремят те таблетки, с которыми он с некоторых пор не расстается, когда наступает ночь.
В одиночном, - продолжал пьяница, чью фамилию никак не мог припомнить Фрадкин. - Чуть ли не наш хлопец, а песня фирмовая. В общем, выясни, пожалуйста, будь другом, Фрумкин. А то ты всё сидишь, сидишь.
Он тоже забыл как меня зовут, отметил Фрадкин, но поправлять не стал. Таких кафе в районе навалом и всё везде одинаково.