Одесса. Первые впечатления
Этом городу просто не повезло с репутацией. Вероятно, многие со мной не согласятся, но я считаю глубоко ошибочным позиционирование Одессы, как «столицы юмора», причём, юмора специфического, т.наз. «одесского».
Вполне вероятно, что это чисто поколенческая реакция, но у меня во всяком случае точно есть ощущение перекормленности этой т.наз. «одесской» весёлостью, которая преобладала в развлекательных программах российского телевидения 90-х. «Маски-» и «Джентльмен-шоу», бездарные экранизации Бабеля, еврейские анекдоты и вообще культивирование образа «Одессы-мамы», где все постоянно и безостановочно шутят, где пахнет жареным луком и на всех балконах сушится ветхое бельё, где из каждой подворотни высовываются толстые тётеньки в шлёпанцах, цветастых халатах и бигудях, - всё это, пожалуй, являются одним из значимых феноменов позднесоветской и постсоветской культурной жизни России. Феноменом весьма неприятным, и заслонившим в конечном итоге реальное культурное значение Одессы, как некогда южной столицы и самого европейского города империи.
В 1996 году, когда от «одесситского» бума просто некуда было спрятаться (интернета в России ещё практически не существовало), я впервые читал воспоминания Льва Троцкого и был неприятно удивлён тем, что Троцкий не просто сравнивает Париж с Одессой, но и отдаёт Одессе в результате предпочтение. Казалось бы, ну где Париж и где вся эта Дэрибасоуская с Рабиновичем, «Муркой» и рынком «Привоз» в качестве главной городской достопримечательности? В силу подростковой чувствительности я тогда даже почти обиделся на автора, выказывающего столь дурной вкус, хотя сам ещё ни в Париже, ни в Одессе конечно же в то время не бывал. Да и бывать в Одессе не планировал, не испытывал даже никакого любопытства, поскольку был убеждён, что знаю про этот город слишком много, причём, знание это является навязанным.
Любопытство появилось три года назад, в мае 2009 года, в Севастополе. Бывает, случайные обстоятельства складываются так, что вылетает какая-то искорка и возникает новое острое желание. Это и произошло в тот момент, когда я приехал посмотреть Херсонес Таврический. В Крыму я оказался почти случайно, это был первый настоящий, хотя и очень короткий отпуск за 4 года. До этого я тщетно пытался выбраться с любимым человеком в Италию, но всё срывалось, потом у меня закончился срок действия загранпаспорта и я уже думал хотя бы о Крыме, но всё равно срывалось, тем временем проблемы, всегда возникающие у близких людей, когда они в силу дефицита времени не успевают общаться, а потому расходятся по разным траекториям, нарастали, потребность в том, чтоб совместно куда-то убежать на время от всех текущих дел назрела, перезрела и в результате, когда, наконец, совпали два обстоятельства - свободная неделя и наличие денег, я оказался в Крыму с уже другим человеком и впервые ощутил отпускной эффект отрешённости от вообще каких-либо забот, ощущение небывалой лёгкости и резкого возвращения интереса к жизни. До этого больше года я пребывал в таком подавленном состоянии, что наилучшим из возможных настроений для меня было настроение полного равнодушия к происходящему вокруг. А тут интерес к жизни вновь пробудился и я хватался за это подзабытое уже приятное состояние, жадно упивался им, стараясь тотчас же делать всё, что хочется, ни в чём себе не отказывая. И вот в один из дней этого пятидневного отпуска я отправился в Херсонес. Приехав на улицу Древняя, я зашёл в пиццерию, дабы подкрепиться перед посещением заповедника. Там играла всем известная и всем надоевшая песня Утёсова, и поскольку многие впечатления в те дни я переживал как будто бы впервые, песня эта тоже вдруг зазвучала для меня как будто бы впервые, отчего мне захотелось уже грядущим летом отправиться в Одессу, которая, как тогда я подумал, наверное, совсем не тот гнусный городишко, образ которого так назойливо навязывался мне в годы детства и ранней юности.
Тем летом, конечно, ничего не получилось, а потом были другие приоритеты. И в этот раз вполне могло бы и не получиться. В конце февраля я понял, что на работе у меня накопилось столько отгулов, что их опять можно использовать для превращения периода майских праздников в отпуск, и что это даже нужно сделать, т.к. стремительное ухудшение состояния моего здоровья снова начинает доставлять некоторые неудобства и даже дополнительные хлопоты окружающим. Тогда же я стал прицениваться к авиабилетам и отелям в разных городах, куда бы можно было выбраться в начале мая. Мельком возникшая мысль об Одессе подкрепилась необычайно выгодным предложением перелёта по промотарифу, в результате я купил билеты и забронировал номер. Правда, ехать или нет, я сомневался до последнего момента, а к вечеру 1 мая совершенно определённо решил никуда не ехать. Решающим аргументом стала прогулка к Антроповскому пруду, это совсем рядом с домом. Перед сном надо было подышать воздухом, но при этом идти куда-то было очень тяжело. Пройдя метров 200 я бессильно уселся на обжигающе холодный каменный парапет и долго сидел на нём, несмотря на холод и пронизывающий ветер, поскольку просто не мог идти от тяжести в сердце, головокружения и одышки. Лететь одному в совершенно незнакомый город в таком состоянии представлялось запредельной глупостью. К тому же в голову постоянно лезли все эти «одесситские» образы, совершенно отталкивающие и тем самым полностью примиряющее с решением остаться дома. Укладываясь спать, я не стал включать будильник, рассчитывая встать на следующий день не ранее полудня, но проснулся в 7 утра, когда успеть на самолёт было ещё реально, но времени на колебания не оставалось. Осознав, что в этой ситуации самым лёгким решением будет просто опоздать на рейс, я направился в Домодедово, куда прибыл за полчаса до вылета и по чистой случайности благополучно занял кресло в самолёте, только в этот момент осознав, что никого не предупредил и не сделал кучу дел, которые запланировал сделать, отказавшись от поездки. Благо, есть всё-таки друзья, благодаря помощи которых возможные осложнения и неприятности удалось предотвратить.
Прилетел в Одессу я только в двенадцатом часу ночи, и, увы, маршрутки, на которой рассчитывал доехать до гостиницы, так и не дождался. Пришлось садиться к частнику. Я и так их не люблю, поскольку они обычно слушают всякую мерзость и донимают возмутительными разговорами (чаще всего про то, какие в их городе хорошие и дешёвые «девочки»). А тут ещё на прошлой неделе у меня поездка на частнике сложилась весьма неудачно. Поэтому, видя, как мой чемодан погружали в багажник, я мог про себя лишь раздосадовано выдохнуть «Ну вот и приехали, сейчас начнётся про «Одессу-маму» история». Но ничего неприятного не произошло, довезли за приемлемую сумму, с которой не обманули, быстро и без приключений. Более того, водитель оказался весьма приятным собеседником - болтали про оперу и балет, сорта крымских вин и состояние одесских памятников.
С утра же я к своему большому удовлетворению начал убеждаться в том, что при характеристике городов вкус Льву Троцкому всё-таки не изменил. Всё, чего нет в Москве, и за чем жители Москвы отправляются в Европу, тут есть, разве что за исключением азартного шопинга, но до этой забавы я не большой охотник. Бесконечно тянущиеся красивые улицы располагают к долгим пешим прогулкам, чему способствует обилие совершенно европейских кофеен, так что когда хочется просто передохнуть, нет никакой необходимости «идти» куда-то за чашкой приличного кофе. Чуть устал, можно не задумываясь приземляться в ближайшее стоящее на улице мягкое кресло и не глядя в меню заказывать американо и «Боржоми». В Москве за те же деньги можно рассчитывать лишь на мучительное стояние в очереди в «Макдональдсе», что в жару, да ещё и когда сердце пошаливает, просто физически даже не всегда возможно.
Первую половину дня я провёл в порту, где просто дышал морским воздухом, лёжа в кресле за чайником травяного чаю. К обеду чувствовал себя уже настолько бодрым, что принялся за осмотр достопримечательностей.
По первым впечатлениям все культурные атрибуты столичной жизни тут присутствуют. В местном археологическом музее есть даже отдел Древнего Египта, которой, конечно, с Британским музеем лучше не сравнивать, но сам по себе факт наличия такой коллекции, причём весьма разнообразной, приятно удивляет - ведь в СНГ больше, кроме Питера и Москвы, конечно же, подобных музейных отделов нет. Зато контраст между богатством коллекций и нищетой текущей музейной жизни носит такие масштабы, каких раньше мне встречать не доводилось. Сотрудники пытаются как-то зарабатывать продажей книжек, но учили их явно археологии, а не торговле, так что в целом всё вызывает чувство глубокой несправедливости, которую жизнь проявляет и к самому музею, и к прекрасным людям, которые в нём трудятся.
Порадовало здание оперного театра. В Москве всё-таки ни одного нет красивого здания музыкального театра, даже Большой театр трудно назвать удачным сооружением. Как памятник истории, конечно, ценность, но вот памятником архитектуры можно разве что в негативном смысле назвать. А тут - впечатляющая работа того же коллектива, что проектировал Венскую оперу.
Успел попасть в русский драматический театр. Ставили две небольшие пьесы «Двадцать минут с ангелом» Вампилова и «Бляха-муха» Шендеровича. Играли с надрывом. Пустота зрительного зала тоже играла роль, она доказывала правомерность пафосного вопроса «Куда мы катимся!», лежащего в основе обеих пьес.
В первой - история позднесоветская: двое алкашей пытаются одолжить у соседей денег на опохмел, никто им не даёт, один из них в отчаянии высовывается в окно и криком обращается к прохожим с просьбой дать взаймы 100 рублей, вдруг появляется человек, предлагающий им эти 100 рублей, просто так, без возврата, но ему никто не верит, его скручивают и начинают допытывать, что он хочет. В 10 классе она мне не понравилась совершенно: ну и что такого-то, да, если человек такую сумму вдруг алкашам предлагает - это подозрительно, чего тут автор драматизма-то накручивает. Абсолютно неактуальной она мне показалась и сейчас. Но в 1962 году это, наверное, действительно было сильное художественное высказывание, ведь тогда идеалы взаимопомощи и бескорыстия были официальной идеологией, и то, что их проявление в реальной жизни однозначно воспринимается как безумие или коварство, надо было, конечно же сказать. Сейчас же основной драматический конфликт пьесы жизнью исчерпан полностью, так что она воспринимается даже не как история из советской жизни, а как эпизод из советской театральной жизни. У Шендеровича же получился типичный ситком с очень примитивным юмором, зато политически остроактуальный: про мэра райцентра, который пытается выиграть федеральный конкурс на звание города - родины междометья «бляха-муха». Сходство с ситкомом усиливается тем, что роль мэра играет тот же характерный артист, которого я, увы, помню по роли Абрамсемёныча в «Масках-шоу» («увы», потому что вообще неловко признаваться в том, что помнишь такое). Зовут его, оказывается, Олег Школьник, народный артист Украины ни много ни мало. Сопоставление двух этих пьес даёт пищу для размышлений, и это можно считать творческой удачей создателей спектакля.
Социальная критика Вампилова, несмотря на то, что Вампилов сам вряд ли считал себя левым, оставалось по сути всё равно ограничена рамками социалистического мировоззрения, поскольку в начале 60-х советские диссиденты в основной массе ещё не отказались от идеи об «очищении» советского уклада от того, что не соответствует изначальным социалистическим идеалам. Именно поэтому, несмотря на забавный сейчас идеализм, в пьесе Вампилова есть и существенное достоинство - его персонажи показаны в динамике, они способны меняться, и, изменившись, объединиться для изменения социальной реальности.
Социальная критика Шендеровича, несмотря на подзаголовок пьесы «Поклон Александру Вампилову», носит совершенно иной характер. Это яркий образчик либеральной критики путинской России, в котором неизбежно выражены все её слабые стороны. У персонажей Шендеровича нет идеалов, ни внутренних, ни навязанных извне - у них есть только интересы, у каждого свои, эти интересы могут сделать людей сообщниками, да и то на время, но не могут заставить меняться, и уж тем более мобилизовать на борьбу. Единственное, что может изменить эту реальность - прямо названо в пьесе как «смена портретов», при этом автор демонстрирует и понимание ограниченности вызываемых этой «сменой портретов» изменений. Но иного выбора либералы предложить не могут, потому что ситуация, когда каждый за себя, у них в целом не вызывает мировоззренческого протеста, протест вызывают лишь сложившиеся в текущей ситуации правила, которые могут быть изменены только кадровыми перестановками и волевым решением «сверху».
Сегодня планирую отправиться в художественный музей и оперу.