Из дневника 1985 года
"Два дня мы провели в обществе Джабы, физика, очень интересующегося искусством. Озема сказала, что о живописи он судит неправильно, мало что в ней смыслит, и на это не стоит обращать внимания. Но Джаба искренне добр и радушен. Он и Жозико встретили нас в аэропорту, и по пути домой он завез нас в реставрируемую церковь с современными фресками, где мы встретили приятеля двух сестер, грузинского еврея, художника. На следующий день Джаба показал нам Мцхету - храмы Джвари, Самтавро и Светицховели. Он попутно объяснял мне, как мог, все самое интересное и отвечал на мои вопросы, и Жозико тоже объясняла и почему-то нападала на армян, которые вместе с русскими намеренно фальсифицируют грузинскую историю.
Нас с Нодаром познакомили с красивой девушкой Нино, обладательницей машины и густого низкого голоса. Мне бросились в глаза ее звенящие браслеты. Она повезла нас на гору Давида, с которой открывается потрясающий вид на Тбилиси. Вечером город пульсирует великим множеством огоньков. Над нашими головами проносились летучие мыши.
И Ирина подпрыгивала на месте, когда я изображал пьяниц и прежнего нашего генсека. Во всем она видела подтверждение исключительной правоты своей простоватой национальной теории. Все ругали современного декоратора Тбилиси, некоего Церетели, который действительно в нескольких местах подгадил родному городу, воздвигнув арки, называемы в народе «уши Андропова» и установив пару раскрашенных стелл.
Сказочной была поездка в Кахетию. Я купил себе сванскую шапочку возле церкви в Алаверди, в Алазанской долине. Джаба, сестры и Нодар разговаривали с бывшим настоятелем Светицховели, который ввиду болезни ног коротает дни в Алаверди. Он показался мне очень значительным и приятным человеком: рассказывал что-то интересное и извинялся, что задерживает наше внимание. В одном месте рассказа он неожиданно улыбнулся, и мы потом долго вспоминали эту улыбку - «добрейшая, высокая, мудрая»
Фрески везде замечательные - по цвету, и, главное по исключительной строгости вкуса. Здесь не бедность, но глубокая сдержанность во всем. По пути в Алаверди мы пообедали в хинкальне. В прелюдии к этому пиру Тримальхиона я схватил кусочек красного перца и был наказан долгими мучениями из-за того, что не мог погасить пожар, который вспыхнул во рту из-за этого злосчастного кусочка. У Джабы, Жозико, Оземы и еще одной Нино, ученицы Жозико, у тети Катюши плохие или золотые зубы с частыми пропусками. Я поддразнивал Нодара, отметив это как национальную особенность. Он вскипал и приводил редкие примеры другого рода, вспоминая двух или трех своих знакомых с хорошими зубами.
Интеллигентные грузины в Тбилиси (из окружения сестер) поражают японской учтивостью. Меня познакомили с доктором философии Нодаром, который стеснялся отвечать на щебетанье Оземы, как выяснилось, из-за того же недостатка: он был вообще лишен верхней челюсти.
Наш Нодар встретил здесь свою приятельницу Лию Лориа, которую не видел 20 лет.
Поездка в Кахетию включала остановку в Телави и Цинандали с английским парком в усадьбе Чавчавадзе, тестя Грибоедова.
Спина очень подводила: все красоты за окном воспринимались сквозь призму досадной боли. На привалах мы завязывали тряпочки на деревьях, как здесь принято, в надежде вернуться в эти места еще не раз.
По дороге в Алаверди мы остановились еще у одной церкви, где стали свидетелями заклания барашка. Бедное животное, не пискнув, отдало свою голову двум небритым верзилам, пару раз дернуло ногами, будучи уже без головы, а потом повисло на ветке дерева в качестве полуфабриката. Жозико, Озема и я пытались отвернуться и потом возмутиться, но сделали это позднее, чем тогда, когда отвернулись бы и возмутились искренно.
Нодар же сказал, что барашки на то и существуют, чтобы быть закланными".
Нас с Нодаром познакомили с красивой девушкой Нино, обладательницей машины и густого низкого голоса. Мне бросились в глаза ее звенящие браслеты. Она повезла нас на гору Давида, с которой открывается потрясающий вид на Тбилиси. Вечером город пульсирует великим множеством огоньков. Над нашими головами проносились летучие мыши.
И Ирина подпрыгивала на месте, когда я изображал пьяниц и прежнего нашего генсека. Во всем она видела подтверждение исключительной правоты своей простоватой национальной теории. Все ругали современного декоратора Тбилиси, некоего Церетели, который действительно в нескольких местах подгадил родному городу, воздвигнув арки, называемы в народе «уши Андропова» и установив пару раскрашенных стелл.
Сказочной была поездка в Кахетию. Я купил себе сванскую шапочку возле церкви в Алаверди, в Алазанской долине. Джаба, сестры и Нодар разговаривали с бывшим настоятелем Светицховели, который ввиду болезни ног коротает дни в Алаверди. Он показался мне очень значительным и приятным человеком: рассказывал что-то интересное и извинялся, что задерживает наше внимание. В одном месте рассказа он неожиданно улыбнулся, и мы потом долго вспоминали эту улыбку - «добрейшая, высокая, мудрая»
Фрески везде замечательные - по цвету, и, главное по исключительной строгости вкуса. Здесь не бедность, но глубокая сдержанность во всем. По пути в Алаверди мы пообедали в хинкальне. В прелюдии к этому пиру Тримальхиона я схватил кусочек красного перца и был наказан долгими мучениями из-за того, что не мог погасить пожар, который вспыхнул во рту из-за этого злосчастного кусочка. У Джабы, Жозико, Оземы и еще одной Нино, ученицы Жозико, у тети Катюши плохие или золотые зубы с частыми пропусками. Я поддразнивал Нодара, отметив это как национальную особенность. Он вскипал и приводил редкие примеры другого рода, вспоминая двух или трех своих знакомых с хорошими зубами.
Интеллигентные грузины в Тбилиси (из окружения сестер) поражают японской учтивостью. Меня познакомили с доктором философии Нодаром, который стеснялся отвечать на щебетанье Оземы, как выяснилось, из-за того же недостатка: он был вообще лишен верхней челюсти.
Наш Нодар встретил здесь свою приятельницу Лию Лориа, которую не видел 20 лет.
Поездка в Кахетию включала остановку в Телави и Цинандали с английским парком в усадьбе Чавчавадзе, тестя Грибоедова.
Спина очень подводила: все красоты за окном воспринимались сквозь призму досадной боли. На привалах мы завязывали тряпочки на деревьях, как здесь принято, в надежде вернуться в эти места еще не раз.
По дороге в Алаверди мы остановились еще у одной церкви, где стали свидетелями заклания барашка. Бедное животное, не пискнув, отдало свою голову двум небритым верзилам, пару раз дернуло ногами, будучи уже без головы, а потом повисло на ветке дерева в качестве полуфабриката. Жозико, Озема и я пытались отвернуться и потом возмутиться, но сделали это позднее, чем тогда, когда отвернулись бы и возмутились искренно.
Нодар же сказал, что барашки на то и существуют, чтобы быть закланными".