(no subject)
По этому поразительному городу лучше всего гулять по вечерам. Подальше от фешенебельных районов, где ровными рядами стоят красивые виллы, в сторону Корниша, откуда началась застройка Абу-Даби. Где обветшалые уже дома теснятся друг к другу, а первые этаже все заняты парикмахерскими, пошивочными мастерскими, ливанскими забегаловками с неизменным кедром на вывеске и запахом жареного мяса, такого тяжелого и плотного в этом горячем воздухе, что его можно потрогать.
На траве лежат индусы, отдыхая после работы. Вокруг бегают дети. В маленьких ателье кипит жизнь: за швейными машинками сидят мужчины в своих белых джелябах, все увешено пестрыми тканями. В парикмахерских постригают бороды, на пыльном тротуаре разложены коврики для молитвы. Над городом внезапно, как заводской гудок, разносится: "Аллаааааааааааа...", и мужчины, повернувшись лицом на восток, кланяются, касаясь лбом земли, поднимаются и снова падают ниц.
В небе луна из овечьего сыра, за небом Аллах, в мусорных баках кошки, толщиной с руку.
На траве лежат индусы, отдыхая после работы. Вокруг бегают дети. В маленьких ателье кипит жизнь: за швейными машинками сидят мужчины в своих белых джелябах, все увешено пестрыми тканями. В парикмахерских постригают бороды, на пыльном тротуаре разложены коврики для молитвы. Над городом внезапно, как заводской гудок, разносится: "Аллаааааааааааа...", и мужчины, повернувшись лицом на восток, кланяются, касаясь лбом земли, поднимаются и снова падают ниц.
В небе луна из овечьего сыра, за небом Аллах, в мусорных баках кошки, толщиной с руку.