Смерть и новое рождение в митраизме. Продолжение
Автор - juss1. Это цитата этого сообщения
Смерть и новое рождение в митраизме
Перевод главы "Смерть и новое рождение в митраизме" книги Гарольда Р. Виллоби/ Harold R. Willoughby "Языческое возрождение. Изучение инициаций в мистерии в греко-римском мире".Продолжение.
Оригинал:
http://www.sacred-texts.com/cla/pr/pr08.htm
В начале нашей эры владения Митры простирались от Инда на востоке до Черного моря на Севере. В горных странах Малой Азии он очень глубоко укоренился. Одним из величайших приверженцев митраизма того времени был император Митридат (120-63 B.C.), полководец, достойный того, чтобы против него посылали лучших римских воителей. Маги его поддерживали, и М.Кумон предполагает, что если бы он осуществил свои амбициозные замыслы, митраизм мог бы стать официальной религией великой азиатской империи. Возможно, однако, что его поражение от Помпея не было для митраизма ударом, от которого нельзя было оправиться, так как это открыло путь дальнейшему распространению культа посредством беженцев, рабов и заключенных.
В это время митраизм стал заметный для римского взора в другой части Малой Азии-в месте, где родился Павел-как религия киликийских пиратов. Эти стойкие корсары осмеливались оспаривать морское господство у римлян и бесстрашно опустошали самые почитаемые святилища на восточном средиземноморье. Во всем этом они могли считать себя воителями непобедимого бога. С чьей помощью, как они в то верили, они побеждали. Но Помпей энергично подавил воителей Митры (66 г. до н.э.). Однако на родине Павла религия Митры продолжала быть влиятельной, и в Тарсе его почитали еще столетия после того.
Для Митры эти военные неудачи в Малой Азии означали его завоевания Италии и Империи. Согласно Плутарху, когда были побеждены киликийские пираты, Рим впервые узнал о ритуалах Митры. Говоря о пиратах и их религии Плутарх, утверждает: «Тайные обряды Митры, которые существуют и поныне, были установлены ими». Во всякой случае, возможно то, что поражение пиратов привело из Малой Азии в Рим рабов и заключенных, которые были почитателями Митры. Так скромно мистерии персидского бога вошли в главный город Средиземноморья. Успешное завершение войн с Митридатом, несомненно, принесло подобным образом эмиграцию рабов, пленников, торговцев.
Хотя нам практически ничего не известно о митраистской инициации, одно очевидно, что это не было простым действием. Были различные степени инициации, которые допускали инициатов к различным степеням привилегированного положения. Текст Иеронима вместе с различными надписями сохранил количество и названия различных степеней. Их было семь, каждый из них назывался sacramentum, от самого низшего- Ворона (corax) постепенно до высшей степени или Отца (pater). Между ними были степени, известные как Скрытый (cryphius), Воин (miles), Лев (leo), Перс (Perses), и Гонец Солнца (heliodromus). Очевидно, в процессе инициации, жрецы надевали священные маски, соответствующие степени инициации; Жених носил покрывало, перс- шапку, в то время как воин, ворон и лев каждый носили знаки отличия, которые легко можно было вообразить. Такие фигуры в масках повсюду можно увидеть на митраистских барельефах. Христианин четвертого века с насмешкой писал об этих практиках: «Некоторые хлопали крыльями как птицы, подражая крику воронов; другие рычали, как львы; так, что те, которых называют мудрыми, нелепо преображались». Для того чтобы быть понятым адекватно, следует сказать, что эти митраистские преображения должны быть истолкованы как пережиток очень древних религиозных практик. Их происхождение восходит ко времени, когда божество постигалось и изображалось обыкновенно в облике животного. Потом почитатель, чтобы отождествить себя с богом, принимал животное имя и уподоблялся божеству; он надевал шкуру бога-льва и сам назывался львом. Так, Ворон и Лев, маски римского митраизма, были ни чем иным, как пережитком обычая надевать шкуры животных в первобытное время, когда почитатели могли реалистически наделять себя силой бога.
Во время каждой ступни инициации также исполнялись другие особенные обряды. Например, Тертуллиан пишет об обряде коронования, выполняемого во время таинства Воина. На кончике меча кандидату давали венец, «как будто изображая мученичество», пишет Тертуллиан. Но инициаита учили, что нужно отодвинуть его рукой и заявить: «Митра - моя корона!» После того он никогда не носил ни венец, ни венок, даже на пиршествах и военных триумфах, и когда бы ему не предлагали венец, он отвергал его, говоря: «Он принадлежит моему богу». Это принималось как доказательство того, что он воин Митры. Сам Тертуллиан был сыном центуриона. Ему была полностью известна церемония, и он говорил о ней с редким уважением. Так что не был ли его отец как воином Митры так же, как и римским воином?
Тот же самый автор в другом отрывке говорит об обряде наложения печати, который соответственно и создавал часть инициации воина Митры. Также как до того, как допустить к клятве, новобранцам выжигали на коже клеймо, так и инициат в мистерии Митры в знак своего посвящения носил клеймо на лбу. «Таковы знаки Митры на лбах его воинов»,- писал Тертуллиан. Таким образом, торжественный обет инициата как воина Митры неизгладимо был запечатлен в его душе, как печать на его лбу. О церемониях, связанных с другими степенями инициации, нам практически ничего не известно.
В дополнение к обрядам, которые могут быть связаны с особыми таинствами, были некоторые другие обряды, имеющие большое значение, которые не могут быть определенно помещены в митраистский ритуал. Одна из групп таких требований была в природе предварительных строгих мер, направленных на испытание морального духа и физической стойкости кандидатов. Еще в период Авесты такие приготовления были обязательны для культа Митры. Это записано в Михр Яшт:
Спросил Ахура-Мазду
Спитама-Заратуштра:
«Скажи мне, о Ахура,
Как праведный священные
Вкушает возлиянья,
Чтобы почтен был Митра,
Чьи пастбища просторны,
Доволен был, не грозен?»
Сказал Ахура-Мазда:
«Пускай три дня, три ночи
Себя он омывает
И кается, как будто
Понес ударов тридцать,
Для поклоненья Митре,
Чьи пастбища просторны».
Эти древние указания, возможно, и были источником испытания для кандидатов в римском митраизме. Неизвестно ни точное число, ни сущность испытаний, через которые инициатов заставляли пройти, хотя поздние писатели, в особенности христианские отцы, получали удовольствие, детально расписывая их в подробностях приводя их количество. Например, Григорий Назианзин, неопределенно говорил о «мучениях», которые должны были вынести инициаты; его комментатор, Нонн, однако, углубляется в тему, повествуя о «восьми казнях» водой, огнем, морозом, холодом, жаждой, и долгими странствиями, выстроенными по порядку по степени все возрастающей суровости. Согласно другому утверждению инициату на глаза надевали повязку, его руки связывали куриными внутренностями, его заставляли прыгать через ров, наполненный водой, и, наконец, и, наконец, действо заканчивалось, когда перед ним появлялся «освободитель», который разрезал отвратительные пути мечом. Применительно к тому, насколько своеобразные подробности рассматриваются, все эти щедро предоставляемые сведения не следует воспринимать серьезно. Ведь митраистские святилища были так невелики по размеры, и там был так мало предметов, что такие испытания едва ли мог быть чем-то большим, чем просто имитацией. В одном месте своего комментария, несомненно, Нонн не ошибается-испытания в целом были направлены на то, чтобы развить стоическую бесчувственность и взрастить стойкий контроль эмоций.
Среди прочих митраистских испытаний выделялась имитация убийства. Очевидно, что исполнялись инициатом, вероятнее же, на инициате, «псевдоубийство». Историк Лампридий, рассказывая о безумных выходках императора Комода, говорил, что во время митраистских ритуалов «он осквернил обряд, совершив настоящее убийство там, где нечто нужно было совершить, чтобы породить страх». Возможно, что в то время император исполнял обязанности как Отец в одной из низших ступеней инициации, возможно, что как Воин, он совершил жестокое деяние. Несомненно, что изначально симулируемое в митраизме убийство было настоящим-если не человеческим жертвоприношением, то меньшей мере смертельной схваткой. Последнее стало менее опасным испытанием и в итоге только литургической условностью. Все же обвинения в убийстве, которые были выдвинуты против почитателей Митры поздними враждебно настроенными авторами, в той же малой степени заслуживают того, чтобы им поверили, как и аналогичные обвинения, выдвинутые против христиан.
Однако имитация смерти в митраистских мистериях совершенно понятна. Смерть была логичным приготовление к возрождению жизни; посему изображение смерти неофита было тем, что предшествовало переживанию возрождения в крещении в единении таинством, которые следовало за ним в ритуале Митры. Таково точное толкование этой литургической фикции, что недвусмысленно вытекает из отрывка из Тертуллиана. При обсуждении митраистских ритуалов крещения и единения, христианский юрист утверждает: «Там Митра приносит символ воскресения». Это удивительно использование фразы imagoressurrectionisзнаменательно вдвойне. Оно доказывает, что имитация смерти была составной частью митраистского ритуала, и что она предшествовала именно переживанию воскресения.
Позднее, когда Рим начал объединять завоеванные на Востоке территории, открылся путь для установления более тесных отношений между Италией и Анатолией. При Тиберии в империю была включена Каппадокию. Западный Понт добавился при Нероне. Как только были установлены эти официальные административные отношения с теми самыми провинциями, где был популярен митраизм, неизбежно стало, что влияние митраизма в Риме и Италии ощущалось все сильнее и сильнее. С середины третьего века нашей эры эти мистерии стали так высоко цениться римлянами, что сам император был инициирован в них магами, которые с Тиридатами пришли в Рим. Плутарх, который писал позднее, указывал на обряды митраизма как на известное религиозное явление и с одобрением говорил о митраистском образе жизни. Таким образом, митраизм, который в течение эллинистического периода был практически неизвестен за пределами Востока, стал к середине первого века нашей эры знаком Риму и Италии. За столетие до того, как Павел принес благую весть христианства имперскому городу, его земляки из Киликии принесли туда послание Митры; и к тому времени, когда христианский апостол пришел в Рим, религия иранского бога была там уже известна.
Так как Азия в последнем веке до нашей эры выслала своих эмиссаров, который завоевали Рим для Митры, так и в следующем веке Малая Азия выслала своих миссионеров, которые завоевали также множество пограничных провинций империи. В этом случае проповедники были солдатами, набранными в горных провинциях Малой Азии; из Понта, Каппадокии, Коммагена и Малой Армении-и вновь районы, в которых культ Митры был глубоко укоренился. Даже до того, как эти местности были присоединены к империи, пока они были в положении подчиненных царств, Рим стал их использовать как основу для набора рекрутов. Во время парфянский войн при Клавдии и Нероне, многочисленный восточный контингент добавился к римской армии, большей частью как вспомогательный, но также и как легионеры. Предполагалось, что солдаты Третьего Легиона, которые отдавали почести восходящему солнцу в битве при Бетриакуме (69 г.н.э) были почитателя Митры. Уже в первом веке нашей эры началось уникальное движение религиозных проповедей в рядах римской армии, которые имело столь большое значение для позднего распространения персидской религии.
Для митраизма солдаты были наилучшими проповедниками. Сам Митра много веков был богом сражений, и его культ был исключительно мужественным. С другой стороны, солдаты были благочестивы до суеверности. Опасности, которым они постоянно подвергались, заставляли их искать обещания религии, что могла бы гарантировать им безопасность в настоящем и спасение в будущем. Восточные почитатели бога войск Митры, которые нашли эти заверения в его религии, по крайней мере, не были исключительным. Они тепло принимали и инициировали своих сотоварищей в войсках как членов своих культовых братств. Верные товариществу солдатской жизни, эти неофиты сами в свою очередь становились миссионерами Митры; и так росло движение. Введенный в римскую армию еще в первом веке полуварварами-новобранцами из Малой Азии, митраизм как эпидемия распространился по рядам легионов. Потому он стал религией римской армии и основными центрами его влияния стали города, где размещались войска в пограничных провинциях. В примечательных случаях обнаружения святилищ Митры и других военных посвящений в таких северных центрах, как Аквинк и Карнунт, источник может прослеживаться вплоть до солдат, которые в первом веке пришли в Анатолию. В течение последующих двух столетий митраизм распространился до самых дальних границ империи. Митраистские движения распространились с Черного моря до Шотландии, и от берегов Рейна до пустыни Сахары. Видя карту, показывающую распространения митраизма, можно легко поверить высказыванию Ренара: «Если бы христианство в своем росте было остановлено неким моральным недугом, сам мир стал бы митраистким».
Только для одной части империи Митра остался чужеземцем. Это была Греция. В пределах Эллады только одна надпись была найдена в Пире и только один барельеф - в Патре. Для греков с их старыми воспоминаниями о персидских войнах митраизм был слишком восточным, чтобы обратиться к нему. Несмотря на неудачу в Греции, однако, и полностью независимо от позднего успеха, важно помнить, что в первом веке митраизм не только прочно обосновался в Малой Азии, но также начал энергичную миссионерскую деятельность в самом сердце Италии и в рядах римской армии. Итак, суммируя все значимые в греко-римском мире во время, когда христианство только начало развиваться, религиозные течение, должно сказать, что митраизм заслуживает подробного рассмотрения.
III
Поэтому важно исследовать практики этого культа с той целью, чтобы определить, выражали они или нет тот радикальный тип религиозного опыта, который, по сути, характеризовался как новое рождение, так же, как и множество других современных культов, выросших из церемонии инициации. При данном исследовании тот, кто его совершает, будет ограничен в силу недостатка материала, с которым можно работать. Мистерии Митры, как и прочие частные культы, хранились в строжайшем секрете и богослужение, которое для верующих было столь важной частью их религии, оказалось практически полностью утраченным. Редко можно встретить остатки гимна или молитвы, и применительно к характеру ритуала Митры удается найти только разбросанные повсюду ссылки. И большая их часть, однако, находится в полных предубеждение христианских источниках. Однако памятники митраизма сравнительно многочисленны, и из них можно косвенно сделать предположения о ритуале культа. По крайней мере, возможно из руин Mithraeaсоздать общее впечатление о действенности обрядов митраизма.
Святилищами Митры были пещеры в горах или подземные крипты, напоминающие первобытные пещеры, где бог создавал жизнь, убивая космического быка. Эти святилища всегда были невелики, и когда число членов братства превышало соответствующее количество-максимум сто человек-создавали другое Mithraea. Впечатление, которое производилось на неофитов подобными небольшими святилищами, должно было быть чем-то личным и интимным. Это было также местом мистических религиозных переживаний, где верующие могли ощутить себя рядом с божеством. В замкнутом нефе святилища стояли изображения, которым поклонялись: факелоносцы, мистический Кронос с головой льва и «PetrogenesMithra», появляющийся из рождающей его скалы. В центре апсиды стояла группа «TauroctonusMithra», патетическая живописная картина, в то же время - центральная сцена великой драмы спасения. Вокруг на небольших панелях были изображены сцены из жизни Митры, из которых М.Кумон смог воссоздать различные эпизоды, относящиеся к иранскому богу. Потолок был украшен так, чтобы изобразить небеса, и в украшениях повсюду можно было увидеть астрономические символы. Вся крипта была сделана как микрокосм, каждый неофит имел возможность приблизиться к божественному. Таковым было физическое окружение, среди которого кандидат в инициацию принимал участие в таинствах Митры. Хотя эти святилища были невелики, они были надлежащим образом украшены и освещены для того, чтобы сделать обряды инициации в высшей степени впечатляющими.
Оригинал записи и комментарии на LiveInternet.ru
Смерть и новое рождение в митраизме
Перевод главы "Смерть и новое рождение в митраизме" книги Гарольда Р. Виллоби/ Harold R. Willoughby "Языческое возрождение. Изучение инициаций в мистерии в греко-римском мире".Продолжение.
Оригинал:
http://www.sacred-texts.com/cla/pr/pr08.htm
В начале нашей эры владения Митры простирались от Инда на востоке до Черного моря на Севере. В горных странах Малой Азии он очень глубоко укоренился. Одним из величайших приверженцев митраизма того времени был император Митридат (120-63 B.C.), полководец, достойный того, чтобы против него посылали лучших римских воителей. Маги его поддерживали, и М.Кумон предполагает, что если бы он осуществил свои амбициозные замыслы, митраизм мог бы стать официальной религией великой азиатской империи. Возможно, однако, что его поражение от Помпея не было для митраизма ударом, от которого нельзя было оправиться, так как это открыло путь дальнейшему распространению культа посредством беженцев, рабов и заключенных.
В это время митраизм стал заметный для римского взора в другой части Малой Азии-в месте, где родился Павел-как религия киликийских пиратов. Эти стойкие корсары осмеливались оспаривать морское господство у римлян и бесстрашно опустошали самые почитаемые святилища на восточном средиземноморье. Во всем этом они могли считать себя воителями непобедимого бога. С чьей помощью, как они в то верили, они побеждали. Но Помпей энергично подавил воителей Митры (66 г. до н.э.). Однако на родине Павла религия Митры продолжала быть влиятельной, и в Тарсе его почитали еще столетия после того.
Для Митры эти военные неудачи в Малой Азии означали его завоевания Италии и Империи. Согласно Плутарху, когда были побеждены киликийские пираты, Рим впервые узнал о ритуалах Митры. Говоря о пиратах и их религии Плутарх, утверждает: «Тайные обряды Митры, которые существуют и поныне, были установлены ими». Во всякой случае, возможно то, что поражение пиратов привело из Малой Азии в Рим рабов и заключенных, которые были почитателями Митры. Так скромно мистерии персидского бога вошли в главный город Средиземноморья. Успешное завершение войн с Митридатом, несомненно, принесло подобным образом эмиграцию рабов, пленников, торговцев.
Хотя нам практически ничего не известно о митраистской инициации, одно очевидно, что это не было простым действием. Были различные степени инициации, которые допускали инициатов к различным степеням привилегированного положения. Текст Иеронима вместе с различными надписями сохранил количество и названия различных степеней. Их было семь, каждый из них назывался sacramentum, от самого низшего- Ворона (corax) постепенно до высшей степени или Отца (pater). Между ними были степени, известные как Скрытый (cryphius), Воин (miles), Лев (leo), Перс (Perses), и Гонец Солнца (heliodromus). Очевидно, в процессе инициации, жрецы надевали священные маски, соответствующие степени инициации; Жених носил покрывало, перс- шапку, в то время как воин, ворон и лев каждый носили знаки отличия, которые легко можно было вообразить. Такие фигуры в масках повсюду можно увидеть на митраистских барельефах. Христианин четвертого века с насмешкой писал об этих практиках: «Некоторые хлопали крыльями как птицы, подражая крику воронов; другие рычали, как львы; так, что те, которых называют мудрыми, нелепо преображались». Для того чтобы быть понятым адекватно, следует сказать, что эти митраистские преображения должны быть истолкованы как пережиток очень древних религиозных практик. Их происхождение восходит ко времени, когда божество постигалось и изображалось обыкновенно в облике животного. Потом почитатель, чтобы отождествить себя с богом, принимал животное имя и уподоблялся божеству; он надевал шкуру бога-льва и сам назывался львом. Так, Ворон и Лев, маски римского митраизма, были ни чем иным, как пережитком обычая надевать шкуры животных в первобытное время, когда почитатели могли реалистически наделять себя силой бога.
Во время каждой ступни инициации также исполнялись другие особенные обряды. Например, Тертуллиан пишет об обряде коронования, выполняемого во время таинства Воина. На кончике меча кандидату давали венец, «как будто изображая мученичество», пишет Тертуллиан. Но инициаита учили, что нужно отодвинуть его рукой и заявить: «Митра - моя корона!» После того он никогда не носил ни венец, ни венок, даже на пиршествах и военных триумфах, и когда бы ему не предлагали венец, он отвергал его, говоря: «Он принадлежит моему богу». Это принималось как доказательство того, что он воин Митры. Сам Тертуллиан был сыном центуриона. Ему была полностью известна церемония, и он говорил о ней с редким уважением. Так что не был ли его отец как воином Митры так же, как и римским воином?
Тот же самый автор в другом отрывке говорит об обряде наложения печати, который соответственно и создавал часть инициации воина Митры. Также как до того, как допустить к клятве, новобранцам выжигали на коже клеймо, так и инициат в мистерии Митры в знак своего посвящения носил клеймо на лбу. «Таковы знаки Митры на лбах его воинов»,- писал Тертуллиан. Таким образом, торжественный обет инициата как воина Митры неизгладимо был запечатлен в его душе, как печать на его лбу. О церемониях, связанных с другими степенями инициации, нам практически ничего не известно.
В дополнение к обрядам, которые могут быть связаны с особыми таинствами, были некоторые другие обряды, имеющие большое значение, которые не могут быть определенно помещены в митраистский ритуал. Одна из групп таких требований была в природе предварительных строгих мер, направленных на испытание морального духа и физической стойкости кандидатов. Еще в период Авесты такие приготовления были обязательны для культа Митры. Это записано в Михр Яшт:
Спросил Ахура-Мазду
Спитама-Заратуштра:
«Скажи мне, о Ахура,
Как праведный священные
Вкушает возлиянья,
Чтобы почтен был Митра,
Чьи пастбища просторны,
Доволен был, не грозен?»
Сказал Ахура-Мазда:
«Пускай три дня, три ночи
Себя он омывает
И кается, как будто
Понес ударов тридцать,
Для поклоненья Митре,
Чьи пастбища просторны».
Эти древние указания, возможно, и были источником испытания для кандидатов в римском митраизме. Неизвестно ни точное число, ни сущность испытаний, через которые инициатов заставляли пройти, хотя поздние писатели, в особенности христианские отцы, получали удовольствие, детально расписывая их в подробностях приводя их количество. Например, Григорий Назианзин, неопределенно говорил о «мучениях», которые должны были вынести инициаты; его комментатор, Нонн, однако, углубляется в тему, повествуя о «восьми казнях» водой, огнем, морозом, холодом, жаждой, и долгими странствиями, выстроенными по порядку по степени все возрастающей суровости. Согласно другому утверждению инициату на глаза надевали повязку, его руки связывали куриными внутренностями, его заставляли прыгать через ров, наполненный водой, и, наконец, и, наконец, действо заканчивалось, когда перед ним появлялся «освободитель», который разрезал отвратительные пути мечом. Применительно к тому, насколько своеобразные подробности рассматриваются, все эти щедро предоставляемые сведения не следует воспринимать серьезно. Ведь митраистские святилища были так невелики по размеры, и там был так мало предметов, что такие испытания едва ли мог быть чем-то большим, чем просто имитацией. В одном месте своего комментария, несомненно, Нонн не ошибается-испытания в целом были направлены на то, чтобы развить стоическую бесчувственность и взрастить стойкий контроль эмоций.
Среди прочих митраистских испытаний выделялась имитация убийства. Очевидно, что исполнялись инициатом, вероятнее же, на инициате, «псевдоубийство». Историк Лампридий, рассказывая о безумных выходках императора Комода, говорил, что во время митраистских ритуалов «он осквернил обряд, совершив настоящее убийство там, где нечто нужно было совершить, чтобы породить страх». Возможно, что в то время император исполнял обязанности как Отец в одной из низших ступеней инициации, возможно, что как Воин, он совершил жестокое деяние. Несомненно, что изначально симулируемое в митраизме убийство было настоящим-если не человеческим жертвоприношением, то меньшей мере смертельной схваткой. Последнее стало менее опасным испытанием и в итоге только литургической условностью. Все же обвинения в убийстве, которые были выдвинуты против почитателей Митры поздними враждебно настроенными авторами, в той же малой степени заслуживают того, чтобы им поверили, как и аналогичные обвинения, выдвинутые против христиан.
Однако имитация смерти в митраистских мистериях совершенно понятна. Смерть была логичным приготовление к возрождению жизни; посему изображение смерти неофита было тем, что предшествовало переживанию возрождения в крещении в единении таинством, которые следовало за ним в ритуале Митры. Таково точное толкование этой литургической фикции, что недвусмысленно вытекает из отрывка из Тертуллиана. При обсуждении митраистских ритуалов крещения и единения, христианский юрист утверждает: «Там Митра приносит символ воскресения». Это удивительно использование фразы imagoressurrectionisзнаменательно вдвойне. Оно доказывает, что имитация смерти была составной частью митраистского ритуала, и что она предшествовала именно переживанию воскресения.
Позднее, когда Рим начал объединять завоеванные на Востоке территории, открылся путь для установления более тесных отношений между Италией и Анатолией. При Тиберии в империю была включена Каппадокию. Западный Понт добавился при Нероне. Как только были установлены эти официальные административные отношения с теми самыми провинциями, где был популярен митраизм, неизбежно стало, что влияние митраизма в Риме и Италии ощущалось все сильнее и сильнее. С середины третьего века нашей эры эти мистерии стали так высоко цениться римлянами, что сам император был инициирован в них магами, которые с Тиридатами пришли в Рим. Плутарх, который писал позднее, указывал на обряды митраизма как на известное религиозное явление и с одобрением говорил о митраистском образе жизни. Таким образом, митраизм, который в течение эллинистического периода был практически неизвестен за пределами Востока, стал к середине первого века нашей эры знаком Риму и Италии. За столетие до того, как Павел принес благую весть христианства имперскому городу, его земляки из Киликии принесли туда послание Митры; и к тому времени, когда христианский апостол пришел в Рим, религия иранского бога была там уже известна.
Так как Азия в последнем веке до нашей эры выслала своих эмиссаров, который завоевали Рим для Митры, так и в следующем веке Малая Азия выслала своих миссионеров, которые завоевали также множество пограничных провинций империи. В этом случае проповедники были солдатами, набранными в горных провинциях Малой Азии; из Понта, Каппадокии, Коммагена и Малой Армении-и вновь районы, в которых культ Митры был глубоко укоренился. Даже до того, как эти местности были присоединены к империи, пока они были в положении подчиненных царств, Рим стал их использовать как основу для набора рекрутов. Во время парфянский войн при Клавдии и Нероне, многочисленный восточный контингент добавился к римской армии, большей частью как вспомогательный, но также и как легионеры. Предполагалось, что солдаты Третьего Легиона, которые отдавали почести восходящему солнцу в битве при Бетриакуме (69 г.н.э) были почитателя Митры. Уже в первом веке нашей эры началось уникальное движение религиозных проповедей в рядах римской армии, которые имело столь большое значение для позднего распространения персидской религии.
Для митраизма солдаты были наилучшими проповедниками. Сам Митра много веков был богом сражений, и его культ был исключительно мужественным. С другой стороны, солдаты были благочестивы до суеверности. Опасности, которым они постоянно подвергались, заставляли их искать обещания религии, что могла бы гарантировать им безопасность в настоящем и спасение в будущем. Восточные почитатели бога войск Митры, которые нашли эти заверения в его религии, по крайней мере, не были исключительным. Они тепло принимали и инициировали своих сотоварищей в войсках как членов своих культовых братств. Верные товариществу солдатской жизни, эти неофиты сами в свою очередь становились миссионерами Митры; и так росло движение. Введенный в римскую армию еще в первом веке полуварварами-новобранцами из Малой Азии, митраизм как эпидемия распространился по рядам легионов. Потому он стал религией римской армии и основными центрами его влияния стали города, где размещались войска в пограничных провинциях. В примечательных случаях обнаружения святилищ Митры и других военных посвящений в таких северных центрах, как Аквинк и Карнунт, источник может прослеживаться вплоть до солдат, которые в первом веке пришли в Анатолию. В течение последующих двух столетий митраизм распространился до самых дальних границ империи. Митраистские движения распространились с Черного моря до Шотландии, и от берегов Рейна до пустыни Сахары. Видя карту, показывающую распространения митраизма, можно легко поверить высказыванию Ренара: «Если бы христианство в своем росте было остановлено неким моральным недугом, сам мир стал бы митраистким».
Только для одной части империи Митра остался чужеземцем. Это была Греция. В пределах Эллады только одна надпись была найдена в Пире и только один барельеф - в Патре. Для греков с их старыми воспоминаниями о персидских войнах митраизм был слишком восточным, чтобы обратиться к нему. Несмотря на неудачу в Греции, однако, и полностью независимо от позднего успеха, важно помнить, что в первом веке митраизм не только прочно обосновался в Малой Азии, но также начал энергичную миссионерскую деятельность в самом сердце Италии и в рядах римской армии. Итак, суммируя все значимые в греко-римском мире во время, когда христианство только начало развиваться, религиозные течение, должно сказать, что митраизм заслуживает подробного рассмотрения.
III
Поэтому важно исследовать практики этого культа с той целью, чтобы определить, выражали они или нет тот радикальный тип религиозного опыта, который, по сути, характеризовался как новое рождение, так же, как и множество других современных культов, выросших из церемонии инициации. При данном исследовании тот, кто его совершает, будет ограничен в силу недостатка материала, с которым можно работать. Мистерии Митры, как и прочие частные культы, хранились в строжайшем секрете и богослужение, которое для верующих было столь важной частью их религии, оказалось практически полностью утраченным. Редко можно встретить остатки гимна или молитвы, и применительно к характеру ритуала Митры удается найти только разбросанные повсюду ссылки. И большая их часть, однако, находится в полных предубеждение христианских источниках. Однако памятники митраизма сравнительно многочисленны, и из них можно косвенно сделать предположения о ритуале культа. По крайней мере, возможно из руин Mithraeaсоздать общее впечатление о действенности обрядов митраизма.
Святилищами Митры были пещеры в горах или подземные крипты, напоминающие первобытные пещеры, где бог создавал жизнь, убивая космического быка. Эти святилища всегда были невелики, и когда число членов братства превышало соответствующее количество-максимум сто человек-создавали другое Mithraea. Впечатление, которое производилось на неофитов подобными небольшими святилищами, должно было быть чем-то личным и интимным. Это было также местом мистических религиозных переживаний, где верующие могли ощутить себя рядом с божеством. В замкнутом нефе святилища стояли изображения, которым поклонялись: факелоносцы, мистический Кронос с головой льва и «PetrogenesMithra», появляющийся из рождающей его скалы. В центре апсиды стояла группа «TauroctonusMithra», патетическая живописная картина, в то же время - центральная сцена великой драмы спасения. Вокруг на небольших панелях были изображены сцены из жизни Митры, из которых М.Кумон смог воссоздать различные эпизоды, относящиеся к иранскому богу. Потолок был украшен так, чтобы изобразить небеса, и в украшениях повсюду можно было увидеть астрономические символы. Вся крипта была сделана как микрокосм, каждый неофит имел возможность приблизиться к божественному. Таковым было физическое окружение, среди которого кандидат в инициацию принимал участие в таинствах Митры. Хотя эти святилища были невелики, они были надлежащим образом украшены и освещены для того, чтобы сделать обряды инициации в высшей степени впечатляющими.
Оригинал записи и комментарии на LiveInternet.ru