***
Режим генерала Аугусто Пиночета Угарте постановил, что земли, захваченные у их истинных владельцев-латифундистов в ходе аграрной реформы Альенде, должны быть возвращены [4]. Военное правительство, проводя аграрную контрреформу и возвращая земли тем владельцам, у которых они были экспроприированы, ввело новые законы и коренным образом изменило ситуацию с туземцами. Пиночет сослался на проблему мапуче в своем четвертом президентском послании от 12 сентября 1978 года: «Этим утром я также хочу анонсировать в ближайшем будущем закон о туземной собственности, который, уважая культурные ценности мапуче, сделает возможным, чтобы желающие могли по собственному выбору свободно вступить в право собственности, и заменит нынешнюю систему собственности общин». Только прекратилась борьба с левыми экстремистами, как 12 декабря 1978 года, в ответ на запланированный Пиночетом декрет, была создана первая организация индейцев - Centros Culturales Mapuches, связанная с католической церковью. Позже она сменила название на Asociación Gremial de Pequeños Agricultores y Artesanos Mapuche - Ad-Mapu, став со временем влиятельной. Лидеры мапуче, подвергшихся жестким репрессиям сразу после прихода военных к власти из-за связей своего радикального сектора с «красной» политикой аграрной реформы, проводившейся во время правления Альенде, должны были реорганизоваться. Деполитизация страны позволила им создать этот союз мелких фермеров и ремесленников, который принялся возрождать индейские этнические идентичности, ценности и общественные ритуалы. Новое название ассоциации имело жизненно важное значение для её создателей, потому что на языке индейцев означало «С землей» или «Часть земли», то есть ведущий принцип жизни для народа мапуче, который объединяет живые и неживые вещи, представляя собой баланс между людьми и миром, насыщенным иерофанией. Когда старейшины объясняли, что такое Ad-Mapu, они говорили, что был весь жизненный процесс, от рождения до смерти; он включал баланс и взаимообмен во всех разновидностях отношений - между людьми, между людьми и природой, с животными, птицами и водой - даже способ, которым хоронят человека. Ad-Mapu была полным циклом жизни человека в связи с землей. Для тех, кто говорил на мапудунгун и хорошо его понимал, Ad-Mapu было очень вдохновляющим названием. Индейцы наконец-то получили возможность иметь свою собственное культурно-просветительское объединение. В мае 1979 года правительство сделало действующими декреты 2568 и 2750, которые имели целью «однозначно интегрировать мапуче с чилийством с правами и обязанностями, одинаковыми с остальной страной», и изменили собственность туземных резерваций (comunidades) на частную [5]. Эти декреты осуществили наложение неолиберальных принципов на minifundios - мелкие землевладения мапуче, которое должно положить конец дискриминации коренных народов. Механизм должен был покончить с «собственностью из милосердия» (titulos de merced), а именно под таким названием индейские земли пребывали с XIX века, сделав всю собственность мапуче частной, разделив и открыв ее для покупки и продажи, которые мог совершить каждый чилиец. С «туземных земель» снимался их особый статус, а дележ общинных землевладений на паи происходил, если хотя бы один член общины к этому стремился. Было разделено более 1600 общин. Военный режим справедливо рассматривал их как препятствие на пути экономического развития и отражение культурной отсталости, которая исчезнет, когда индейцы станут частными собственниками и теснее интегрируются в городскую жизнь. Данный шаг сделал возможным основание современных латифундий на том, что осталось от резерваций мапуче. Закон выделил на их землях территорию для земледельческих ферм и разрешил размещение на них корпораций. Индейцы теперь не отделялись от чилийского общества, но тесно связывали свою судьбу с подъемом и падением жизни всего народа. Это был весьма правильный подход. Индивидуальная частная собственность, согласно идеологии режима, должна была не только повысить экономическую производительность, но и стимулировать глубинные изменения в нравах и ценностях. Согласно «Declaración de Principios», по которой чилийскость означала гомогенную западную культуру, мапуче должны были привыкнуть к налогообложению, свободному рынку, применению современной сельскохозяйственной техники, до сих пор чужой индейским фермерам, научиться взаимодействовать с чиновничьей системой и законодательством, получить образование и выработать ментальность, более благоприятную для индивидуального предпринимательства [6].
Конечно же, это был нелегкий и временами мучительный процесс, и относиться к этому процессу можно по-разному. Априори заданным отношением можно считать модный мультикультуралистский тезис об ассимиляции и притеснении. Вообще, креольская логика взаимодействия с коренным населением всегда в той или иной степени естественно опиралась и на репрессивные меры в случае противостояния, и на ассимилятивную интеграцию в случае мирного сосуществования. Как уже было сказано, с точки зрения государства это снимает многие проблемы и опасность любой дестабилизации. Приверженцы мультикультурализма настойчиво твердят об утрате аутентичности, разрушении традиционного уклада, упадке культуры, и т.д. Однако является ли более милосердным и гуманным оставлять коренные этносы на низких ступенях развития и обрекать на прозябание во имя некой расплывчато понимаемой «аутентичности»? Не странно ли со стороны приверженцев «прогресса» умиляться формами нищенского существования? И культура, и аутентичность, и традиция относятся к сфере духовного, трансцендентного. И, таким образом, если у этноса сохраняется внутренний стержень, то и в условиях приобщения к достижениям цивилизации и восприятия общих для данного государства ценностей обеднение и исчезновение традиционной культуры не является неизбежностью.
Ситуация требовала от правительства внести изменения в отсталое мировоззрение мапуче, отвергавшее многие христианские и западных ценности, типичные для чилийского национализма [7]. «Культурная маргинальность» стала официальным фокусом с 1976 года, когда хунта анонсировала уменьшение маргинальности как одну из двух основных ориентаций в образовательной политике. Культурное происхождение было приравнено к культурной маргинальности в трех специфических случаях: аймара, пасхийцы и мапуче. Их надо было включить в западную культуру, от которой они отклонились. Согласно новому декрету, исчезало не только разделение земель, но и самих жителей страны на коренных и некоренных, хотя на защиту первых в зонах мапуче встала церковь. Хунта понимала мапуче как «детей Бога». Политики, по признанию директора Бюро взрослого образования (Jefatura de Educación de Adultos) Эктора Дуарте, достигли согласия, показавшего значительное понимание туземцев и уважение к их человеческому состоянию, что было поддержано Католической церковью и позднейшими протестантскими вмешательствами. Режим Пиночета начал в 1984-1985 годах кампанию по ликвидации неграмотности среди взрослых мапуче и реализовал ряд во многом успешных программ, которые предусматривали подготовку двуязычных учителей и приобщение мапуче к испаноязычной культуре. Помощь этой кампании предоставили антропологи из университета в Вальдивии, которые были экспертами по культуре мапуче и приложили усилия к интеграции образования мапуче в западный образовательный процесс [8].
В первой половине восьмидесятых Ad-Mapu становилась все более влиятельной, после того как в 1981 году её лидеры организовали nguillatún за пределами Темуко, на котором присутствовало несколько тысяч человек [9]. Между 1973 и 1986 годами права собственности на сельскохозяйственную или городскую землю были предоставлены 143 628 семьям, превратив 1453795 гектаров сельскохозяйственных угодий и 32746464 квадратных метра урбанизированной земли в частную собственность. Многими из тех, кто получил от этого выгоду, стали индейцы мапуче, к которым так долго относились пренебрежительно. Они охотно принимали документы на право частного владения землей, надеясь на субсидии, которые дали бы возможность улучшить жилищные условия и более надежно вести хозяйство. Неизбежно это породило некоторые крики, что такая политика подрывает индейскую культуру, разъединяя их, однако, как отмечают исследователи, ничто, как можно видеть, не является всегда совершенным [10].
В апреле 1987 года папа Иоанн Павел II совершил визит в Чили, который стал своеобразной поддержкой страны, оказавшейся в нелегких международных условиях [11]. Позже либеральные публицисты будут обвинять понтифика в отстраненности от политических проблем и угодливости по отношению к военному режиму [12]. Путешествуя с холодного влажного юга на пустынный север, папа повидал и благословил рыбаков в Пуэрто Монтте, рабочих в Консепсьоне, респектабельных наследников традиционного Чили в колониальном, шахтерском и землевладельческом городке Ла Серена, заключенных в Антофагасте. Он посетил и Темуко, где нашел время обратиться с речью к большой толпе и встретиться с крестьянами и представителями народа мапуче. В своем обращении Папа Римский сказал: «Я знаю, что (...) в жизни любимого народа мапуче есть много трудностей и проблем. Вы часто были объектом неправосудия и исключений. Но давайте не будем позволять нам самим быть искушенными теми, кто предлагает заманчивые и иллюзорные решения наших проблем - такие, как ненависть и насилие, или необоснованное отбрасывание сельской местности и ваших собственных ценностей, часто чтобы обнаружить себя в даже более ненадежной и тяжелой жизни» [13].
***
Военный режим, как с удивлением констатируют исследователи, часто пытался придать индейцам отвагу и жизнерадостность [14]. Пиночет не признавал понятие «национальные меньшинства», которое продвигали левые ученые [15], что в определенной мере отвечает взгляду испанских фалангистов на баскскую проблему.
К тому же, в чилийской националистической доктрине мапуче-арауканское прошлое составляло часть национального наследия, фактор в процессе расового смешения, создавшего чилийскую нацию. Эта нация, как уже говорилось, была сформирована западными христианскими культурными ценностями. Историк Франсиско Энсина писал, что «среди испано-американских рас чилийская самая сильная и именно у неё более величественное будущее, даже говоря об экономике», раз уж Чили повезло с её расовым «первоначальным материалом». Энсина развил находившийся до этого в эмбриональном состоянии националистический дискурс, доказывая, что чилийские успехи во внешних войнах показали, что «чилийский первоначальный материал… несомненно выше испанского». Он придавал положительное значение баскской иммиграции. Окончательное военное поражение мапуче в 1880-х позволило Энсине возвеличить смешанную расовую породу чилийцев и её «арауканскую» суть в терминах экономического и военного потенциала развития Чили по сравнению с её соседями. Как и другие националистически настроенные интеллектуалы, Энсина прославлял чилийское mestizaje - расовое смешение иберийцев с коренными американцами - и вклад героического воина-«араукана» в национальную идентичность.
Считалось, что мапуче традиционно были наиболее воинственным народом, который, согласно одному из главных чилийских националистических интеллектуалов, врачу Николасу Паласиосу, смешался с другой воинственной расой - готами, то есть северными испанцами, чтобы создать воинственную нацию Чили, которая в XIX веке испытала свою силу во многих победоносных войнах. Его трактат «Raza chilena», посвященный история и социология чилийского этноса, незамедлительно стал бестселлером, который влиял на политику и культуру Чили на протяжении многих десятилетий и до сих пор переиздается. Опираясь на дарвинистские концепции различия видов, расологические идеи, циркулирующие в Европе и героический образ араукана, увековеченный в поэме Эрсильи-и-Суньиги «La Araucana», Паласиос тщательно прослеживает происхождение и эволюцию смешанного населения Чили. Уроженец провинции Кольчагуа был критиком как революционных идей, так и привилегий аристократов, и разработал политическую идеологию, основывающуюся на идее, что чилийцы обладают особым генетическим наследием. Классовый конфликт и олигархи, как заявлял Паласиос, подвергают опасности «расу».
Попытка Энсины определить место расовой основы для чилийской национальной идентичности и националистической политики развития отозвалась в антилиберальном и национал-патриотическом сочинении Паласиоса. Идея, согласно которой чилийская нация изначально была смешанной и которая отстаивалась в трактате, имела важные следствия для политики. К примеру, правительство, как уже говорилось, поддерживала иммиграцию из-за рубежа как способ заселить «необжитые» земли на юге Чили, за рекой Био-Био, что создавало конфликт с обитавшим там коренным населением. Оно оправдывало передачу земель выходцам из Европы тем, что те якобы предпочтительнее в расовом отношении. Эти усилия олигархов выглядели как попытка заменить свой собственный народ. Cвоеобразные античилийские настроения в среде элиты, подрывавшие национальную идентичность и сплоченность, поддерживались и тем, что аристократии было по нраву только всё иностранное, начиная с культуры и идей и заканчивая происхождением. В противовес такой политике и был написан трактат, в основу которого легли многочисленные статьи, опубликованные в прессе Икике и направленные на защиту простонародья и индейцев. Разгневанный предпочтением, которое отдавалось европейцам, а не чилийцам среднего и нижнего класса, надеющимся стать мелкими землевладельцами, Паласиос выстроил сложную полемику из здравой ксенофобии, нативизма, расовой теории и биологического детерминизма. Чилийцы - как коренные жители, так и метисы, а не родившиеся за границей, по его мнению, являлись законными наследниками южного пограничья. Во введении к своей объемистой книге Паласиос клеймит чилийских чиновников за «передачу земель нации семьям расы, чуждой нашей собственной». Он доказывал, что чилийский средний класс заслуживает тех прав на владение землей и возможностей трудоустройства, которые предоставляются европейским иммигрантам.
Паласиос имел намерение доказать, что чилийская расовая смесь проявляет характеристики, которые выше, чем у любого из «чистых» европейских народов или у других смесей в Латинской Америке. Он утверждал, что чилийцы в расовом отношении более совершенны, нежели испанцы, и выдвигал идею стремящейся к единству чилийской расы: «У Чили есть особая раса, отличающаяся от всех других в мире…» Обратившись, как и Энсина, к социал-дарвинистским идеям, выдвинутым Гербертом Спенсером, он определял эту смешанную по происхождению «чилийскую расу» - одинаково превосходящую как европейскую, так и другие латиноамериканские расы, - как порождение «визиготских конкистадоров» и благородных «арауканских индейцев». По мнению публициста, верховенство чилийской расы возникло вследствие того, что она является смесью этих двух очень похожих расовых типов, создавших идеальную комбинацию. Чилийцы на самом деле потомки не чистых испанцев, а особой группы испаноязычного населения, чьи корни берут начало в северно-центральной Европе до мавританского завоевания Иберии в VIII веке, подтверждал он. Испанский конкистадор, согласно заявлениям Паласиоса, происходил от «тех воинственных светловолосых варваров-победителей… - готов, прототипа тевтонской, германской или нордической расы», которые переселились в Испанию задолго до колонизации Нового света. Таким образом, чилийцы являются больше германцами, нежели латинянами - отличие, которое поднимает чилийцев на одну ступень выше на расовой лесенке над другими латиноамериканцами. Действительно, Паласиос высчитывает, что только 10 процентов (самое большее) завоевателей и ранних поселенцев были латинского происхождения. Он приходит к этому выводу после длительного рассмотрения портретов и сохранившихся описаний этих европейцев. В середине XIX века, продолжает объяснять Паласиос, приток латинской крови (включая баскскую) имел мало или вовсе никакого влияния на в большой степени германское смешанное население, насчитывавшее пятьсот тысяч. Но хотя Паласиос ссылался на идеализацию Спенсером патриархального совершенства германской расы и доказывал, что «в жилах настоящего чилийца нет латинской крови», он придавал крайне важное значение мапуче.
Арауканский индеец рассматривался им как очень похожий на конкистадора своей воинственностью, будучи «схожим умом и сердцем». Однако самой важной схожестью были гендерные отношения внутри этих рас: «Фактически и готы, и арауканы, такие разные в своих физических особенностях, обладали той самой ясностью и неизменностью характерных атрибутов того, что понимают как патриархальную или мужскую психологию..». Также на становление чилийского национального характера повлияли честность, целомудрие, преданность и скромность женщин мапуче. Доктор Паласиос утверждал, что именно благородная и героическая кровь индейцев дала чилийской расе её своеобразие и возвышенность. Он доказывал, что мужественные и властные визиготы смешались с арауканами, дабы создать идеальную комбинацию. Этой удачной смеси, из которой условия колониальной жизни отобрали наиболее крепких и приспособленных, Паласиос приписывал «живое чувство расы» среди чилийцев и тот факт, «что все мы думаем одинаково по всем важнейшим вопросам». Он использовал статистику преступлений и сообщения средств массовой информации, чтобы показать, что чилийские метисы даже менее склонны к насилию, чем эмигранты из Европы. Они мужественные, воинственные, неподкупные, крепкие и открыты новым идеям. В отличие от Энсины, Паласиос придал своему реакционному национализму несколько популистский тон восхвалением чилийских roto, сельских и городских тружеников и шахтеров, как представителей крепкой и мужественной чилийской породы. Как и другие националистически настроенные интеллектуалы на рубеже века, он пускался в ожесточенные нападки на европейских иммигрантов, которые, как он доказывал, забирают работу у чилийских трудящихся. Паласиос также ополчился на зарубежные компании за то, что те заключают договоры с иностранными техниками и платят им зарплаты выше, чем своим чилийским служащим. Его идеи, предвосхитившие мысли более известного латиноамериканского философа, мексиканца Хосе Васконселоса, были популярны в консервативных и либеральных партийных кругах, а также в повседневных дискуссиях на расологические темы.
Антилиберальный национализм Паласиоса и Энсины был взят на вооружение другими интеллектуалами, пытавшимися обосновать политическую и экономическую независимость Чили. Писатель и журналист Эулохио Гутиэррес доказывал, сравнивая англосаксов и чилийцев, что последние «не только составляют этническую данность, но и расу, в соответствии с тем, что авторитетно продемонстрировал доктор дон Николас Паласиос», и что обе расы сильны по своим физическим и моральным качествам. Как и другие чилийские авторы, Гутиэррес проводил различие между расизмом и расовым разделением в североамериканском обществе - и безрасовым смешанным Чили: «В Чили не разделения рас. Тут мы все равны, тут нет ни блондинов голубой крови, ни черных с толстой нижней губой или африканским пигментом… señores directores Чили суть как мы, американцы европейского происхождения, и поэтому не обязаны классифицировать чилийца как «черного» или «hombre negro», в отличие от янки, белых людей Соединенных Штатов». Таким образом, критикуя североамериканский расизм и употребление термина «черный» в отношении чилийцев, Гутиэррес опирался на расовую теорию, чтобы определить чилийцев как расу, равную англо-саксам, благодаря отсутствию в ней африканцев и азиатов. Он восхищался тем, что «в нашей чилийской расе у нас нет черного африканца с насмешкой и лиловыми толстыми губами». Одновременно с отвержением какого-либо расового расслоения или разделения в Чили он превозносил туземный вклад в смешанную расовую породу Чили: «Мы имеем честь до сих пор обладать остатками древних мапуче… древнего Арауко». Гутиэррес отстаивал чилийский расовый статус, настоятельно указывая на его смешанную природу и ценность вклада покоренных (и предположительно исчезнувших) племен мапуче в чилийскую кровь и отвергая «дегенеративное» присутствие африканцев и азиатов среди чилийского населения. Теории, которые рассматривали расовое смешение в Чили как положительный результат, основывались на вере в особую природу арауканских индейцев. Героический образ араукан, которые сопротивлялись испанской колонизации, часто проявлялся в песнях и изобразительном искусстве. Современные же туземные общины, особенно мапуче, рассматривались как деградирующие версии их храбрых предков, что было, судя по всему, не так уж далеко от истины. Положительный образ индейцев далекого прошлого несколько контрастировал с образом провинции как варварских поселений. Эти идеи повлияли на военную элиту, которая пришла к власти 11 сентября 1973 году [16], определив её уважительное и даже трепетное отношение к индейским ценностям.