Dead actors society
Владислав Галкин с грустью вспоминал одну из своих первых ролей - роль Алеши Сидорова. Там он еще мальчик, не то, что сейчас - здоровенный рослый мужлан сорока лет, но уже мертвый.
Волна впечатлений от встречи с Херувимом еще не отхлынула. За плитой суетилась изящная и улыбчивая Анна Самохина, которая к негодованию Влада обесцветила себе волосы.
- Я тебе говорю, Аня, все блондинки, каких я знал - шлюхи, - устало говорил Влад, упершись пустым взглядом в стол.
Анна заулыбалась еще откровеннее после услышанного и поставила перед Галкиным тарелку с пельменями. Горячий ароматный пар от полной тарелки пельменей окутал лицо Влада.
- Возможно, что тебе просто попадались некачественные блондинки? - хихикнув сказала Анна и поцеловала Галкина в потный висок, после чего эротично слизнула оставшийся на губах пот Галкина.
В проходе появился Владимир Турчинский. Как всегда серьезный и грустный. По крайней мере, в последнее недели его видели только таким. Первое время после попадания в рай Владимир не брезговал гидропоникой, как бы стараясь измерить степени реальности своего пребывания на небесах земными методами расширения сознания. Но в последнее время он был абсолютным трезвенником. Много думал, и, казалось, был совершенно лишен эмоций, отсутствие которых приправлялось едва заметной грустью. До этого же, в первое время пребывания в раю, иногда по вечерам, накурившись чего-нибудь изысканного, он любил пофилософствовать, сидя в плетеном кресле-качалке на веранде и раскидываться всякими философскими бреднями - это всех забавляло. Закутавшись в шерстяной плед он наблюдал за тем, как мимо проносятся миллиарды электронов. «Не может быть! Это партизаны! Они пришли из леса!» - кричал он, артистично вытаращивая глаза и придавая своему виду пущей экспрессии выразительной жестикуляцией. Позже Гайдару приходило СМС с подобным текстом:
«karma partyzanen prishli iz lesa
arestuite politsaya».
Теперь тот Турчинский ничем не походил на нынешнего - серьезного и всегда задумчивого. Он на секунду задержался в проходе, который отделял кухонную и одновременно столовую комнату от длинного коридора, соединявшего комнаты всех жителей разных профессий, мировоззрений и наций. Едва заметно улыбнувшись, не столько мимикой, сколько только лишь взглядом, он подошел к столу, пройдя мимо Анны, которую будто бы и не заметил, и, повернув стул спинкой к столу, ловким движением оседлал его, сложив руки на верхушке спинки и положив на них голову.
- Пойду посмотрю, чем там занимается Вячеслав в саду. Что-то его не слышно, - пролепетала Анна Самохина и легкими шагами удалилась из кухни.
Владислав дул на горячие пельмени, ковыряясь в них вилкой, и бросал изредка ожидающие взгляды на Турчинского, который смотрел куда-то через стену, у которой стоял стол.
С такого Владимира Турчинского в эту секунду можно было бы написать картину, которую нужно называть «Полное погружение», и она стала бы шедевром как портрет только лишь потому, что рисовалась с Владимира Турчинского.
Галкин немного отодвинулся на своем стуле от стола и опустил руку за пояс в штаны. Турчинский, заметив это движение, немного напрягся, и взгляд его стал слегка взволнованным, но Галкин достал из штанов заранее припасенную бутылку водки.
- Курва отбирает, - с хитрой ухмылкой произнес Владислав, кивая головой в ту сторону, куда только что прошла Анна.
- Да бросил бы ты это, - не отрывая пустого взгляда от стола поучительно и мрачновато заговорил Турчинский. - Скажи, вот раз ты даже здесь продолжаешь хлестать эту дрянь, то какой же смысл популяризировать такую мысль, что алкоголизм - болезнь физического тела, а не привычка души? Его можно было бы назвать патологической привычкой, но не болезнью. Даже если вдаваться в нюансы психиатрических исследований сути алкоголизма, можно понять, что даже если это и привычка - то это осознанный выбор. Как можно говорить о патологии в таких случаях, если человек сам выбирает? Но этот выбор якобы не желателен. Тогда приходится говорить, что за него выбирает кто-то другой, но это же бред. Мол, за человека выбор делает болезнь. И ведь находятся придурки, которые начинают верить в это и будут пытаться вылечиться. А знаешь почему? А потому что осознание болезни оправдывает их. Всегда не любил таких подонков. Вообще, сам подумай, болезнями можно назвать все. Абсолютно все. А потом предложить лечиться. И то, что ты сейчас присосался к бутылке здесь не при чем, это лишь подало толчок моей мысли. Ведь если подумать, то лечиться можно ото всего с особой выгодой для врача.
Владислав прожевал пельмень, которым закусил довольно значительную дозу водки, влитую в себя из горла бутылки с надписью «Кристалл» на этикетке и хриплым голосом сказал:
- А знаешь почему так? Это все махинации фармакологических компаний…
- Именно. Очень метафорично. В данном случае в качестве врача можно представить кого угодно. Подвох везде.
- Да не грузись ты так. Сейчас это нас уже в меньшей степени волновать должно, вроде бы.
- Заметь, в последнее время о мирских в разной степени глобальных проблемах я стал все реже задумываться. Интересно, что будет спустя еще некоторое время? Чем больше мы находимся в раю, тем меньше смысла думать о приземленном и недалеком. Говорят, что со временем здесь все ближе приближаются к истине, и что это вовсе не рай. В смысле, что вполне себе даже и рай по христианским воззрениям на него, но есть что-то большее, точно такой же рай, но твое субъективное состояние в нем становится иным. По земным привычкам мы задумываемся о мелочах, потом это отпадает, и голову посещают думы о более глобальных проблемах, затем состояние мыслительного процесса напоминает больше трансовое или медитативное. Затем полный катарсис. А кто знает, что потом? Может быть - утроенный катарсис. И ведь самое парадоксальное, что то же самое можно было бы провернуть с собой и на земле, собственно. Не умирая. И это было бы в разы интереснее. Но, увы, на земле нет условий что бы задуматься об этом. Вечность секунды была не так ясна. Откуда нам было знать, что данный миг, который мы живем и в который мы живем себя - есть вся временная плоскость? Он не может быть ни чем другим ведь он всегда - точка отсчета! Ведь это обыкновенная математика! Ведь это школьный курс! Как мы могли…
Когда Владимир закончил речь и провел рукой по волосам, Галкин оформил еще один внушительный залп из горла. Зачатки опьянения уже отражались на его лице, он разом отправил в рот два пельменя и принялся тщательно их пережевывать, косовато с ожиданием поглядывая на Турчинского. Тот какое-то время молчал, бросая взгляд то на Галкина, то на стену, словно раздумывая над тем, какую тему стоит затронуть вновь.
- Знаешь, а ведь ключевой момент проживания своей собственной жизни - проживание жизни…
Турчинский вновь замолк. Казалось, что лишь некоторые его мысли находят отражение в речи и вся его речь формулируется спонтанно.
- Знаешь, Влад, я хотел бы разговаривать на языке навахо. Мне пока еще сложно ощущать себя привязанным к своей сраной родине.
- Но это не патриотично, - сказал Галкин глядя на Турчинского исподлобья и икнул.
- Однажды я сделал татуировку на ягодице одной шлюхи в виде рунической надписи «Я ненавижу Россию», когда она спала. Ну ты понял, не Россия спала, а шлюха. Хотя кто из них кто стоило бы разобраться, - говорил не глядя на Галкина Владимир. - Это случилось в тот момент, когда я понял, что ненависти без любви не бывает. Это не такое тонкое наблюдение, каким оно может тебе показаться, Влад. Тебе, возможно, это будет неприятно слышать, но патриотизм - самый действенный способ сделать из себя раба. Ситуация с глобализацией это подтверждает. Наиболее развитые цивилизации с более-менее устоявшейся и достойной культурой уже давно отбросили от себя эти дешевые принципы своеобразного культурологического язычества. Быть патриотом в современной России это то же самое, что пить мочу, и говорить что она ароматна и вкусна только потому, что ты привык ее пить и она - твоя собственная. Ты слышал, что Элтон Джон сказал, что Иисус был пидорасом?
Галкин какое-то время молчал, будто пытаясь переключить свое внимание с одной темы на другую и отрицательно покачал головой.
- Уверен, он сделал такое заявление от большой любви к нему, - говорил Турчинский. - Интересно, если бы он знал всю правду, он стал бы еще и копрофагом?
Владимир задумался, после продолжил:
- У меня был один знакомый гей в студенческие годы. У нас с ним ничего не было, ты не подумай. Его родственников-мусульман коробил тот факт, что в их приличной семье растет педрила. Они решили отправить его на какое-то время в Эфиопию с ограниченными финансовыми средствами. Там ему была представлена квартира в полуразрушенном войной освободительного фронта Оромо доме. Не знаю, на что рассчитывали его безумные родственники. Наверное, полагали, что резкая смена обстановки уютной и по тем временам более чем просто комфортной московской хрущевки на голые бетонные осыпающиеся стены с ползающими по полу змеями поставит парня на истинный путь. Но ему не удалось социализироваться, после он изнасиловал какого-то мальчика. Его облили бензином и подожгли, устроив вокруг его горящего агонизирующего тела ритуальные пляски. Типа, диско. Единственный, кто пытался его потушить и спасти - изнасилованный мальчик. Но он тоже загорелся, его начали тушить ударами палок и случайно проломили голову. На факультете потом смерть Жени, гея этого, в шутку называли оромотерапией.
Содержимое литровой бутылки водки значительно уменьшилось. Взгляд Галкина стал еще более мутным.
- Так им, пидорам, и надо, - как будто подавившись собственной икотой еле внятно произнес Галкин.
Казалось, что его сейчас вырвет в почти опустевшую тарелку с пельменями. Но кратковременный приступ тошноты отошел, и Владислав стукнул кулаком по столу для придания большей жесткости своему заявлению.
- Я провел параллели между гомосексуалистами и социально активными патриотами. А может быть и не патриотами, а просто любым членом общества, бывшего на земле нашим окружением. Знаешь что между ними общего? А общее между ними то, что и те и другие в становлении себя как личности проходят через парафилические фазы развития. Если твоей мутной голове знакомо это слово.
Турчинский с ухмылкой глянул на совсем опьяневшего Галкина.
- Ты, конечно, можешь сказать, что я развожу софистику и играю определениями, и что это не логично. Но что, в таком случае, логично? - продолжал Турчинский, и после паузы кинул в пустоту, - Интересно, что бы на это сказал Дигнага?
Галкин вновь икнул и через долю секунды лужа рвоты окатила часть стола и тарелку с одним единственным пельменем. Турчинский с отвращением осмотрел содержимое рвоты - совсем не успевшие перевариться пельмени и сгустившаяся из-за желудочного сока, принявшая желтоватую окраску водка. После Турчинский презрительно отвернулся. Ему был противен запах выблеванного Галкиным спирта, смешанного с фаршем пельменей.
Около минуты прошло в тишине. Галкин аккуратно достал пальцами из кусочков уже поглощенных до этого пельменей один оставшийся и начал лениво жевать его.
- Кто знает, - вновь заговорил Турчинский. - Быть может, где-то глубоко в порах наших тел есть точно такой же рай? Где точно на такой же планете, как Земля, когда-то жили Владислав Галкин и Владимир Турчинский, Анна Самохина и Вячеслав Тихонов? Знаешь, ведь бесконечность Вселенной подтверждает и бесконечность всех возможных вариантов развития событий. Например, где-то глубоко в ядрах наших клеток есть целые миры, такие, как наш, при этом являющиеся частью нашего. Если бы ты был трезв, я бы спросил у тебя, как ты относишься к фрактальной космологической теории. На самом деле это очень интересно. Мы не можем вообразить себе размах бесконечности, сам подумай. Но это не говорит, что в нашей вселенной, или какой-то другой, нет точно таких же как мы, это не говорит о том, что во вселенной нет абсолютного небытия, такого, которого мы себе не можем и представить в силу скудности человеческого ума. Есть все. Нет ничего. Это тоже логично. Меня подводит лишь сомнение. Знание всегда подразумевает сомнение, когда ты говоришь о таких вещах. Всегда начинает казаться, что быть именно так а не иначе не может, потому что ты это предположил самостоятельно, при помощи своих собственных мыслительных функций и это могло бы быть слишком просто. Значит, представить даже бесконечность нереально, а понять это - реально? Странно. Когда я думаю об этом, у меня становится щекотно где-то под шеей, а иногда и под ребрами. То есть, говоря коротко, ты отдаешь отчет тому, что ты понимаешь то, что понимаешь - а это всегда сомнительно.
Турчинский на секунду замолчал, поводя рукой по щетинистому подбородку, затем продолжил:
- Ведь в утверждении «Есть все, и нет ничего» нет противоречия. Жаль, что мы ограничены речью, я бы тебе объяснил более понятно. «Есть нет - все ничего» - бессвязно, но суть та же самая. Даже в буквах свой микрокосм…
Лицо Владимира стало довольным.
- Я не совсем понимаю тебя, Володь, - заплетающимся языком с трудом выговорил осоловевший Галкин, скользящий локтями по столу в луже собственной рвоты.
Голова Влада была похожа на маятник, он никак не мог сконцентрировать взгляд на Владимире, счастливыми очами смотревшим на него.
- Видишь ли, Влад. Мой мощный и испытанный богатым жизненным опытом интеллект одновременно оперирует массой переменных. Тебе будет трудно, особенно сейчас, уловить все контекстные отсылки между выше изложенными фактами. Но ты просто верь мне. Мой сын.
Галкин продолжал скользить локтями по рвоте в попытке подпереть падающую в тарелку голову руками. Когда ему это кое-как удалось, правый локоть предательски поехал и Влад, очевидно, больно ударился подбородком о край стола. Турчинский поднялся со стула, поставил его рядом с Галкиным и подсев рядом обнял левой рукой Влада.
- Я - это я, - сказал он, глядя куда-то в сторону. - Пусть там где я был до этого меня запомнят таким и будут думать то, что думают сейчас. Выдающийся силач? Многократный рекордсмен? Может быть. Я только рад. Но знаешь, я хотел быть как Ницше. Не из желания подражать, нет. Я хотел не столько быть как Ницше, сколько чувствовать как он. Я мечтал о том, что бы толпы остроумных простаков после моей смерти рисовали сперму на моем подбородке, а толпы других простаков требовали за это судебных разбирательств. Мне это удалось.
Если бы за помещением, в котором находилась кухня был невидимый наблюдатель, то он заметил бы, что свет на кухне с того момента прогорел еще не долго. Владимир уложил Владислава спать. С утра Анна Самохина обнаружит, что Владислав вновь не сдержался, и впредь будет следить за ним пристальнее. Скоро наступит относительно новый день. И все пойдет только по относительной нарастающей…
Волна впечатлений от встречи с Херувимом еще не отхлынула. За плитой суетилась изящная и улыбчивая Анна Самохина, которая к негодованию Влада обесцветила себе волосы.
- Я тебе говорю, Аня, все блондинки, каких я знал - шлюхи, - устало говорил Влад, упершись пустым взглядом в стол.
Анна заулыбалась еще откровеннее после услышанного и поставила перед Галкиным тарелку с пельменями. Горячий ароматный пар от полной тарелки пельменей окутал лицо Влада.
- Возможно, что тебе просто попадались некачественные блондинки? - хихикнув сказала Анна и поцеловала Галкина в потный висок, после чего эротично слизнула оставшийся на губах пот Галкина.
В проходе появился Владимир Турчинский. Как всегда серьезный и грустный. По крайней мере, в последнее недели его видели только таким. Первое время после попадания в рай Владимир не брезговал гидропоникой, как бы стараясь измерить степени реальности своего пребывания на небесах земными методами расширения сознания. Но в последнее время он был абсолютным трезвенником. Много думал, и, казалось, был совершенно лишен эмоций, отсутствие которых приправлялось едва заметной грустью. До этого же, в первое время пребывания в раю, иногда по вечерам, накурившись чего-нибудь изысканного, он любил пофилософствовать, сидя в плетеном кресле-качалке на веранде и раскидываться всякими философскими бреднями - это всех забавляло. Закутавшись в шерстяной плед он наблюдал за тем, как мимо проносятся миллиарды электронов. «Не может быть! Это партизаны! Они пришли из леса!» - кричал он, артистично вытаращивая глаза и придавая своему виду пущей экспрессии выразительной жестикуляцией. Позже Гайдару приходило СМС с подобным текстом:
«karma partyzanen prishli iz lesa
arestuite politsaya».
Теперь тот Турчинский ничем не походил на нынешнего - серьезного и всегда задумчивого. Он на секунду задержался в проходе, который отделял кухонную и одновременно столовую комнату от длинного коридора, соединявшего комнаты всех жителей разных профессий, мировоззрений и наций. Едва заметно улыбнувшись, не столько мимикой, сколько только лишь взглядом, он подошел к столу, пройдя мимо Анны, которую будто бы и не заметил, и, повернув стул спинкой к столу, ловким движением оседлал его, сложив руки на верхушке спинки и положив на них голову.
- Пойду посмотрю, чем там занимается Вячеслав в саду. Что-то его не слышно, - пролепетала Анна Самохина и легкими шагами удалилась из кухни.
Владислав дул на горячие пельмени, ковыряясь в них вилкой, и бросал изредка ожидающие взгляды на Турчинского, который смотрел куда-то через стену, у которой стоял стол.
С такого Владимира Турчинского в эту секунду можно было бы написать картину, которую нужно называть «Полное погружение», и она стала бы шедевром как портрет только лишь потому, что рисовалась с Владимира Турчинского.
Галкин немного отодвинулся на своем стуле от стола и опустил руку за пояс в штаны. Турчинский, заметив это движение, немного напрягся, и взгляд его стал слегка взволнованным, но Галкин достал из штанов заранее припасенную бутылку водки.
- Курва отбирает, - с хитрой ухмылкой произнес Владислав, кивая головой в ту сторону, куда только что прошла Анна.
- Да бросил бы ты это, - не отрывая пустого взгляда от стола поучительно и мрачновато заговорил Турчинский. - Скажи, вот раз ты даже здесь продолжаешь хлестать эту дрянь, то какой же смысл популяризировать такую мысль, что алкоголизм - болезнь физического тела, а не привычка души? Его можно было бы назвать патологической привычкой, но не болезнью. Даже если вдаваться в нюансы психиатрических исследований сути алкоголизма, можно понять, что даже если это и привычка - то это осознанный выбор. Как можно говорить о патологии в таких случаях, если человек сам выбирает? Но этот выбор якобы не желателен. Тогда приходится говорить, что за него выбирает кто-то другой, но это же бред. Мол, за человека выбор делает болезнь. И ведь находятся придурки, которые начинают верить в это и будут пытаться вылечиться. А знаешь почему? А потому что осознание болезни оправдывает их. Всегда не любил таких подонков. Вообще, сам подумай, болезнями можно назвать все. Абсолютно все. А потом предложить лечиться. И то, что ты сейчас присосался к бутылке здесь не при чем, это лишь подало толчок моей мысли. Ведь если подумать, то лечиться можно ото всего с особой выгодой для врача.
Владислав прожевал пельмень, которым закусил довольно значительную дозу водки, влитую в себя из горла бутылки с надписью «Кристалл» на этикетке и хриплым голосом сказал:
- А знаешь почему так? Это все махинации фармакологических компаний…
- Именно. Очень метафорично. В данном случае в качестве врача можно представить кого угодно. Подвох везде.
- Да не грузись ты так. Сейчас это нас уже в меньшей степени волновать должно, вроде бы.
- Заметь, в последнее время о мирских в разной степени глобальных проблемах я стал все реже задумываться. Интересно, что будет спустя еще некоторое время? Чем больше мы находимся в раю, тем меньше смысла думать о приземленном и недалеком. Говорят, что со временем здесь все ближе приближаются к истине, и что это вовсе не рай. В смысле, что вполне себе даже и рай по христианским воззрениям на него, но есть что-то большее, точно такой же рай, но твое субъективное состояние в нем становится иным. По земным привычкам мы задумываемся о мелочах, потом это отпадает, и голову посещают думы о более глобальных проблемах, затем состояние мыслительного процесса напоминает больше трансовое или медитативное. Затем полный катарсис. А кто знает, что потом? Может быть - утроенный катарсис. И ведь самое парадоксальное, что то же самое можно было бы провернуть с собой и на земле, собственно. Не умирая. И это было бы в разы интереснее. Но, увы, на земле нет условий что бы задуматься об этом. Вечность секунды была не так ясна. Откуда нам было знать, что данный миг, который мы живем и в который мы живем себя - есть вся временная плоскость? Он не может быть ни чем другим ведь он всегда - точка отсчета! Ведь это обыкновенная математика! Ведь это школьный курс! Как мы могли…
Когда Владимир закончил речь и провел рукой по волосам, Галкин оформил еще один внушительный залп из горла. Зачатки опьянения уже отражались на его лице, он разом отправил в рот два пельменя и принялся тщательно их пережевывать, косовато с ожиданием поглядывая на Турчинского. Тот какое-то время молчал, бросая взгляд то на Галкина, то на стену, словно раздумывая над тем, какую тему стоит затронуть вновь.
- Знаешь, а ведь ключевой момент проживания своей собственной жизни - проживание жизни…
Турчинский вновь замолк. Казалось, что лишь некоторые его мысли находят отражение в речи и вся его речь формулируется спонтанно.
- Знаешь, Влад, я хотел бы разговаривать на языке навахо. Мне пока еще сложно ощущать себя привязанным к своей сраной родине.
- Но это не патриотично, - сказал Галкин глядя на Турчинского исподлобья и икнул.
- Однажды я сделал татуировку на ягодице одной шлюхи в виде рунической надписи «Я ненавижу Россию», когда она спала. Ну ты понял, не Россия спала, а шлюха. Хотя кто из них кто стоило бы разобраться, - говорил не глядя на Галкина Владимир. - Это случилось в тот момент, когда я понял, что ненависти без любви не бывает. Это не такое тонкое наблюдение, каким оно может тебе показаться, Влад. Тебе, возможно, это будет неприятно слышать, но патриотизм - самый действенный способ сделать из себя раба. Ситуация с глобализацией это подтверждает. Наиболее развитые цивилизации с более-менее устоявшейся и достойной культурой уже давно отбросили от себя эти дешевые принципы своеобразного культурологического язычества. Быть патриотом в современной России это то же самое, что пить мочу, и говорить что она ароматна и вкусна только потому, что ты привык ее пить и она - твоя собственная. Ты слышал, что Элтон Джон сказал, что Иисус был пидорасом?
Галкин какое-то время молчал, будто пытаясь переключить свое внимание с одной темы на другую и отрицательно покачал головой.
- Уверен, он сделал такое заявление от большой любви к нему, - говорил Турчинский. - Интересно, если бы он знал всю правду, он стал бы еще и копрофагом?
Владимир задумался, после продолжил:
- У меня был один знакомый гей в студенческие годы. У нас с ним ничего не было, ты не подумай. Его родственников-мусульман коробил тот факт, что в их приличной семье растет педрила. Они решили отправить его на какое-то время в Эфиопию с ограниченными финансовыми средствами. Там ему была представлена квартира в полуразрушенном войной освободительного фронта Оромо доме. Не знаю, на что рассчитывали его безумные родственники. Наверное, полагали, что резкая смена обстановки уютной и по тем временам более чем просто комфортной московской хрущевки на голые бетонные осыпающиеся стены с ползающими по полу змеями поставит парня на истинный путь. Но ему не удалось социализироваться, после он изнасиловал какого-то мальчика. Его облили бензином и подожгли, устроив вокруг его горящего агонизирующего тела ритуальные пляски. Типа, диско. Единственный, кто пытался его потушить и спасти - изнасилованный мальчик. Но он тоже загорелся, его начали тушить ударами палок и случайно проломили голову. На факультете потом смерть Жени, гея этого, в шутку называли оромотерапией.
Содержимое литровой бутылки водки значительно уменьшилось. Взгляд Галкина стал еще более мутным.
- Так им, пидорам, и надо, - как будто подавившись собственной икотой еле внятно произнес Галкин.
Казалось, что его сейчас вырвет в почти опустевшую тарелку с пельменями. Но кратковременный приступ тошноты отошел, и Владислав стукнул кулаком по столу для придания большей жесткости своему заявлению.
- Я провел параллели между гомосексуалистами и социально активными патриотами. А может быть и не патриотами, а просто любым членом общества, бывшего на земле нашим окружением. Знаешь что между ними общего? А общее между ними то, что и те и другие в становлении себя как личности проходят через парафилические фазы развития. Если твоей мутной голове знакомо это слово.
Турчинский с ухмылкой глянул на совсем опьяневшего Галкина.
- Ты, конечно, можешь сказать, что я развожу софистику и играю определениями, и что это не логично. Но что, в таком случае, логично? - продолжал Турчинский, и после паузы кинул в пустоту, - Интересно, что бы на это сказал Дигнага?
Галкин вновь икнул и через долю секунды лужа рвоты окатила часть стола и тарелку с одним единственным пельменем. Турчинский с отвращением осмотрел содержимое рвоты - совсем не успевшие перевариться пельмени и сгустившаяся из-за желудочного сока, принявшая желтоватую окраску водка. После Турчинский презрительно отвернулся. Ему был противен запах выблеванного Галкиным спирта, смешанного с фаршем пельменей.
Около минуты прошло в тишине. Галкин аккуратно достал пальцами из кусочков уже поглощенных до этого пельменей один оставшийся и начал лениво жевать его.
- Кто знает, - вновь заговорил Турчинский. - Быть может, где-то глубоко в порах наших тел есть точно такой же рай? Где точно на такой же планете, как Земля, когда-то жили Владислав Галкин и Владимир Турчинский, Анна Самохина и Вячеслав Тихонов? Знаешь, ведь бесконечность Вселенной подтверждает и бесконечность всех возможных вариантов развития событий. Например, где-то глубоко в ядрах наших клеток есть целые миры, такие, как наш, при этом являющиеся частью нашего. Если бы ты был трезв, я бы спросил у тебя, как ты относишься к фрактальной космологической теории. На самом деле это очень интересно. Мы не можем вообразить себе размах бесконечности, сам подумай. Но это не говорит, что в нашей вселенной, или какой-то другой, нет точно таких же как мы, это не говорит о том, что во вселенной нет абсолютного небытия, такого, которого мы себе не можем и представить в силу скудности человеческого ума. Есть все. Нет ничего. Это тоже логично. Меня подводит лишь сомнение. Знание всегда подразумевает сомнение, когда ты говоришь о таких вещах. Всегда начинает казаться, что быть именно так а не иначе не может, потому что ты это предположил самостоятельно, при помощи своих собственных мыслительных функций и это могло бы быть слишком просто. Значит, представить даже бесконечность нереально, а понять это - реально? Странно. Когда я думаю об этом, у меня становится щекотно где-то под шеей, а иногда и под ребрами. То есть, говоря коротко, ты отдаешь отчет тому, что ты понимаешь то, что понимаешь - а это всегда сомнительно.
Турчинский на секунду замолчал, поводя рукой по щетинистому подбородку, затем продолжил:
- Ведь в утверждении «Есть все, и нет ничего» нет противоречия. Жаль, что мы ограничены речью, я бы тебе объяснил более понятно. «Есть нет - все ничего» - бессвязно, но суть та же самая. Даже в буквах свой микрокосм…
Лицо Владимира стало довольным.
- Я не совсем понимаю тебя, Володь, - заплетающимся языком с трудом выговорил осоловевший Галкин, скользящий локтями по столу в луже собственной рвоты.
Голова Влада была похожа на маятник, он никак не мог сконцентрировать взгляд на Владимире, счастливыми очами смотревшим на него.
- Видишь ли, Влад. Мой мощный и испытанный богатым жизненным опытом интеллект одновременно оперирует массой переменных. Тебе будет трудно, особенно сейчас, уловить все контекстные отсылки между выше изложенными фактами. Но ты просто верь мне. Мой сын.
Галкин продолжал скользить локтями по рвоте в попытке подпереть падающую в тарелку голову руками. Когда ему это кое-как удалось, правый локоть предательски поехал и Влад, очевидно, больно ударился подбородком о край стола. Турчинский поднялся со стула, поставил его рядом с Галкиным и подсев рядом обнял левой рукой Влада.
- Я - это я, - сказал он, глядя куда-то в сторону. - Пусть там где я был до этого меня запомнят таким и будут думать то, что думают сейчас. Выдающийся силач? Многократный рекордсмен? Может быть. Я только рад. Но знаешь, я хотел быть как Ницше. Не из желания подражать, нет. Я хотел не столько быть как Ницше, сколько чувствовать как он. Я мечтал о том, что бы толпы остроумных простаков после моей смерти рисовали сперму на моем подбородке, а толпы других простаков требовали за это судебных разбирательств. Мне это удалось.
Если бы за помещением, в котором находилась кухня был невидимый наблюдатель, то он заметил бы, что свет на кухне с того момента прогорел еще не долго. Владимир уложил Владислава спать. С утра Анна Самохина обнаружит, что Владислав вновь не сдержался, и впредь будет следить за ним пристальнее. Скоро наступит относительно новый день. И все пойдет только по относительной нарастающей…