Вера Полозкова о русской литературе
https://philologist.livejournal.com/11004612.html
Почитал я также стихи Веры Полозковой - энергичные, женские, найдут своих читательниц. Частично уже нашли. Будут ещё. Другое дело, что я не любитель женской поэзии - много эмоций, мало мыслей. Это мой личный вкус, другие мыслят иначе, и это хорошо. Чисто автоматически отмечаю, что Полозкова это вам не Витухновская, это психически нормальная поэтесса и все её дергания тоже в норме. Ощущение, что некоторая гармонизация нервов в детстве и забота родителей могла бы сделать из неё отличную кикбоксершу или участницу боев без правил. В клетке она бы смотрелась хорошо, хотя и без клетки ныне пока неплохо смотрится. Желающие могут сами найти её стихи на сайте стихи.ру и понять мои рассуждения.
Интервью у неё тоже на уровне хорошей, женской поэзии - много эмоций, нормальные реакции, проблемы с глубиной мысли. Приведу отрывки из интервью.
Я думаю, что в русской литературе счастливым быть невозможно в принципе... Здесь такая общецеховая установка, что любого, громко заявившего о себе каким бы то ни было образом, будут топтать и уничтожать от шести до десяти первых лет его карьеры.
Мне был двадцать один. И никто не разошелся, была куча народу. И с этого момента все и началось. Вот тут меня возненавидели по-настоящему. Прям по-настоящему, потому что в Булгаковском доме 50 человек считались аншлагом, и если книжки издавались в Проекте О.Г.И. пятисот каким-нибудь тиражом и распродавались хотя бы года за два, это считалось большим успехом. Тираж моих книжек приближается к 150 тысячам экземпляров, поэтому я никогда не буду своей ни в каком литературном кругу. Я всегда буду врагом номер один, все будут отплевываться и называть попсой.
Есть такой сорт комплиментов, мне кажется, которые хуже, чем оскорбления. Мне даже люди, которые знали меня по многу лет, говорили, что мы бы даже не стали все это слушать и смотреть, если бы ты не выходила в своих платьях, в этих кудрях и все это не читала.
Меня убивает несгибаемость этой системы, что любое объединение, сообщество устроены так, что своих оно покрывает и выгораживает в любых самых некрасивых и нравственных, и внутренних ситуациях. И в случае плохих текстов, и в случае провалов, и в случае всего, что угодно. Нам с Оксаной повезло, потому что в нашей жизни случалась жесть похлеще, чем критика дядек. А ведь есть люди, которых это сломало навсегда, которые на втором или на третьем курсе Литинститута просто вышли в окно, потому что это невозможно терпеть.
Помимо феминистского дискурса это еще и общечеловеческая история про какую-то загнивающую душу, когда тебе 40 и тебе хочется, чтобы распад, который происходит с твоей душой, касался всего мира, и все вместе с тобой потихоньку распадалось, никто новый никогда тебя не замещал, не приходил и не тревожил твой взгляд ничем, что отличается от того, как ты себе это представляешь.
Я так рада, что я выжила и оказалась сама по себе везде. Я не хожу ни на какие литературные мероприятия, прения, дискуссии, whatever, последние лет семь, потому что я не в тусовке. Я не в тусовке, и уже тусовка это поняла и перестала меня звать. Мне не присылают списки для голосований, я не обсуждаю, кто особенный бездарь в этом году.
У меня совершенно отдельная литературная ситуация. Я езжу по своим городам, по своим площадкам, издаю книжки как сектанты, знаете, делают, миллионными тиражами, но только для своих. На ярмарках они не появляются, Non/fiction меня не приглашает, на Красноярской ярмарке я не появляюсь. Я на книжной ярмарке на Красной площади, где только ленивая бабушка из детских авторов не читает свои стихи под Спасской башней, хожу честно с детьми покупать им книжки как частное лицо, потому что никому в голову не приходит меня туда позвать что-нибудь поговорить. И это огромное счастье. Не нужно лицемерно улыбаться людям, которых ты не выносишь, не нужно с кем-то договариваться, не нужно пытаться встроиться, не нужно обсуждать до мероприятия, что можно говорить, а что нельзя. Не нужно этого всего делать, и это победа. Но эта победа дается ценой очень больших унижений, вот все, что я могу про это сказать".
Ох уж эта победа ценой больших унижений. Как раз про унижения она молчок. Непонятно, как и к кому подлизывалась, чтобы книжки попали в магазин, как сама издавала, как боролась за право иметь гонорар. Наконец, непонятно, кто её подкармливает, одевает и обувает. Большая часть женского творчества держится за счет работы мужчин, которых большинство поэтесс в силу высокомерия считают недостаточно креативными в отличии от них. Нет, у мужчин в сто раз больше шансов хлебнуть нищеты, если они займутся творчеством всерьез.
В целом нужно понимать - писатель пишет для читателей, а не для писателей. Идея литературных сайтов очень проста и вредна - вон, читайте друг друга, но не больше. Заодно хотят бабло получить за публикации в журналах, которые никто читать не будет. Мне как-то модератор откровенно сделал втык - тебя не читают писатели, у тебя сплошняком отметки - неизвестный читатель. Полозкова про это не говорит, а зря. Людям надо знать реальные проблемы. Тем более, поэты и писатели для творчества вынуждены входить не в совсем объективное настроение, переживать из-за мелочей, резко и выпукло ощущать каждое своё слово, короче, перенапрягаться и дергаться. У меня было просто - пока пишешь, мания ущербности, страх, что хорошо не получится, после завершения стиха или рассказа нервный срыв в виде ощущения удовольствия и самодовольства, затем спад, впечатление иное, гармонизация перед новым замыслом. Потом в нормальном состоянии удивлялся - что предполагал как удачное оказалось лучше чем то, что предполагал как неудачное, а целом могу предположить, что мне потом понравится перечитывать некоторые вещи, хотя, конечно, не всё. Можно при этом объективно оценивать окружающих с их заскоками, но философски оценивать невозможно, слишком много личных и не для творчества явно лишних переживаний.
Тусовка это всегда зло, всегда способ для бездарей похлопать по плечу в стиле "мы пахали". Хорошо, когда в тусовке несколько человек окажутся полезны своими взглядами и мыслями, но большая часть тусовки всё равно будет помехой. От одного читателя, редактора или писателя можно получить в сто раз больше, чем от тусовки. Но тусовка это именно то, что нам навязывается. Тут нужен особый дар - умение вылезать за счет тусовки. Увы, умение писать стихи только мешает пребыванию в тусовке поэтов. Тут тоже нужен философский подход - хороши пишут единицы, их на большую тусовку не хватит. Вдобавок, сделано всё, чтобы эти единицы грызлись между собой и с посредственностями, а не с издателями за бабло.
Всё написанное, конечно, не для Полозковой. Поэтесса всегда концентрируется на главном - я страдала, страданула, с горя в кадку сиганула. При этом женщина может подняться до великого, женского творчества как у Цветаевой - мой милый, что тебе я сделала? Может стонать в постели ещё! Недавно с удивлением узнал, что это постельное ещё по сути калька с известного стиха 50-ых на английском положенного на музыку - more, more, more! Ах, как это слово стало через 40 лет стало популярно у женщин в РФ в 90-ые. Перенимаем, пусть с задержкой, мировые достижения. Ладно, пусть Полозкова страдает и ненавидит, иначе способность к творчеству потеряет.
О сути наездов я ещё лет двадцать назад думал. Для написания хороших вещей нужна обостренность чувств и открытость. Бьют, чтобы лишить человека открытости, а через это способности к творчеству. Озлобленность иногда защищает открытость миру. Моё пожелание Полозковой немножко глубже, чем многим кажется.
Почитал я также стихи Веры Полозковой - энергичные, женские, найдут своих читательниц. Частично уже нашли. Будут ещё. Другое дело, что я не любитель женской поэзии - много эмоций, мало мыслей. Это мой личный вкус, другие мыслят иначе, и это хорошо. Чисто автоматически отмечаю, что Полозкова это вам не Витухновская, это психически нормальная поэтесса и все её дергания тоже в норме. Ощущение, что некоторая гармонизация нервов в детстве и забота родителей могла бы сделать из неё отличную кикбоксершу или участницу боев без правил. В клетке она бы смотрелась хорошо, хотя и без клетки ныне пока неплохо смотрится. Желающие могут сами найти её стихи на сайте стихи.ру и понять мои рассуждения.
Интервью у неё тоже на уровне хорошей, женской поэзии - много эмоций, нормальные реакции, проблемы с глубиной мысли. Приведу отрывки из интервью.
Я думаю, что в русской литературе счастливым быть невозможно в принципе... Здесь такая общецеховая установка, что любого, громко заявившего о себе каким бы то ни было образом, будут топтать и уничтожать от шести до десяти первых лет его карьеры.
Мне был двадцать один. И никто не разошелся, была куча народу. И с этого момента все и началось. Вот тут меня возненавидели по-настоящему. Прям по-настоящему, потому что в Булгаковском доме 50 человек считались аншлагом, и если книжки издавались в Проекте О.Г.И. пятисот каким-нибудь тиражом и распродавались хотя бы года за два, это считалось большим успехом. Тираж моих книжек приближается к 150 тысячам экземпляров, поэтому я никогда не буду своей ни в каком литературном кругу. Я всегда буду врагом номер один, все будут отплевываться и называть попсой.
Есть такой сорт комплиментов, мне кажется, которые хуже, чем оскорбления. Мне даже люди, которые знали меня по многу лет, говорили, что мы бы даже не стали все это слушать и смотреть, если бы ты не выходила в своих платьях, в этих кудрях и все это не читала.
Меня убивает несгибаемость этой системы, что любое объединение, сообщество устроены так, что своих оно покрывает и выгораживает в любых самых некрасивых и нравственных, и внутренних ситуациях. И в случае плохих текстов, и в случае провалов, и в случае всего, что угодно. Нам с Оксаной повезло, потому что в нашей жизни случалась жесть похлеще, чем критика дядек. А ведь есть люди, которых это сломало навсегда, которые на втором или на третьем курсе Литинститута просто вышли в окно, потому что это невозможно терпеть.
Помимо феминистского дискурса это еще и общечеловеческая история про какую-то загнивающую душу, когда тебе 40 и тебе хочется, чтобы распад, который происходит с твоей душой, касался всего мира, и все вместе с тобой потихоньку распадалось, никто новый никогда тебя не замещал, не приходил и не тревожил твой взгляд ничем, что отличается от того, как ты себе это представляешь.
Я так рада, что я выжила и оказалась сама по себе везде. Я не хожу ни на какие литературные мероприятия, прения, дискуссии, whatever, последние лет семь, потому что я не в тусовке. Я не в тусовке, и уже тусовка это поняла и перестала меня звать. Мне не присылают списки для голосований, я не обсуждаю, кто особенный бездарь в этом году.
У меня совершенно отдельная литературная ситуация. Я езжу по своим городам, по своим площадкам, издаю книжки как сектанты, знаете, делают, миллионными тиражами, но только для своих. На ярмарках они не появляются, Non/fiction меня не приглашает, на Красноярской ярмарке я не появляюсь. Я на книжной ярмарке на Красной площади, где только ленивая бабушка из детских авторов не читает свои стихи под Спасской башней, хожу честно с детьми покупать им книжки как частное лицо, потому что никому в голову не приходит меня туда позвать что-нибудь поговорить. И это огромное счастье. Не нужно лицемерно улыбаться людям, которых ты не выносишь, не нужно с кем-то договариваться, не нужно пытаться встроиться, не нужно обсуждать до мероприятия, что можно говорить, а что нельзя. Не нужно этого всего делать, и это победа. Но эта победа дается ценой очень больших унижений, вот все, что я могу про это сказать".
Ох уж эта победа ценой больших унижений. Как раз про унижения она молчок. Непонятно, как и к кому подлизывалась, чтобы книжки попали в магазин, как сама издавала, как боролась за право иметь гонорар. Наконец, непонятно, кто её подкармливает, одевает и обувает. Большая часть женского творчества держится за счет работы мужчин, которых большинство поэтесс в силу высокомерия считают недостаточно креативными в отличии от них. Нет, у мужчин в сто раз больше шансов хлебнуть нищеты, если они займутся творчеством всерьез.
В целом нужно понимать - писатель пишет для читателей, а не для писателей. Идея литературных сайтов очень проста и вредна - вон, читайте друг друга, но не больше. Заодно хотят бабло получить за публикации в журналах, которые никто читать не будет. Мне как-то модератор откровенно сделал втык - тебя не читают писатели, у тебя сплошняком отметки - неизвестный читатель. Полозкова про это не говорит, а зря. Людям надо знать реальные проблемы. Тем более, поэты и писатели для творчества вынуждены входить не в совсем объективное настроение, переживать из-за мелочей, резко и выпукло ощущать каждое своё слово, короче, перенапрягаться и дергаться. У меня было просто - пока пишешь, мания ущербности, страх, что хорошо не получится, после завершения стиха или рассказа нервный срыв в виде ощущения удовольствия и самодовольства, затем спад, впечатление иное, гармонизация перед новым замыслом. Потом в нормальном состоянии удивлялся - что предполагал как удачное оказалось лучше чем то, что предполагал как неудачное, а целом могу предположить, что мне потом понравится перечитывать некоторые вещи, хотя, конечно, не всё. Можно при этом объективно оценивать окружающих с их заскоками, но философски оценивать невозможно, слишком много личных и не для творчества явно лишних переживаний.
Тусовка это всегда зло, всегда способ для бездарей похлопать по плечу в стиле "мы пахали". Хорошо, когда в тусовке несколько человек окажутся полезны своими взглядами и мыслями, но большая часть тусовки всё равно будет помехой. От одного читателя, редактора или писателя можно получить в сто раз больше, чем от тусовки. Но тусовка это именно то, что нам навязывается. Тут нужен особый дар - умение вылезать за счет тусовки. Увы, умение писать стихи только мешает пребыванию в тусовке поэтов. Тут тоже нужен философский подход - хороши пишут единицы, их на большую тусовку не хватит. Вдобавок, сделано всё, чтобы эти единицы грызлись между собой и с посредственностями, а не с издателями за бабло.
Всё написанное, конечно, не для Полозковой. Поэтесса всегда концентрируется на главном - я страдала, страданула, с горя в кадку сиганула. При этом женщина может подняться до великого, женского творчества как у Цветаевой - мой милый, что тебе я сделала? Может стонать в постели ещё! Недавно с удивлением узнал, что это постельное ещё по сути калька с известного стиха 50-ых на английском положенного на музыку - more, more, more! Ах, как это слово стало через 40 лет стало популярно у женщин в РФ в 90-ые. Перенимаем, пусть с задержкой, мировые достижения. Ладно, пусть Полозкова страдает и ненавидит, иначе способность к творчеству потеряет.
О сути наездов я ещё лет двадцать назад думал. Для написания хороших вещей нужна обостренность чувств и открытость. Бьют, чтобы лишить человека открытости, а через это способности к творчеству. Озлобленность иногда защищает открытость миру. Моё пожелание Полозковой немножко глубже, чем многим кажется.