Автобиографическое
Думал сегодня, существует ли какой-то принцип отбора тех или иных воспоминаний, запомнившихся сцен, впечатлений. Принцип один - пишу, что именно сейчас, сию минуту, приходит в голову. Вот и весь принцип отбора. Для чего пишу? Или правильней спросить, для кого?... Неясное свеченье впереди…
На первом и втором курсе художественного училища бегали с приятелями во двор, упражняться на турниках и брусьях. Вот, действительно, особенность юности: грязный снег тогда пахнул чем-то сильным и радостным. И железная палка турника, резавшая мёрзнущие ладони, вливала уверенность в мышцы, когда, обмирая, ты перекидывал через неё шестнадцатилетнее тело. А потом - соскок на твёрдо утоптанный снег, и почти всегда - острая боль в пятке и стопе, точно ступил на битое стекло. И дух захватывающая радость, пронзающая, как морозный воздух…
И потом - назад, в училище. Души и куртки нараспашку, от избытка сил дёргаешь дверь и не входишь - влетаешь в вестибюль. Кажется, дверь со стеной, там, сзади, валятся навзничь, а лестница на второй этаж сама бежит навстречу, раскатывая под ноги ступени…
Театр-студия французской пьесы, «Театр Апреля». Главное, чем одарила меня юность. Я был там художником-декоратором… Важно сейчас удержаться от увязания в мелких ямах подробностей, вычленить что-то одно, один снимок из вороха, прорывающего громадный пакет…
Да хоть это! Белёсо-серый день. Район где-то рядом с метро «Ленинский проспект». Его никак не красит холодная весна. И прямо из геометрического лабиринта улиц и казённых зданий - в квартиру, где тепло, где даже скоро будет жарко: впервые я тогда отведал водки. Меня встречает мерцание жёлтых, как у оборотней, глаз двух крупных псов. Над ними - преувеличенная радость остроносого хозяина - Димы Ч.. Шагаю в комнату. Где ж французы? Меня ведь пригласили «на французов»!... Да, вот они: хрупкий голубоглазик и маленькая, как пирожок, девушка в очках. Вот те и «вивляфранс»… Но зато над столом реет, как знамя, уже набравший градус режиссёр наш - Кира. Он главенствует, в широких жестах его тяжёлых рук - стремление обнять, прижать к могучим створкам грудных мышц, всё, что сидит вокруг бутылок и тарелок. Его веки хмельно полуприкрыты, в кривой ухмылке нечто не то раблезианское, не то колабрюньонское… А левее сверкает улыбками наша пара красавцев: распираемый мускулами и смехом актёр Костик и его пассия Таня, с внешностью преображённой счастьем Мирей Матье… Я обмираю от восторга: не, всё нормально… вот они настоящие французы!... Наши французы, блин!..
А первой любовью была наша актриса Сонечка. И первый раз я целовался именно с ней. Она не отвечала мне взаимностью, задумчиво уступала моим ласкам. Я бы даже сказал - меланхолично. Впрочем, во время первого поцелуя её разбирал смех… Уж-ж-жасно неудобно целовать хохочущую девушку!! Даже чисто технически… Помню-помню, её заливал свет фонаря, она заливалась светом и смехом, а я… Вот написал бы из щегольства, что «заливался краской», да истина дороже… Не заливался я, а пытался влиться в первую мою, такую грустно-смешливую, любовь…