(К1018) Деградация по римскому шаблону
Дмитрий Евгеньевич Галковский написал очередной зажигательный текст о деградации и неизбежном крахе презренной Америки. К чести автора, в этот раз он воздержался от желания противопоставить «плохой Америке» исторический пример «хорошего Рима». Древний Рим в последние десятилетия Республики, даже по мнению самих римлян, был ярким примером развала политической системы и крайней развращенности элит, - всего того, что Галковский сегодня ставит в укор Америке. Но мы помним, что Рим в итоге справился со всеми проблемами и создал Мировую Империю, просуществовавшую несколько столетий. Те античные интеллектуалы, которые во II-I в. до н.э. предрекали скорый крах Рима, ошиблись, а поверившие в это политики были наказаны самым жестоким образом. Попытка интеллектуалов вмешаться в процесс непосредственно, с помощью вооруженных «утят» (см. «Кто стоял за восстанием Спартака?»), тоже окончилась неудачей.
В тексте «Ницшеанство Мирового Гегемона» я уже проводил детальное сравнение позднереспубликанского Рима и Америки наших дней в аспекте внешней политики. Но внутренняя деградация этих двух систем на этапе перехода к Империи тоже имеет много общих черт. Например, в истории Поздней Республики мы находим полную аналогию с нынешним американским скандалом, недостойным великой державы, когда представители элиты зашли в своих дрязгах так далеко, что не постыдились объявить Путина кукловодом американской политики. Галковский, и вполне основательно, считает этот скандал симптомом деградации, а между тем, в Риме было даже похлеще. В коррумпировании римских сенаторов и высших магистратов обвинили не какой-нибудь солидный экс-Карфаген, а заштатную африканскую «Украину» - Нумидию и ее варварского царька Югурту (см. «Как из Путина лепят Югурту»).
Итогом этого скандала и связанной с ним затяжной и бесславной для Рима войны стало ослабление авторитета самой разумной фракции в сенате, представленной оптиматом Марком Эмилием Скавром, и возвышение двух будущих «фюреров» - Мария и Суллы. Те впоследствии разрушили неписаные правила конкуренции элит, ранее обеспечивавшие стабильность Республики, и развязали гражданскую войну. Аналогичный процесс ломки старых правил и ограничителей, по-видимому, начался и в Америке, когда предвыборная травля Трампа не была свернута после его избрания президентом. Закончится это, возможно, тоже на римский манер, - переходом Америки к монархической форме правления (лет через 50-70). Если вы думаете, что укоренившиеся за столетия республиканские стереотипы этому помешают, то в Риме эти стереотипы были не слабее. Так что первые три сотни лет монархам приходилось прикрываться титулом «принцепса» («председателя») и сохранять рудименты республиканских институций.
Галковский, как последователь французской полемической школы, любит подтверждать свои гипотезы тремя-четырьмя яркими примерами. Один из них, с Путиным-Югуртой и с пошедшей вразнос политической системой, мы уже рассмотрели, и он нас только укрепляет в мысли, что «Америка - это Рим наших дней». Второй пример Галковского тоже подкрепляет эту мысль: речь идет о недостойной Мирового Гегемона мелочной ненависти к давно поверженному и бессильному противнику - России. Римляне точно так же не могли избавиться от жгучей ненависти к Карфагену, несмотря на то что карфагенская элита была готова на любую степень пресмыкательства и вассальной зависимости (см. «Лишь бы не было войны»: случай Карфагена).
После завершения II Пунической войны Карфаген превратился в безобидного римского вассала, слабого в военном отношении, но сильного - в экономическом. В аналог того, чем для США стала Япония. Но, в отличие от американцев, римляне не успокоились и долгое время развлекались тем, что натравливали на Карфаген окрестных варваров-нумидийцев, а карфагенянам запрещали давать отпор. Нумидия, некогда подвластная Карфагену, но потом предавшая его в угоду Риму, - это карфагенский аналог Украины. «Украинцы» сначала терроризировали пограничные территории, а потом, под прикрытием Рима, вконец обнаглели и стали захватывать у карфагенян целые регионы - то «Кубань», то «Ростов». А когда Карфаген не выдержал и попробовал дать отпор, римляне радостно использовали это как предлог для окончательной расправы.
Но даже в этой расправе они поступили не так, как велит достоинство Супер-державы. Рим в эпоху величия прямо пошел бы «на вы» и тупо раскатал бы остатки Карфагена своим военным катком, чтобы дать всем в мире должный урок и показать бессмысленность сопротивления. Но римляне в эпоху начавшегося разложения решили закончить дело путем мелких, подлых интриг, по возможности не доводя дело до серьезной войны. Суля карфагенской элите мирный исход, римляне заставили ее отказаться от превентивных мер, сдать в руки Рима своих союзников и вассалов и полностью разоружиться. И тут римляне себя «показали»: «А этого нам мало, хотим стереть ваш город с лица земли, а население пусть уходит подыхать в пустыню, подальше от моря». Это злобное коварство произвело колоссальное впечатление не только на Карфаген, но и на весь античный мир, который доселе был в плену у прежнего имиджа римлян, как солидных, справедливых и верных своему слову господ. На бытовом уровне, это как если бы солидный переговорщик, добившись всех нужных уступок и получив крупный залог, вдруг снял штаны, стал плясать голым на столе и выкрикивать, хохоча: «Попались дурачки! Вы-то думали, что я почтенный джентльмен, а я на самом деле - мелкий подлец и засранец!» Именно такой стиль «дипломатии» в скором времени вызвал против Рима целый ряд восстаний покоренных народов, а впоследствии обеспечил Митридату поддержку эллинистического Востока.
Так что американцам еще есть куда падать и деградировать, чтобы сравняться с Римом. С другой стороны, судьба России в этом контексте не выглядит оптимистичной. Если даже благородные римляне оказались такими мстительными и подлыми сволочами, что не смогли простить поверженному Карфагену прошлое величие, то мельчающие американцы и подавно никогда не простят России свои страхи времен Холодной войны. Выбирая, «кого бы нам показательно раскатать», американцы могут остановиться на России, даже если это будет не самым выгодным для них вариантом.
Еще одна тема, на которой Галковский основывает свои выводы, - это сексуальная распущенность современной американской верхушки. Думаю, что люди, знакомые с текстами античных авторов, не найдут здесь для себя ничего нового. Античные писатели даже великого Цезаря обвиняли в том, что он в молодости был пассивным геем и, в роли «невесты», совершил чуть ли не формальный брачный обряд с азиатским царьком Никомедом («жгучий кавказский мужчина»). Известно, что эту историю припомнили Цезарю его собственные ветераны, и распевали фривольную песенку во время триумфального шествия («Парада Победы»). Неудовлетворенная жена Цезаря, принадлежащая к римской супер-элите («внучка Сталина»), в свою очередь, спуталась с римским радикальным политиком - экс-патрицием Клодием. Это привело к мега-скандалу, поскольку озабоченный Клодий в женском платье пробрался в дом Цезаря (к тому времени - римского верховного первосвященника) во время совершения религиозных церемоний, требовавших отсутствия мужчин. После этого Цезарь развелся с женой и обронил свою знаменитую фразу о том, что «жена Цезаря должна быть выше даже подозрений».
Судебный процесс над Клодием, по обвинению в святотатстве, описанный Цицероном, стал еще более яркой демонстрацией морального разложения римской верхушки. Мало того что покровители Клодия перекупили сенаторов, выступавших судьями в этом процессе. Инструментом подкупа самых сластолюбивых присяжных стали поставки им для сексуальных утех наиболее целомудренных и недоступных для разврата жен и детей обедневших нобилей, погрязших в долгах, на которых через эти долги жестко надавили. Этот Клодий потом еще долго маячил в римской политике на первых ролях как возмутитель спокойствия и гроза почтенных сенаторов, типа Цицерона, пока не был прирезан в уличной драке.
Следует пояснить, что этот беспутный Клодий отнюдь не был выскочкой-разночинцем, и по происхождению, как потомок Клавдиев и Метеллов, принадлежал к сливкам патрицианского Рима. Это «элита элит». Одна из его сестер была замужем за знаменитым Лукуллом, другая (сводная) - за Помпеем, третья - за представителем древнего рода Метеллов. Его жена, Фульфия, из консульского плебейского рода, впоследствии, уже в качестве жены Марка Антония, весьма заметно поучаствовала в римской политике. Его дочь некоторое время была замужем за Октавианом (еще до того, как он стал Августом). Особенным образом прославилась третья сестра Клодия, которую Цицерон (тоже не избегнувший ее чар, по подозрению собственной жены) мягко охарактеризовал «всеобщей подружкой», когда защищал от нее в суде ее бывшего любовника. Эта дама, под характерным псевдонимом «Лесбия», фигурировала в лирике римского поэта-декадента Катулла и, видимо, разбила ему сердце своим развратом («Эта Лесбия …нынче по тупикам и перекресткам знаменитых лущит потомков Рема!»). А вот что Катулл, с рабоче-крестьянской прямотой, пишет о Юлии Цезаре:
«В чудной дружбе два подлых негодяя,
Кот Мамурра и с ним - похабник Цезарь!
Что ж тут дивного? Те же грязь и пятна
На развратнике Римском и Формийском.
Оба мечены клеймами распутства,
Оба гнилы и оба - полузнайки,
Ненасытны в грехах прелюбодейных.
Оба в тех же валяются постелях,
Друг у друга девчонок отбивают.
В чудной дружбе два подлых негодяя».
Это интеллигентный перевод А.И. Пиотровского, оригинал - «покрепче», с намеками на мужеложство и групповые оргии. Сам Катулл, впрочем, охотно соблазнял жен своих аристократических покровителей и, судя по некоторым намекам, на шведский манер состоял «третьим не лишним» в браке своего друга Аллия.
Сталкивась с обилием подобной информации, невольно приходишь к выводу, что в Риме той эпохи все спали со всеми и по-всякому. Вы, конечно, можете сказать, что все эти недостойные, грязные сплетни больше похожи на политическую клевету, и что значительная часть взаимных обвинений античных авторов на тему сексуальной распущенности, возможно, - просто заурядный черный пиар (как и в современной Америке). Но есть по крайней мере одно поприще разврата, на котором римская элита заведомо превосходит современных американцев. Римляне исхитрились превратить в разврат не только секс, но и прием пищи. На знаменитых пирах римской элиты публика сначала нажиралась до отвала, потом блевала, чтобы освободить желудок для новых деликатесов, потом снова нажиралась, снова блевала, и так без конца. Американцам в этом смысле еще есть куда падать и чему учиться у римлян.
Еще один пункт обвинений Галковского - американское «расовое смешение» и утрата «расовой чистоты» (допустим, что это плохо). Римская верхушка в этом отношении, конечно, была построже, и стала пополняться выходцами с Востока только в эпоху Империи. Но римский плебс, из-за распространения рабства и института вольноотпущенничества, на закате Республики стал вполне «американским» в расовом отношении. При этом в отличие от Америки биологического расизма у римлян не было. Законным образом освобожденный раб любой этнической принадлежности зачислялся в число римских граждан, а его дети считались свободнорожденными. Во времена Поздней Республики внебрачный ребенок свободной римлянки автоматически считался свободным и получал гражданство, даже если его биологический отец - раб-иноземец любого цвета кожи. Бывшие рабы и их потомки пополняли не только низы, но и средние слои общества, и даже интеллектуальный слой. Административный аппарат Ранней Империи, включая высшие ступени, в значительной степени состоял из вольноотпущенников императора.
В культурном отношении римская верхушка была столь же подвержена различным влияниям Азии и Африки, как и американская. А может, даже и более, поскольку античное отношение к религии, в отличие от христианского, исключало ксенофобию и культурную замкнутость. Боги других народов, в том числе военных противников, охотно интегрировались римлянами в собственный пантеон. Источники времен Поздней Республики доносят до нас информацию о распространении восточных оргиастических культов в кругах элиты, в том числе вакханалий с кровавыми и сексуальными оргиями, с которыми более консервативная часть истеблишмента пыталась бороться. Американские джаз, рэп и поп-буддизм в сравнении с этим - безобидные детские забавы. Само крушение античной цивилизации многие авторы (от Гиббона до Галковского и Богословского) связывают с религиозной неразборчивостью римлян. Иудеохристианская основа американской культуры, с ее нетерпимостью к другим религиям, в этом смысле обнадеживает: захват Америки чуждой ее устоям культурно-религиозной матрицей менее вероятен, чем захват Рима. Тем более что в последнее время стал доминировать миграционный поток из Латинской Америки, по преимуществу христианской.
Итак, сравнивая Америку с Римом, приходится сделать вывод, что деградация политической системы, «расовое смешение» и разложение элиты не являются достаточными основаниями, чтобы предрекать близкий крах Америки. Здесь, наоборот, вырисовывается некоторая закономерность. Чтобы крепкое национальное государство превратилось в Центр Мировой Империи, очевидно, его политическая система и правящая элита должны серьезно трансформироваться, «перестроиться». Какие-то части «здания» должны быть разрушены, чтобы дать место новому. Это и само по себе на первых порах может показаться «деградацией», но еще больший хаос привносится тем, что такие процессы не могут осуществляться гладко и по плану, а неизбежно провоцируют жесткий конфликт внутри элиты. С разрушаемыми конструкциями может быть связано процветание целых сегментов старой элиты, «старых денег», которые, естественно, начинают оказывать сопротивление. Логика войны в итоге берет верх, и группировки начинают наносить удары по слабым местам друг друга, руководствуясь не какими-то долгосрочными планами, а потребностями момента. В ходе этой войны могут быть разрушены или приведены к деградации в том числе и такие полезные институции, которые, при мирном развитии событий, могли бы преспокойно перейти из «Республики» в «Империю».
Все эти процессы неизбежно наносят удар по общественной морали, - как и любая гражданская война, не важно, холодная она или горячая. Кто-то теряет ориентиры, кто-то начинает жить одним днем, видя, что все вокруг рушится. «Иммунная система» элит ослабляется, меняются сами критерии отбора. В ситуации ожесточенной схватки, становится важным не соответствие человека образцам старинной добродетели, а его непосредственная «боевая мощь», способность нанести врагам максимальный ущерб. На прочее просто не обращают внимания. Это мы наблюдали в Риме, на закате Республики. Это мы наблюдаем сегодня в Америке.
Война элит, хаос, временная деградация по всем позициям - это неизбежные симптомы той колоссальной трансформации, которую некогда претерпел Рим, а теперь испытывает Америка. Но глупо надеяться, что из-за этих пертурбаций Америка рухнет сама собой. В принципе, если в момент максимального раздрая американских элит, все остальные элиты мира объединятся и нанесут совокупный удар, то какой-то шанс есть. Но для этого антиамериканским элитам нужно быть по-настоящему одержимыми, в формате «Победа или смерть!». Вполсилы победить не получится. Кроме того, необходима высокая степень взаимного доверия союзных элит, а вопрос об альтернативном лидере, даже если это «первый среди равных», должен быть решен заблаговременно и однозначно. Тенденция развития цивилизации такова, что «Мировой Империи - быть!» Если не Америка, то кто тогда будет Центром, кто получит главный приз? Относительная легкость победы Рима над эллинистическими державами Восточного Средиземноморья, с их колоссальными людскими и финансовыми ресурсами, была связана с взаимной враждой этих держав, на которую наслаивалось еще и персональное соперничество царей, никто из которых не соглашался быть вторым и ведомым. Согласится ли Китай быть под Евросоюзом, или Евросоюз - под Китаем? В этом есть большое сомнение, и любая коалиция рассыплется, как только Америка всерьез за нее возьмется.
Везде, где сегодня заходит речь о «многополярности», мы имеем «бунт на коленях» со стороны региональных, по сути, держав, которые отнюдь не желают взвалить на себя бремя мирового господства и напрягаться ради этого всерьез, а хотят лишь выторговать у Америки некоторые степени свободы. Подставить кого-то другого (к примеру, Россию), чтобы создать для Америки некоторые сложности, а самим - отсидеться в кустах, это сколько угодно. Но ни ЕС, ни Китай не будут ставить на карту собственное благополучие ради «ниспровержения Америки».
Закончим это обсуждение методологическим вопросом. Что стоит за этим странным сходством Америки и Рима на «синхронных» стадиях развития? Было бы преждевременно говорить о некоей «объективной закономерности», особенно учитывая, что мы не знаем, насколько адекватное представление о реальной истории античного мира дает нам корпус античных текстов и памятников. Вполне возможно, что совокупность дошедших до нас античных текстов - это просто колоссальная «Илиада», которая важна как основополагающий Миф европейской цивилизации, но с реальной историей связана лишь самым отдаленным и причудливым образом. Тогда получается, что «римские черты» Америки - это не чистая спонтанность, а следствие сознательного подражания прочитанному Тексту. Примерно как в случае Александра Македонского, который подражал Ахиллу и даже в походах держал под подушкой «Илиаду», чтобы сверяться с ролью.
Собственно, первые шаги самостоятельной американской истории прямо указывают на подражание: «Сенат», «Капитолий», федерализм, попытка выстроить систему власти по тому шаблону, который Полибий заметил в Риме (гармоничное сочетание элементов монархии, олигархии и демократии). Вероятно, это подражание с самого начала было не столь уж наивным, а рассчитанным, в перспективе, на манипуляцию европейским сознанием. Представьте, что некий опытный манипулятор, дабы сломить волю жертвы, предстал перед ней в образе давно почившего отца, тщательно изучив старые фотографии и документы. Американцы, прочитав базовый Миф старой Европы, стали усердно, «по Станиславскому», вживаться в роль персонажа, который в этом Мифе всех под себя подмял. Явно неспроста. «Мы, Америка, - Рим!» - «А мы тогда кто?» - «А вы, стало быть, Эллада. Значит, будете под нами». Это не значит, конечно, что наблюдаемые сегодня черты деградации «по римскому шаблону» - просто видимость, демонстрируемая Америкой в рамках роли. За долгие годы роль стала второй натурой, и Америка (в лице своей элиты) настолько глубоко вросла в образ и усвоила логику развития сценического персонажа, что теперь уже «римские» и «американские» элементы разделить невозможно.
В тексте «Ницшеанство Мирового Гегемона» я уже проводил детальное сравнение позднереспубликанского Рима и Америки наших дней в аспекте внешней политики. Но внутренняя деградация этих двух систем на этапе перехода к Империи тоже имеет много общих черт. Например, в истории Поздней Республики мы находим полную аналогию с нынешним американским скандалом, недостойным великой державы, когда представители элиты зашли в своих дрязгах так далеко, что не постыдились объявить Путина кукловодом американской политики. Галковский, и вполне основательно, считает этот скандал симптомом деградации, а между тем, в Риме было даже похлеще. В коррумпировании римских сенаторов и высших магистратов обвинили не какой-нибудь солидный экс-Карфаген, а заштатную африканскую «Украину» - Нумидию и ее варварского царька Югурту (см. «Как из Путина лепят Югурту»).
Итогом этого скандала и связанной с ним затяжной и бесславной для Рима войны стало ослабление авторитета самой разумной фракции в сенате, представленной оптиматом Марком Эмилием Скавром, и возвышение двух будущих «фюреров» - Мария и Суллы. Те впоследствии разрушили неписаные правила конкуренции элит, ранее обеспечивавшие стабильность Республики, и развязали гражданскую войну. Аналогичный процесс ломки старых правил и ограничителей, по-видимому, начался и в Америке, когда предвыборная травля Трампа не была свернута после его избрания президентом. Закончится это, возможно, тоже на римский манер, - переходом Америки к монархической форме правления (лет через 50-70). Если вы думаете, что укоренившиеся за столетия республиканские стереотипы этому помешают, то в Риме эти стереотипы были не слабее. Так что первые три сотни лет монархам приходилось прикрываться титулом «принцепса» («председателя») и сохранять рудименты республиканских институций.
Галковский, как последователь французской полемической школы, любит подтверждать свои гипотезы тремя-четырьмя яркими примерами. Один из них, с Путиным-Югуртой и с пошедшей вразнос политической системой, мы уже рассмотрели, и он нас только укрепляет в мысли, что «Америка - это Рим наших дней». Второй пример Галковского тоже подкрепляет эту мысль: речь идет о недостойной Мирового Гегемона мелочной ненависти к давно поверженному и бессильному противнику - России. Римляне точно так же не могли избавиться от жгучей ненависти к Карфагену, несмотря на то что карфагенская элита была готова на любую степень пресмыкательства и вассальной зависимости (см. «Лишь бы не было войны»: случай Карфагена).
После завершения II Пунической войны Карфаген превратился в безобидного римского вассала, слабого в военном отношении, но сильного - в экономическом. В аналог того, чем для США стала Япония. Но, в отличие от американцев, римляне не успокоились и долгое время развлекались тем, что натравливали на Карфаген окрестных варваров-нумидийцев, а карфагенянам запрещали давать отпор. Нумидия, некогда подвластная Карфагену, но потом предавшая его в угоду Риму, - это карфагенский аналог Украины. «Украинцы» сначала терроризировали пограничные территории, а потом, под прикрытием Рима, вконец обнаглели и стали захватывать у карфагенян целые регионы - то «Кубань», то «Ростов». А когда Карфаген не выдержал и попробовал дать отпор, римляне радостно использовали это как предлог для окончательной расправы.
Но даже в этой расправе они поступили не так, как велит достоинство Супер-державы. Рим в эпоху величия прямо пошел бы «на вы» и тупо раскатал бы остатки Карфагена своим военным катком, чтобы дать всем в мире должный урок и показать бессмысленность сопротивления. Но римляне в эпоху начавшегося разложения решили закончить дело путем мелких, подлых интриг, по возможности не доводя дело до серьезной войны. Суля карфагенской элите мирный исход, римляне заставили ее отказаться от превентивных мер, сдать в руки Рима своих союзников и вассалов и полностью разоружиться. И тут римляне себя «показали»: «А этого нам мало, хотим стереть ваш город с лица земли, а население пусть уходит подыхать в пустыню, подальше от моря». Это злобное коварство произвело колоссальное впечатление не только на Карфаген, но и на весь античный мир, который доселе был в плену у прежнего имиджа римлян, как солидных, справедливых и верных своему слову господ. На бытовом уровне, это как если бы солидный переговорщик, добившись всех нужных уступок и получив крупный залог, вдруг снял штаны, стал плясать голым на столе и выкрикивать, хохоча: «Попались дурачки! Вы-то думали, что я почтенный джентльмен, а я на самом деле - мелкий подлец и засранец!» Именно такой стиль «дипломатии» в скором времени вызвал против Рима целый ряд восстаний покоренных народов, а впоследствии обеспечил Митридату поддержку эллинистического Востока.
Так что американцам еще есть куда падать и деградировать, чтобы сравняться с Римом. С другой стороны, судьба России в этом контексте не выглядит оптимистичной. Если даже благородные римляне оказались такими мстительными и подлыми сволочами, что не смогли простить поверженному Карфагену прошлое величие, то мельчающие американцы и подавно никогда не простят России свои страхи времен Холодной войны. Выбирая, «кого бы нам показательно раскатать», американцы могут остановиться на России, даже если это будет не самым выгодным для них вариантом.
Еще одна тема, на которой Галковский основывает свои выводы, - это сексуальная распущенность современной американской верхушки. Думаю, что люди, знакомые с текстами античных авторов, не найдут здесь для себя ничего нового. Античные писатели даже великого Цезаря обвиняли в том, что он в молодости был пассивным геем и, в роли «невесты», совершил чуть ли не формальный брачный обряд с азиатским царьком Никомедом («жгучий кавказский мужчина»). Известно, что эту историю припомнили Цезарю его собственные ветераны, и распевали фривольную песенку во время триумфального шествия («Парада Победы»). Неудовлетворенная жена Цезаря, принадлежащая к римской супер-элите («внучка Сталина»), в свою очередь, спуталась с римским радикальным политиком - экс-патрицием Клодием. Это привело к мега-скандалу, поскольку озабоченный Клодий в женском платье пробрался в дом Цезаря (к тому времени - римского верховного первосвященника) во время совершения религиозных церемоний, требовавших отсутствия мужчин. После этого Цезарь развелся с женой и обронил свою знаменитую фразу о том, что «жена Цезаря должна быть выше даже подозрений».
Судебный процесс над Клодием, по обвинению в святотатстве, описанный Цицероном, стал еще более яркой демонстрацией морального разложения римской верхушки. Мало того что покровители Клодия перекупили сенаторов, выступавших судьями в этом процессе. Инструментом подкупа самых сластолюбивых присяжных стали поставки им для сексуальных утех наиболее целомудренных и недоступных для разврата жен и детей обедневших нобилей, погрязших в долгах, на которых через эти долги жестко надавили. Этот Клодий потом еще долго маячил в римской политике на первых ролях как возмутитель спокойствия и гроза почтенных сенаторов, типа Цицерона, пока не был прирезан в уличной драке.
Следует пояснить, что этот беспутный Клодий отнюдь не был выскочкой-разночинцем, и по происхождению, как потомок Клавдиев и Метеллов, принадлежал к сливкам патрицианского Рима. Это «элита элит». Одна из его сестер была замужем за знаменитым Лукуллом, другая (сводная) - за Помпеем, третья - за представителем древнего рода Метеллов. Его жена, Фульфия, из консульского плебейского рода, впоследствии, уже в качестве жены Марка Антония, весьма заметно поучаствовала в римской политике. Его дочь некоторое время была замужем за Октавианом (еще до того, как он стал Августом). Особенным образом прославилась третья сестра Клодия, которую Цицерон (тоже не избегнувший ее чар, по подозрению собственной жены) мягко охарактеризовал «всеобщей подружкой», когда защищал от нее в суде ее бывшего любовника. Эта дама, под характерным псевдонимом «Лесбия», фигурировала в лирике римского поэта-декадента Катулла и, видимо, разбила ему сердце своим развратом («Эта Лесбия …нынче по тупикам и перекресткам знаменитых лущит потомков Рема!»). А вот что Катулл, с рабоче-крестьянской прямотой, пишет о Юлии Цезаре:
«В чудной дружбе два подлых негодяя,
Кот Мамурра и с ним - похабник Цезарь!
Что ж тут дивного? Те же грязь и пятна
На развратнике Римском и Формийском.
Оба мечены клеймами распутства,
Оба гнилы и оба - полузнайки,
Ненасытны в грехах прелюбодейных.
Оба в тех же валяются постелях,
Друг у друга девчонок отбивают.
В чудной дружбе два подлых негодяя».
Это интеллигентный перевод А.И. Пиотровского, оригинал - «покрепче», с намеками на мужеложство и групповые оргии. Сам Катулл, впрочем, охотно соблазнял жен своих аристократических покровителей и, судя по некоторым намекам, на шведский манер состоял «третьим не лишним» в браке своего друга Аллия.
Сталкивась с обилием подобной информации, невольно приходишь к выводу, что в Риме той эпохи все спали со всеми и по-всякому. Вы, конечно, можете сказать, что все эти недостойные, грязные сплетни больше похожи на политическую клевету, и что значительная часть взаимных обвинений античных авторов на тему сексуальной распущенности, возможно, - просто заурядный черный пиар (как и в современной Америке). Но есть по крайней мере одно поприще разврата, на котором римская элита заведомо превосходит современных американцев. Римляне исхитрились превратить в разврат не только секс, но и прием пищи. На знаменитых пирах римской элиты публика сначала нажиралась до отвала, потом блевала, чтобы освободить желудок для новых деликатесов, потом снова нажиралась, снова блевала, и так без конца. Американцам в этом смысле еще есть куда падать и чему учиться у римлян.
Еще один пункт обвинений Галковского - американское «расовое смешение» и утрата «расовой чистоты» (допустим, что это плохо). Римская верхушка в этом отношении, конечно, была построже, и стала пополняться выходцами с Востока только в эпоху Империи. Но римский плебс, из-за распространения рабства и института вольноотпущенничества, на закате Республики стал вполне «американским» в расовом отношении. При этом в отличие от Америки биологического расизма у римлян не было. Законным образом освобожденный раб любой этнической принадлежности зачислялся в число римских граждан, а его дети считались свободнорожденными. Во времена Поздней Республики внебрачный ребенок свободной римлянки автоматически считался свободным и получал гражданство, даже если его биологический отец - раб-иноземец любого цвета кожи. Бывшие рабы и их потомки пополняли не только низы, но и средние слои общества, и даже интеллектуальный слой. Административный аппарат Ранней Империи, включая высшие ступени, в значительной степени состоял из вольноотпущенников императора.
В культурном отношении римская верхушка была столь же подвержена различным влияниям Азии и Африки, как и американская. А может, даже и более, поскольку античное отношение к религии, в отличие от христианского, исключало ксенофобию и культурную замкнутость. Боги других народов, в том числе военных противников, охотно интегрировались римлянами в собственный пантеон. Источники времен Поздней Республики доносят до нас информацию о распространении восточных оргиастических культов в кругах элиты, в том числе вакханалий с кровавыми и сексуальными оргиями, с которыми более консервативная часть истеблишмента пыталась бороться. Американские джаз, рэп и поп-буддизм в сравнении с этим - безобидные детские забавы. Само крушение античной цивилизации многие авторы (от Гиббона до Галковского и Богословского) связывают с религиозной неразборчивостью римлян. Иудеохристианская основа американской культуры, с ее нетерпимостью к другим религиям, в этом смысле обнадеживает: захват Америки чуждой ее устоям культурно-религиозной матрицей менее вероятен, чем захват Рима. Тем более что в последнее время стал доминировать миграционный поток из Латинской Америки, по преимуществу христианской.
Итак, сравнивая Америку с Римом, приходится сделать вывод, что деградация политической системы, «расовое смешение» и разложение элиты не являются достаточными основаниями, чтобы предрекать близкий крах Америки. Здесь, наоборот, вырисовывается некоторая закономерность. Чтобы крепкое национальное государство превратилось в Центр Мировой Империи, очевидно, его политическая система и правящая элита должны серьезно трансформироваться, «перестроиться». Какие-то части «здания» должны быть разрушены, чтобы дать место новому. Это и само по себе на первых порах может показаться «деградацией», но еще больший хаос привносится тем, что такие процессы не могут осуществляться гладко и по плану, а неизбежно провоцируют жесткий конфликт внутри элиты. С разрушаемыми конструкциями может быть связано процветание целых сегментов старой элиты, «старых денег», которые, естественно, начинают оказывать сопротивление. Логика войны в итоге берет верх, и группировки начинают наносить удары по слабым местам друг друга, руководствуясь не какими-то долгосрочными планами, а потребностями момента. В ходе этой войны могут быть разрушены или приведены к деградации в том числе и такие полезные институции, которые, при мирном развитии событий, могли бы преспокойно перейти из «Республики» в «Империю».
Все эти процессы неизбежно наносят удар по общественной морали, - как и любая гражданская война, не важно, холодная она или горячая. Кто-то теряет ориентиры, кто-то начинает жить одним днем, видя, что все вокруг рушится. «Иммунная система» элит ослабляется, меняются сами критерии отбора. В ситуации ожесточенной схватки, становится важным не соответствие человека образцам старинной добродетели, а его непосредственная «боевая мощь», способность нанести врагам максимальный ущерб. На прочее просто не обращают внимания. Это мы наблюдали в Риме, на закате Республики. Это мы наблюдаем сегодня в Америке.
Война элит, хаос, временная деградация по всем позициям - это неизбежные симптомы той колоссальной трансформации, которую некогда претерпел Рим, а теперь испытывает Америка. Но глупо надеяться, что из-за этих пертурбаций Америка рухнет сама собой. В принципе, если в момент максимального раздрая американских элит, все остальные элиты мира объединятся и нанесут совокупный удар, то какой-то шанс есть. Но для этого антиамериканским элитам нужно быть по-настоящему одержимыми, в формате «Победа или смерть!». Вполсилы победить не получится. Кроме того, необходима высокая степень взаимного доверия союзных элит, а вопрос об альтернативном лидере, даже если это «первый среди равных», должен быть решен заблаговременно и однозначно. Тенденция развития цивилизации такова, что «Мировой Империи - быть!» Если не Америка, то кто тогда будет Центром, кто получит главный приз? Относительная легкость победы Рима над эллинистическими державами Восточного Средиземноморья, с их колоссальными людскими и финансовыми ресурсами, была связана с взаимной враждой этих держав, на которую наслаивалось еще и персональное соперничество царей, никто из которых не соглашался быть вторым и ведомым. Согласится ли Китай быть под Евросоюзом, или Евросоюз - под Китаем? В этом есть большое сомнение, и любая коалиция рассыплется, как только Америка всерьез за нее возьмется.
Везде, где сегодня заходит речь о «многополярности», мы имеем «бунт на коленях» со стороны региональных, по сути, держав, которые отнюдь не желают взвалить на себя бремя мирового господства и напрягаться ради этого всерьез, а хотят лишь выторговать у Америки некоторые степени свободы. Подставить кого-то другого (к примеру, Россию), чтобы создать для Америки некоторые сложности, а самим - отсидеться в кустах, это сколько угодно. Но ни ЕС, ни Китай не будут ставить на карту собственное благополучие ради «ниспровержения Америки».
Закончим это обсуждение методологическим вопросом. Что стоит за этим странным сходством Америки и Рима на «синхронных» стадиях развития? Было бы преждевременно говорить о некоей «объективной закономерности», особенно учитывая, что мы не знаем, насколько адекватное представление о реальной истории античного мира дает нам корпус античных текстов и памятников. Вполне возможно, что совокупность дошедших до нас античных текстов - это просто колоссальная «Илиада», которая важна как основополагающий Миф европейской цивилизации, но с реальной историей связана лишь самым отдаленным и причудливым образом. Тогда получается, что «римские черты» Америки - это не чистая спонтанность, а следствие сознательного подражания прочитанному Тексту. Примерно как в случае Александра Македонского, который подражал Ахиллу и даже в походах держал под подушкой «Илиаду», чтобы сверяться с ролью.
Собственно, первые шаги самостоятельной американской истории прямо указывают на подражание: «Сенат», «Капитолий», федерализм, попытка выстроить систему власти по тому шаблону, который Полибий заметил в Риме (гармоничное сочетание элементов монархии, олигархии и демократии). Вероятно, это подражание с самого начала было не столь уж наивным, а рассчитанным, в перспективе, на манипуляцию европейским сознанием. Представьте, что некий опытный манипулятор, дабы сломить волю жертвы, предстал перед ней в образе давно почившего отца, тщательно изучив старые фотографии и документы. Американцы, прочитав базовый Миф старой Европы, стали усердно, «по Станиславскому», вживаться в роль персонажа, который в этом Мифе всех под себя подмял. Явно неспроста. «Мы, Америка, - Рим!» - «А мы тогда кто?» - «А вы, стало быть, Эллада. Значит, будете под нами». Это не значит, конечно, что наблюдаемые сегодня черты деградации «по римскому шаблону» - просто видимость, демонстрируемая Америкой в рамках роли. За долгие годы роль стала второй натурой, и Америка (в лице своей элиты) настолько глубоко вросла в образ и усвоила логику развития сценического персонажа, что теперь уже «римские» и «американские» элементы разделить невозможно.