«Прогрессоры» в раннегреческой истории
В детстве у меня сложился ритуал - в новогодние праздники читать заранее припасенную книгу по истории Древней Греции. Хотя времена книжного дефицита давно прошли, эта традиция сохранилась, поскольку помогает возобновить ощущение праздника. В этом году я познакомился с любопытной монографией М.Ю. Лаптевой «У истоков древнегреческой цивилизации: Иония XI-VI вв. до н.э.» (СПб: ИЦ Гум.Ак., 2009) Это серьезная академическая работа (не «альтернативная история»), автор придерживается рамок официальной хронологии и избегает рискованных гипотез, хотя и корректирует кое в чем устоявшиеся взгляды. В книге собраны и систематизированы все доступные сведения по ранней истории греческих полисов на побережье Малой Азии (регион, который долгое время первенствовал в эллинском мире во всех сферах: в экономике, культуре, социально-политическом развитии).
Там есть сводка данных и по религиозной коллегии куретов, которая поддерживала оргиастический культ Артемиды в Эфесе и ряде других городов. Греческие письменные источники и данные археологии позволяют утверждать, что «корпорация куретов уже сложилась в минойский период, а затем вместе с культом Зевса Критского распространилась в Балканской, островной и малоазийской Греции». (С. 33). Об этом, кроме прочего, свидетельствуют записи в табличках, найденных в Кноссе и Пилосе.
Любопытно, что эта корпорация (по сути - «церковь» или «секта») преспокойно пережила крушение минойской и микенской цивилизаций и, по-видимому, не впала в варварство, в отличие от остальных греков. Авторы позднейшей эпохи (Страбон, Диодор Сицилийский) приписывали куретам качества магов и «прогрессоров»: они, якобы, изобрели оружие, скотоводство, пчеловодство, передали грекам секрет обработки железа, были экспертами в стрельбе из лука. Более того, жрецы проповедуют дикарям идеологию в духе утопического социализма: «выступают радетелями общего единомыслия, взаимной дружбы и благоустроенного общежития. … в мифологии этой древней корпорации были заложены начала, предвосхищающие те ценности, которые оказались востребованными в архаическую эпоху. В итоге куреты стали восприниматься носителями особой мудрости и играть роль наставников в делах общественного благоустройства». (С. 34) «Коллегия куретов оставалась авторитетной жреческой корпорацией до конца античности». (С. 293)
Устроена эта «церковь» была не просто. «Жреческий персонал в храме Артемиды Эфесской был довольно велик и организован иерархически. Кроме коллегии куретов в него входили жрецы различных рангов. Страбон пишет о жрецах-евнухах, которым оказывали в храме большой почет, и жрицах-девушках. Плутарх перечисляет три статуса, которые может занять жрица в храме Артемиды Эфесской… Павсаний к числу храмового персонала … относит гистиафоров, принимающих храмовых гостей и ведущих в течение года целомудренный образ жизни». (С. 293-294) Есть сведения и о наличии значительного храмового хозяйства, по аналогии с Ближним Востоком.
Помимо куретов, от минойской эпохи греки унаследовали еще одну похожую религиозную корпорацию - мольпов, служителей культа Аполлона в Милете. В некоторых полисах эти коллегии не ограничиваются религиозными функциями и непосредственно облечены высшей государственной властью. Они «играли стабилизирующую социальную политическую роль во время смут и политических потрясений архаического периода, сохранив свой авторитет до конца античной истории». (С. 428) В Милете VI в. до н.э., погрязшем в гражданских распрях, «епископ» мольпов фактически становится главой города.
Данная история определенно вызывает ассоциации с европейским Средневековьем, с той ролью, которую играла в ту эпоху христианская церковь. Она точно так же стала связующим звеном между двумя цивилизациями, верховным арбитром и миротворцем, очагом высокой культуры в мире варваров. Так же «прогрессорствовала», передавала пейзанам кое-что из наследия ушедшей культуры. Однако, в отличие от историков античности, историки Средневековья не боятся обвинений в «конспирологии», а прямо так и ставят историю церкви «в центр повествования». Вся средневековая история крутится вокруг христианства, церкви, политики папской курии. А по другому и быть не может: люди, которые держат «Банк Информации», неизбежно играют доминирующую роль в развитии событий. Они - «взрослые», а все остальные - «дети». В то время как окружающие варвары «просто живут изо дня в день», церковники, вооруженные знанием истории, накопленным за столетия опытом дипломатии и политики, имеют возможность «конструировать будущее». Что они и делали тысячу лет, вплоть до XVI века.
Если куреты и мольпы благополучно пережили крах эгейской цивилизации, то сохранился и «корпоративный архив», «база данных» минойской и микенской эпох, всевозможные «ноу хау», которые помогали им манипулировать впавшими в варварство греками. И если сами греки классической эпохи признают выдающуюся роль этих «прогрессоров» в формировании пост-микенского мира, то историки должны к этому внимательно прислушаться. Тем более что затухание деятельности этих корпораций на рубеже двух цивилизаций не доказано. «Судя по данным ионийской традиции, наблюдается не замирание, а напротив, религиозная активность ионийцев в первые века после переселения их в Малую Азию. …Археология и легендарная традиция также фиксируют непрерывность культовой практики…». (С. 162)
Вся пост-микенская история при этом предстает совершенно в ином свете, и не только политическая история, но и развитие культуры, философии. Например, становится понятным, почему именно Иония, где располагались «штаб-квартиры» этих корпорации, стала местом, где впервые раскрылся «эллинский дух». Заодно объясняется множество мелких несообразностей. Например, кто дал Гомеру, через три столетия после событий, точные цифры по составу греческого флота под Троей. Бабушка в колыбельной напела? В «Илиаде» дотошно подсчитаны корабли и экипажи. Трудно представить себе поэта, который тратит время на выдумывание скучных столбцов цифр. Но все становится понятным, если рядом с Гомером живут «взрослые дяди», у которых есть настоящее досье Троянской войны, с «агентурными сводками», где подсчитаны силы сторон, зафиксировано, «кто заказал Ахилла», «на кого работал Одиссей» и т.п.
Конечно, это всего лишь сонные рассуждения дилетанта в тапочках. Но все же «двоемыслие» историков удивляет. С одной стороны, они говорят о важном институте общегреческой значимости, о непрерывной традиции, которая была унаследована от минойской эпохи. Казалось бы, этот фактор должен рассматриваться как центральный, основополагающий в античной истории. Но с другой стороны, это знание оказывается как бы «на отдельной полочке», а вся история архаического и последующего периодов выстраивается без учета этого важного фактора. Представим себе учебник по истории позднего Рима и Средних веков, где церковь упоминается вскользь, в примечаниях. Представим себе книгу об истории Америки после XV века, где пришествие европейцев трактуется как интересный, но в целом незначительный, периферийный эпизод.
По сути, в пост-микенской историографии господствует «концепция чистого листа» (с незначительными оговорками). Высшие проявления микенской культуры как бы «смыло волной», «все забылось, кроме отголосков». На деле, значительная часть этого культурного наследия (в том числе идеология, политические концепции) могла быть спасена «в ковчеге» жреческих корпораций.
Наконец, никто еще не поставил вопрос о возможной роли этих религиозных сообществ в крушении минойской и микенской цивилизаций. Своего Гиббона у этого исторического периода пока не нашлось. А гиббоновская постановка вопроса вполне правомерна: все рухнуло, а «церкви» остались, и, вероятно, даже упрочили свое могущество. «Несокрушимые Орды Варваров», всегда спешащие на помощь историкам, как то уже не воспринимаются всерьез. Проще уж поверить в «заговор идеалистов», которые вполне сознательно разрушили «феодальный» микенский мир, управляемый «олигархами-силовиками», чтобы построить на его месте полисную утопию.
Там есть сводка данных и по религиозной коллегии куретов, которая поддерживала оргиастический культ Артемиды в Эфесе и ряде других городов. Греческие письменные источники и данные археологии позволяют утверждать, что «корпорация куретов уже сложилась в минойский период, а затем вместе с культом Зевса Критского распространилась в Балканской, островной и малоазийской Греции». (С. 33). Об этом, кроме прочего, свидетельствуют записи в табличках, найденных в Кноссе и Пилосе.
Любопытно, что эта корпорация (по сути - «церковь» или «секта») преспокойно пережила крушение минойской и микенской цивилизаций и, по-видимому, не впала в варварство, в отличие от остальных греков. Авторы позднейшей эпохи (Страбон, Диодор Сицилийский) приписывали куретам качества магов и «прогрессоров»: они, якобы, изобрели оружие, скотоводство, пчеловодство, передали грекам секрет обработки железа, были экспертами в стрельбе из лука. Более того, жрецы проповедуют дикарям идеологию в духе утопического социализма: «выступают радетелями общего единомыслия, взаимной дружбы и благоустроенного общежития. … в мифологии этой древней корпорации были заложены начала, предвосхищающие те ценности, которые оказались востребованными в архаическую эпоху. В итоге куреты стали восприниматься носителями особой мудрости и играть роль наставников в делах общественного благоустройства». (С. 34) «Коллегия куретов оставалась авторитетной жреческой корпорацией до конца античности». (С. 293)
Устроена эта «церковь» была не просто. «Жреческий персонал в храме Артемиды Эфесской был довольно велик и организован иерархически. Кроме коллегии куретов в него входили жрецы различных рангов. Страбон пишет о жрецах-евнухах, которым оказывали в храме большой почет, и жрицах-девушках. Плутарх перечисляет три статуса, которые может занять жрица в храме Артемиды Эфесской… Павсаний к числу храмового персонала … относит гистиафоров, принимающих храмовых гостей и ведущих в течение года целомудренный образ жизни». (С. 293-294) Есть сведения и о наличии значительного храмового хозяйства, по аналогии с Ближним Востоком.
Помимо куретов, от минойской эпохи греки унаследовали еще одну похожую религиозную корпорацию - мольпов, служителей культа Аполлона в Милете. В некоторых полисах эти коллегии не ограничиваются религиозными функциями и непосредственно облечены высшей государственной властью. Они «играли стабилизирующую социальную политическую роль во время смут и политических потрясений архаического периода, сохранив свой авторитет до конца античной истории». (С. 428) В Милете VI в. до н.э., погрязшем в гражданских распрях, «епископ» мольпов фактически становится главой города.
Данная история определенно вызывает ассоциации с европейским Средневековьем, с той ролью, которую играла в ту эпоху христианская церковь. Она точно так же стала связующим звеном между двумя цивилизациями, верховным арбитром и миротворцем, очагом высокой культуры в мире варваров. Так же «прогрессорствовала», передавала пейзанам кое-что из наследия ушедшей культуры. Однако, в отличие от историков античности, историки Средневековья не боятся обвинений в «конспирологии», а прямо так и ставят историю церкви «в центр повествования». Вся средневековая история крутится вокруг христианства, церкви, политики папской курии. А по другому и быть не может: люди, которые держат «Банк Информации», неизбежно играют доминирующую роль в развитии событий. Они - «взрослые», а все остальные - «дети». В то время как окружающие варвары «просто живут изо дня в день», церковники, вооруженные знанием истории, накопленным за столетия опытом дипломатии и политики, имеют возможность «конструировать будущее». Что они и делали тысячу лет, вплоть до XVI века.
Если куреты и мольпы благополучно пережили крах эгейской цивилизации, то сохранился и «корпоративный архив», «база данных» минойской и микенской эпох, всевозможные «ноу хау», которые помогали им манипулировать впавшими в варварство греками. И если сами греки классической эпохи признают выдающуюся роль этих «прогрессоров» в формировании пост-микенского мира, то историки должны к этому внимательно прислушаться. Тем более что затухание деятельности этих корпораций на рубеже двух цивилизаций не доказано. «Судя по данным ионийской традиции, наблюдается не замирание, а напротив, религиозная активность ионийцев в первые века после переселения их в Малую Азию. …Археология и легендарная традиция также фиксируют непрерывность культовой практики…». (С. 162)
Вся пост-микенская история при этом предстает совершенно в ином свете, и не только политическая история, но и развитие культуры, философии. Например, становится понятным, почему именно Иония, где располагались «штаб-квартиры» этих корпорации, стала местом, где впервые раскрылся «эллинский дух». Заодно объясняется множество мелких несообразностей. Например, кто дал Гомеру, через три столетия после событий, точные цифры по составу греческого флота под Троей. Бабушка в колыбельной напела? В «Илиаде» дотошно подсчитаны корабли и экипажи. Трудно представить себе поэта, который тратит время на выдумывание скучных столбцов цифр. Но все становится понятным, если рядом с Гомером живут «взрослые дяди», у которых есть настоящее досье Троянской войны, с «агентурными сводками», где подсчитаны силы сторон, зафиксировано, «кто заказал Ахилла», «на кого работал Одиссей» и т.п.
Конечно, это всего лишь сонные рассуждения дилетанта в тапочках. Но все же «двоемыслие» историков удивляет. С одной стороны, они говорят о важном институте общегреческой значимости, о непрерывной традиции, которая была унаследована от минойской эпохи. Казалось бы, этот фактор должен рассматриваться как центральный, основополагающий в античной истории. Но с другой стороны, это знание оказывается как бы «на отдельной полочке», а вся история архаического и последующего периодов выстраивается без учета этого важного фактора. Представим себе учебник по истории позднего Рима и Средних веков, где церковь упоминается вскользь, в примечаниях. Представим себе книгу об истории Америки после XV века, где пришествие европейцев трактуется как интересный, но в целом незначительный, периферийный эпизод.
По сути, в пост-микенской историографии господствует «концепция чистого листа» (с незначительными оговорками). Высшие проявления микенской культуры как бы «смыло волной», «все забылось, кроме отголосков». На деле, значительная часть этого культурного наследия (в том числе идеология, политические концепции) могла быть спасена «в ковчеге» жреческих корпораций.
Наконец, никто еще не поставил вопрос о возможной роли этих религиозных сообществ в крушении минойской и микенской цивилизаций. Своего Гиббона у этого исторического периода пока не нашлось. А гиббоновская постановка вопроса вполне правомерна: все рухнуло, а «церкви» остались, и, вероятно, даже упрочили свое могущество. «Несокрушимые Орды Варваров», всегда спешащие на помощь историкам, как то уже не воспринимаются всерьез. Проще уж поверить в «заговор идеалистов», которые вполне сознательно разрушили «феодальный» микенский мир, управляемый «олигархами-силовиками», чтобы построить на его месте полисную утопию.