Αρχιπέλαγος
...в переводе с греческого означает "море со множеством островов". Даже не зная греческого, просто по начертанию генетически знакомых букв можно догадаться и прочитать. И знать, как это слово звучит по-русски.
Архипелаг.
И тут что-то срабатывает, совсем как в "Порядке слов" Гришковца, и можно даже не произносить вслух, внутренний голос сам довершит...
Мне потребовались полгода, чтобы прочитать эту книгу. Полгода. Никогда, ни одна книга не читалась столь долго, столь тяжело. Абсолютное сосредоточение тошнотворных - русско-советских? человеческих? народных? каких? чьих? - скотства и мерзости.
Тысяча четыреста восемнадцать страниц переломанных и перемолотых в прах судеб.
Тысяча четыреста восемнадцать страниц запытанных, замучанных, изнасилованных, ограбленных, растоптанных, обплеванных, лишенных человеческого достоинства, массово, толпами, отрядами, бригадами, без разбора, автоматно-пулеметными очередями (кто там этих зэ-ка считать будет?) расстрелянных людей.
Тысяча четыреста восемнадцать страниц смятых, изуродованных и пинком казенного сапога в лицо отправленных в отвратительную кучу перманентной человеческой ублюдочности жизней.
Теперь любого, кто начинает говорить, что Сталин - эффективный менеджер и, мол, принял с сохой, а оставил с космосом, мне совершенно по-первобытному хочется от души, насколько хватит сил, злости и отвращения, звездануть (ах, не то это слово, не то! В русском мате есть куда более точное определение!) этой книгой по голове. И бить, теряя весь лоск цивилизованности, до тех пор, пока эта чушь собачья не вылетит напрочь, к чертовой матери, из тех голов, в которых она живет.
А тех, кто сейчас открывает ему памятники и с трепетом в голосе произносит лизоблюдские панегирики, отправить в Экибастуз, чтоб они на собственной холеной, гладкой шкуре, не ведавшей ничего страшнее ожогов от переизбытка заморских солнечных ванн, ощутили всю эффективность этого менеджмента.
А, впрочем, даже Экибастуз не потребуется. Достаточно просто современной колонии особого режима, приемнице лагерей.
"Лагеря сегодня - это и есть те лагеря, как утвердила их партия перед XXII съездом. С тех пор такими они и стоят.
Не режимом отличаются они от сталинских лагерей, а только составом заключенных: нет многомиллионой Пятьдесят Восьмой. Но так же сидят миллионы, и так же многие - беспомощные жертвы неправосудия: заметены сюда, лишь только б стояла и кормилась система.
Правители меняются, Архипелаг остается.
Он потому остается, что этот государственный режим не мог бы стоять без него. Распустивши Архипелаг, он и сам перестал бы быть".
Схема проста: страна наследует стране, система наследует системе. Из того, что было и происходило тогда, без стеснения, совершенно не скрываясь, выросло то, что есть и происходит сейчас.
"И очнулся я. И снова различил все стоящую, знакомую, прежнюю скальную громаду Архипелага, его серые контуры в вышках".
Написанная в долгий период с 1958 по 1967 год, - так давно! и это же все о прошлом! - книга чудовищно современна, неистребимо актуальна.
"Потеряли мы вкус к социальным объяснениям событий, это у нас - переверташка, когда как выгодно. А дружеский сталинский пакт с Риббентропом и Гитлером? А хорохоренье молотовское и ворошиловское перед войной? И потом - оглушительная бездарность, неготовность, неумение (и трусливое бегство из Москвы), и по полмиллиона войск, оставляемых в котлах, - это не измена Родине? Не с бОльшими последствиями? Почему же этих изменников мы так бережем в квартирах на улице Грановского? <...>
На неудобное у нас не отвечают".
История безнадежно закольцована. Не у всех стран, но у некоторых она не поднимается вверх, на следующий виток, она - движется по замкнутому кругу, из которого выхода не будет до тех пор, пока не взбунтуешься. Некоторые страны не делают выводы из того, что с ними происходит. Как сказал бы Ремарк: "Они не используют свой опыт".
"И остается - державинское, лишь тому до сердца внятное, кто испытал на себе:
Пристрастный суд разбоя злее.
Вот это - осталось. Осталось, как было при Сталине, как было все годы, описанные в этой книге. Много издано и напечатано Основ, Указов, Законов, противоречивых и согласованных, - но не по ним живет страна, не по ним арестовывают, не по ним судят, не по ним экспертируют. <...>
Все та же коварная скрытность, все та же мгла неправоты висит в нашем воздухе, висит в городах пуще дыма городских труб.
Вторые полвека высится огромное государство, стянутое стальными обручами, и обручи - есть, а закона - нет".
И не надо говорить, что это не про сейчас, что это не то, что это - другое.
Это - ровным счетом все то же самое.
Архипелаг.
И тут что-то срабатывает, совсем как в "Порядке слов" Гришковца, и можно даже не произносить вслух, внутренний голос сам довершит...
Мне потребовались полгода, чтобы прочитать эту книгу. Полгода. Никогда, ни одна книга не читалась столь долго, столь тяжело. Абсолютное сосредоточение тошнотворных - русско-советских? человеческих? народных? каких? чьих? - скотства и мерзости.
Тысяча четыреста восемнадцать страниц переломанных и перемолотых в прах судеб.
Тысяча четыреста восемнадцать страниц запытанных, замучанных, изнасилованных, ограбленных, растоптанных, обплеванных, лишенных человеческого достоинства, массово, толпами, отрядами, бригадами, без разбора, автоматно-пулеметными очередями (кто там этих зэ-ка считать будет?) расстрелянных людей.
Тысяча четыреста восемнадцать страниц смятых, изуродованных и пинком казенного сапога в лицо отправленных в отвратительную кучу перманентной человеческой ублюдочности жизней.
Теперь любого, кто начинает говорить, что Сталин - эффективный менеджер и, мол, принял с сохой, а оставил с космосом, мне совершенно по-первобытному хочется от души, насколько хватит сил, злости и отвращения, звездануть (ах, не то это слово, не то! В русском мате есть куда более точное определение!) этой книгой по голове. И бить, теряя весь лоск цивилизованности, до тех пор, пока эта чушь собачья не вылетит напрочь, к чертовой матери, из тех голов, в которых она живет.
А тех, кто сейчас открывает ему памятники и с трепетом в голосе произносит лизоблюдские панегирики, отправить в Экибастуз, чтоб они на собственной холеной, гладкой шкуре, не ведавшей ничего страшнее ожогов от переизбытка заморских солнечных ванн, ощутили всю эффективность этого менеджмента.
А, впрочем, даже Экибастуз не потребуется. Достаточно просто современной колонии особого режима, приемнице лагерей.
"Лагеря сегодня - это и есть те лагеря, как утвердила их партия перед XXII съездом. С тех пор такими они и стоят.
Не режимом отличаются они от сталинских лагерей, а только составом заключенных: нет многомиллионой Пятьдесят Восьмой. Но так же сидят миллионы, и так же многие - беспомощные жертвы неправосудия: заметены сюда, лишь только б стояла и кормилась система.
Правители меняются, Архипелаг остается.
Он потому остается, что этот государственный режим не мог бы стоять без него. Распустивши Архипелаг, он и сам перестал бы быть".
Схема проста: страна наследует стране, система наследует системе. Из того, что было и происходило тогда, без стеснения, совершенно не скрываясь, выросло то, что есть и происходит сейчас.
"И очнулся я. И снова различил все стоящую, знакомую, прежнюю скальную громаду Архипелага, его серые контуры в вышках".
Написанная в долгий период с 1958 по 1967 год, - так давно! и это же все о прошлом! - книга чудовищно современна, неистребимо актуальна.
"Потеряли мы вкус к социальным объяснениям событий, это у нас - переверташка, когда как выгодно. А дружеский сталинский пакт с Риббентропом и Гитлером? А хорохоренье молотовское и ворошиловское перед войной? И потом - оглушительная бездарность, неготовность, неумение (и трусливое бегство из Москвы), и по полмиллиона войск, оставляемых в котлах, - это не измена Родине? Не с бОльшими последствиями? Почему же этих изменников мы так бережем в квартирах на улице Грановского? <...>
На неудобное у нас не отвечают".
История безнадежно закольцована. Не у всех стран, но у некоторых она не поднимается вверх, на следующий виток, она - движется по замкнутому кругу, из которого выхода не будет до тех пор, пока не взбунтуешься. Некоторые страны не делают выводы из того, что с ними происходит. Как сказал бы Ремарк: "Они не используют свой опыт".
"И остается - державинское, лишь тому до сердца внятное, кто испытал на себе:
Пристрастный суд разбоя злее.
Вот это - осталось. Осталось, как было при Сталине, как было все годы, описанные в этой книге. Много издано и напечатано Основ, Указов, Законов, противоречивых и согласованных, - но не по ним живет страна, не по ним арестовывают, не по ним судят, не по ним экспертируют. <...>
Все та же коварная скрытность, все та же мгла неправоты висит в нашем воздухе, висит в городах пуще дыма городских труб.
Вторые полвека высится огромное государство, стянутое стальными обручами, и обручи - есть, а закона - нет".
И не надо говорить, что это не про сейчас, что это не то, что это - другое.
Это - ровным счетом все то же самое.