Два старца Арсения, часть 2-ая и 3-я

[korigas17]

II
В подсоветской России книга «Отец Арсений» была известна небольшому кругу московских церковных людей и воспринималась как литературное произведение, опиравшееся на рас сказы священников и мирян, прошедших через сталинские лагеря. Книга не претендовала на биографичность, тем бо-лее что узкому кругу первых ее читателей была известна личность автора, родившегося в начале 50-х годов. Он жил под Москвой и часто бывал в братстве святого Иоанна Богослова16, которым руководили два человека - Аркадий Шатов, ставший впоследствии священником, а в 2010 году и еписко-пом, и автор этого исследования. В 1978 году он обратился ко мне с просьбой. После долгих, но крайне невнятных объяснений я так и не смог понять, чего он хочет. Зная, что я прихожанин священника Александра Меня, он попросил меня устроить ему встречу. Отец Александр принял его. После их беседы я спросил у отца Александра, чего же на самом деле хочет Саша. Будучи глубоко духовным человеком, знатоком человеческой психики, отец Александр ответил мне, что Саша одержим некоей сверхценной идеей. Обычно люди, одержимые сверхценными идеями, не в состоянии сформулировать их. Когда он начал приносить несколько лет спустя главы своей книги об отце Арсении, я понял, что его идея обрела наконец-то плоть. Он искренне считал, что создаваемая им книга сыграет особую роль не только в жизни России. Процесс работы над нею затянулся на долгие годы.
В начале 1990-х годов ко мне обратилась редколлегия журнала «Наука и религия» с просьбой прокомментировать отрывок из «Отца Арсения». Журнал первым публично поведал об этой мистификации[17]. Я всячески стремился щадить самолюбие Саши. Однако эта публикация оказалась первой ласточкой. Вскоре книга была издана. Ее популярность в постсоветский период (книга уже в 2000-е годы была переведена на греческий и английский языки и обрела своего читателя за рубежом) стала тем феноменом, который нуждается в пристальном изучении. Все права на рукопись присвоил Свято-Тихоновский богословский институт и ее ректор, священник Владимир Воробьев, который готовил и редактировал четвертое и пятое издания. В предисловии к этим изданиям он совершенно безосновательно утверждает, что отец Арсений Стрельцов является историческим лицом и при этом ссылается на то, что якобы существуют свидетельства об общении с ним архиепископа Афанасия (Сахарова), Д.Е. Мелихова (почему-то психиатр Дмитрий Евгеньевич Мелихов упомянут как Д.И. Мелихов) и других реально существовавших лиц, хотя на самом деле ни один из упомянутых христианских подвижников ни в одном из сохранившихся письменных документов не упоминает об отце Арсении.
К сожалению, ректор Воробьев не приводит ни одного документа, который бы подтверждал его весьма спорную гипотезу, хотя Свято-Тихоновским институтом издан солидный том, посвященный жизни и подвигу архиепископа Афанасия (Сахарова)[18], содержащий множество его писем и сопровожденный именным указателем, в котором отсутствует имя священника Арсения Стрельцова. Более того, «Журнал Московской Патриархии», как бы ни относиться к этому церковному официозу, регулярно, хотя порой и с большим опозданием, публиковал некрологи умерших священнослужителей. Поэтому журнал является для историка Русской Церкви заслуживающим доверия источником. Если верить Александру, автору мистификации, и священнику Владимиру Воробьеву, отец Арсений умер в 1975 году. Но в ЖМП ни за 1975-й, ни за 1976 годы нет некролога, в котором хотя бы коротко описывалась жизнь умершего исповедника. Лично мне известен только один случай, когда ЖМП в послевоенные годы не опубликовал некролога известного священно-служителя - речь идет об игумене Самсоне (Сиверсе), который прошел через сталинские лагеря, но к которому было неоднозначное отношение со стороны епископата РПЦ именно потому, что его поведение во время следствия не было безукоризненным. Отсутствуют какие-либо сведения об иеромонахе Арсении Стрельцове в Центральном архиве Федеральной службы безопасности, хотя в тексте книги упоминается о нескольких его арестах.
Мистификация повествует о Петре Андреевиче Стрельцове как о выдающемся знатоке и исследователе древнерусской архитектуры, опубликовавшем немало специальных статей. Отсутствуют биографические сведения об исскуствоведе Петре Андреевиче Стрельцове в появившихся в последнее время подробных справочниках. Впрочем, невозможно разыскать и его статьи, появлявшиеся якобы вплоть до 1940- х годов в периодической печати СССР. В книге не приведено ни одного документа, который бы подтверждал существование священника Арсения Стрельцова. Нет даже писем - ни его к духовным детям, ни духовных детей к нему. Причем автор не считает необходимым как-то пояснить этот странный феномен. Впрочем, автор, как и литературный редактор книги, священник Владимир Воробьев, никогда не работали с архивами, да и не считают необходимым присутствие архивных материалов в исследовании (даже художественном). Казалось бы, этих аргументов вполне хватило бы с лихвой для того, чтобы понять: «Отец Арсений» - современная литературная мистификация, довольно примитивная и, более того, во многом противоречащая духу и Священного Писания, и Предания. Книга требует пристального анализа, причем не только документального и стилистического. Попробуем сначала взглянуть на эту мистификацию с точки зрения достоверности излагаемых в ней событий лагерной жизни.
В пользу того, что книга об отце Арсении - литературная мистификация, говорит прежде всего дилетантизм автора в лагерной тематике, хотя есть упоминание, что автор книги якобы познакомился с отцом Арсением в сталинском концлагере. Бывший лагерник никогда бы не допустил столько промахов в описании лагерной жизни. Подробностями пестрят воспоминания бывших лагерников - Ольги Слиозберг-Адамовой, Евгении Гинзбург, Александра Солженицына и Варлама Шаламова. Люди, прошедшие через ла-герные испытания, не могли, да и не сумели бы допустить столь вопиющие неточности в описании сталинского концлагеря. Для бывших лагерников даже мельчайшие подробности быта периода заключения имели важное, с их точки зрения порой непреходящее значение. И они мгновенно распознавали самозванцев. Люди, прошедшие пытки и заключение, составляли братство со своим строгим уставом, неведомым для тех, кто не пережил тюрьму и лагерь. Это братство не ограничивалось какими-то границами или временными рамками. Даже в том случае, если пути бывших зэков не пересекались в лагерной жизни, встретившись в обычной жизни, они обретали друг друга. Мне приходилось быть свидетелем встреч бывших лагерников, когда два-три географических названия или воспоминания об этапах мгновенно роднили доселе незнакомых людей.
Попробуем проанализировать первые три рассказа с точки зрения лагерной темы. «Струны колючей проволоки, натянутой между столбами, образовывали несколько заградительных рядов, между которыми лежали полосы ослепительного света от прожекторов. Между первым и последним рядами колючей проволоки лениво бродили сторожевые собаки»[19]. Так поэтично автор описывает сталинский концлагерь 1930-х годов, предусмотрительно умалчивая, где он располагался. Если это Колыма, как можно понять из дальнейших описаний, то вряд ли это были бы «ряды колючей проволоки» - столь расточительное использование проволоки вряд ли одобрило бы лагерное начальство. Если на самом деле стоял «жестокий мороз», то почему «собаки лениво бродили»? Собак, в отличие от людей, в концлагерях охрана берегла. С собаками провожали зэков к месту работы. Собаки помогали в поисках беглецов. Нарисованная автором картина напоминает нацистский концлагерь. И это не случайно: в 1970-е годы, когда создавалась эта повесть, проще было найти описание нацистского концлагеря с мельчайшими подробностями, тогда как сталинские лагеря и их быт уже были под запретом со стороны советской цензуры.
Чего стоят хотя бы солдаты на вышках с автоматами (!). Где автор позаимствовал автоматы в предвоенный период? Опять-таки в описаниях нацистских лагерей. Будто бы приехавшая утром охрана начинает свой день не с того, что выгоняет на поверку зэков, а с проверки сохранности решеток на окнах бараков (безусловное открытие автора!) и самих бараков - вдруг полумертвые зэки зимой совершат подкоп! Оказывается, за пределами зоны день и ночь горят костры, чтобы отогреть землю. Удивительно милосердие лагерного начальства, которое, по предположению автора, беспокоится о том, чтобы похоронить умерших зэков. Но кто жжет эти костры денно и нощно, автор умалчивает. Достаточно прочесть «Колымские рассказы» Варлама Шаламова, чтобы понять: зимой на Колыме трупы просто укладывали в штабеля, а летом присыпали их землей. Это и были подобия братских могил. Умиляет и упоминание температуры - минус 27. По мнению автора, подобная температура вкупе с ветром были «страшны не только ушедшим на работы заключенным, но и сопровождавшей их и тепло одетой охране»[20]. Для Колымы это вполне приемлемая температура. Гоняли на работу и в минус 40, и даже под 50.
Автор постоянно путается при упоминании сталинских концлагерей, Оказывается, лагеря были «простые» и были «особые». Лагерник прекрасно знал, что особые лагеря возникли в годы Гражданской войны и просуществовали только до 1930 года, когда все концентрационные лагеря были объединены в исправительно-трудовые. Об этом доходчиво пишет Александр Солженицын в «Архипелаге ГУЛаг». Автор апокрифа выдумывает лагеря «особого режима», в которые якобы помещались «враги народа» и уголовники, преступления которых карались только смертью (расстрелом), что заменялось им заключением в «особом», из которого выход был «почти невозможен»[21]. В 1948 году были созданы спецлагеря в системе МВД, но просуществовали они недолго. Замечательна и стилистика автора - «почти невозможен»! Не менее замечателен, хотя и звучит кощунством, следующий пассаж: «На спине, шапке и рукавах был нашит лагерный номер - 18376, что делало его похожим, как и всех заключенных, на “человека-рекламу”»[22]. Этот пассаж кажется заимствованным из реалий новой России 1990-х годов, когда граждане на улицах таскали рекламу на груди и спине. Но что, по мнению автора, рекламировали зэки?
Особое внимание автор уделяет дровам, поскольку отец Арсений является дневальным в бараке. Оказывается, топоров в зоне не давали и дрова приходилось колоть при помощи деревянного клина и полена. Автор подробно описывает изобретенный им способ, совершенно не задумываясь, что колоть таким образом дрова можно только на бумаге. Можно было бы заглянуть в классику - в романе в «Круге первом» в главе «Пилка дров» Солженицын подробно описывает, как зэки пилят и колют дрова. Пилят пилой, а колют топором, которые точит зэк, дворник Спиридон. Почему-то в апокрифическом бараке несколько печей, которые должен топить один дневальный. На самом деле барак делился на секции, и в каждой секции был свой дневальный. На секцию полагалась лишь одна буржуйка. Те, кто пользовался этим изобретением, знают, что натопить в мороз барак при ее помощи невозможно. Она дает тепло только при том условии, что ее постоянно топят. Фантастикой звучат и рассуждения автора о березовой коре (на русском языке ее называют берестой) и сушняке в колымском лагере.
Столь же фантастичными кажутся и упоминания об основном, по мнению автора, лекарстве «особого» лагеря - аспирине. Подобные рассуждения кажутся настоящим лагерникам изощренным издевательством - какой аспирин? Рыбий жир и марганцовка - вот те лекарства, которые с трудом можно было найти в довоенном сталинском концлагере! Таким же издевательством звучат и рассуждения автора об обеде для зэков. Пайка хлеба утром и баланда вечером, после изнурительного рабочего дня. В придуманном же лагере отец Арсений делится с больными зэками даже треской! Апофеозом отсутствия литературного вкуса является попытка авто-ра воскресить подлинную лексику отца Арсения. Прислушаемся: «Э! Батенька! Чего захотели - бороться. Вот боролись, боролись, а лагерь-то Вас с Вашей идеологией взял да и поглотил...»[23]. Очень знакомые интонации не только для тех, кто сидел в лагерях, но и для тех, кто вынужден был жить в советском сиропе. Ведь это же ленинские интонации и его знаменитое «батенька», которое советский интеллигент или священник мог повторить только лишь с издевательской интонацией. И, конечно же, не в разговоре с героем Гражданской войны, бывшим высокопоставленным советским чиновником.
Подобные примеры можно множить без конца. Дело даже не в этом. Если «Отец Арсений» - произведение беллетриста, то о его достоинствах необходимо судить по законам жанра. Но если автор претендует на подлинность, то стоило бы ему изучить фундаментальный труд француза Жака Росси «Справочник по ГУЛагу»[24]. Росси на своей шкуре испытал все прелести сталинского лагеря и создал уникальный справочник, мимо которого не может пройти автор, пишущий о сталинских лагерях. Появилось в последнее время немало публикаций документов ГУЛага - шеститомный труд «История сталинского ГУЛага»[25]. В 2002 году был издан сборник документов «ГУЛаг. 1918-1960». Понимаю, что автор создавал свою книгу в советские годы, когда этих фундаментальных работ еще не было, но сегодня, когда книга переиздается, почему бы не выправить все эти нелепости и несоответствия?
Но все эти недостатки меркнут перед неистовым стремлением автора доказать, что книга повествует о реальном историческом лице. И вот здесь автор совершает поступки, которые обесценивают его литературное произведение. После публикации моего предисловия в «Науке и религии» к отрывку из «Отца Арсения» сначала автором, а потом издателями начались поиски доказательств. Они привели к тому, что в пятом издании утверждается, что с отцом Арсением якобы общались московские священники Всеволод Шпиллер, Александр Толгский, Сергий Орлов и, быть может, Серафим Голубцов. Причем все эти упоминания основаны на слухах - не представлено ни одного неопровержимого документа. Для церковного человека, хотя бы отчасти знавшего этих священников, непредставимо, что их упоминают в одном ряду. Антисемит и уставщик Сергий Орлов поставлен рядом с подвижником и исповедником Александром Толгским, а стукач Серафим Голубцов - с борцом за свободу Церкви Всеволодом Шпиллером. Сохранились архивы отца Всеволода и отца Александра Толгского. Большая часть их уже опубликована, но ни в одной публикации нет упоминаний о священнике Петре Стрельцове.
Редактором книги был даже брошен призыв собирать деньги на памятник отцу Арсению, который недавно был поставлен под Ростовом Великим с весьма странной надписью: «В память о преподобном старце иеромонахе Арсении (1894-1975)...» Даже могилы подвижников, умиравших в лихие 30-е и 40-е годы не в лагере, а на свободе, почитались, и их бережно охраняли благодарные духовные дети. Как же можно было допустить, чтобы неподалеку от Москвы, под Ростовом было уничтожено надгробие выдающемуся исповеднику? Тем более, если верить анонимному автору мистификации, многие духовные дети отца Арсения пережили его, а их вос-поминания якобы были собраны лишь после его смерти. Странно представить, чтобы они могли допустить уничтожение памятника, а в случае уничтожения не восстановили его.
III
В позапрошлом столетии было создано немало духовных апокрифов. «Духовные рассказы странника своему духовному отцу» оказали решающее влияние на автора «Отца Арсения». Его можно понять: живя в атмосфере советского безбожия, хотя уже не столь агрессивного, как в 1920-е или 1930-е годы, автор хотел противопоставить современникам- безбожникам образ носителя подлинной духовности. «Рассказы странника» познакомили автора с Иисусовой молитвой. Его не интересовала их достоверность. Подлинность подтверждалась тем, что рукопись «Рассказов» была найдена в архивах Оптиной пустыни, хотя старец Макарий Оптинский предупреждал о том, что нельзя безоговорочно им верить[26]. «Рассказы странника» редактировал епископ Феофан (Говоров), в 1988 году причисленный к лику святых. Но епископ Игнатий (Брянчанинов), лично знакомый с автором апокрифа, так же как и старец Макарий, считал, что относиться к нему следует с особой осторожностью. Впрочем, в 50-е годы прошлого столетия предисловие к «Рассказам странника» написал архимандрит Киприан (Керн), и он не высказывал никаких сомнений по поводу этого благочестивого апокрифа[27].
Характеризуя Арсения Троепольского, епископ Игнатий писал бывшему обер-прокурору С.Д. Нечаеву: «Вы познакомились с отцом Арсением Троепольским! Точно, он добрый человек: я находил его понятие о монашестве более ученым, чем опытным, более удовлетворительным для ума, чем для сердца. Не знаю, в каком положении он теперь. Дай Бог всем спастись от змиев - страстей наших, коим помогают другие змеи - демоны»[28]. В приложении к статье А.М. Пентковского в ЖМП помещено предуведомление отца Арсения Троепольского к сборнику, подготовленному им, которое по духу и стилю напоминает «Отца Арсения»: «Предлагаемые здесь “Рассказы Странника” не что иное суть, как верные наблюдения над жизнию, произведенные особенными поучительными случаями, кои встречал сей благочестивый муж на пути своего земного странствования, обреченного ему судьбами Промысла в жизненный жребий. Каждый здравомыслящий должен согласиться, что практическое изучение предметов жизни вернее и убедительнее одних теорий, а посему и следует заключить, что события, высказанные сим странником, сколько были для него самого назидательны и просветительны (чего нельзя было не заметить при каждом с ним свидании), столько же могут быть наставительными и полезными и для тех, кои прочтут оные с доверенностию сердца. Имея единственно сие в виду, записыватель сих “Рассказов” всемерно старался сколько возможно удерживать, как ориги-нал, подлинные слова “Странника” без всяких прикрас, дабы яснее в сем видеть просветительную силу благодати, присущую Имени Иисуса Христа. При сем не излишним считается упомянуть, дабы не представилось сие описание кому-либо измышлением токмо или сбором фантазий, со-средоточенных под фирмою Странника, в роде нравственного романа, нужным полагается сказать, что описанный Странник действительно был и по чистой совести рассказывал свои приключения. Он несколько раз видался с записывателем в 1800-двадцатых годах, где также видали его и многие благочестивые люди, слушавшие его повествование как засвидетельствованное достоверными былевыми фактами. Странник роста был среднего, темперамента сангвинического, сухощав телом от воздержной и суровой жизни, лице имел благообразное, глаза выразительные и небольшую русую бороду, но окладистую. Ко всем был любвеобилен и при-ветлив со смирением. Лет через 15 после описанных свиданий с ним записыватель, случайно встретившись в Орловской губернии, в Ливенском уезде, с одним добрым старцем, оказавшимся дядею “Странника”, и разговорясь, уведомился, что сей “Странник” скончался во благочестии на своей родине»[29].
В отличие от автора «Отца Арсения», иеромонах Арсений Троепольский, хотя и настаивает на реальности Странника, все же основной акцент делает не на его личности, а на том учении, которое он проповедует. Что же роднит двух вымышленных персонажей XIX и XX веков? Несмотря на разницу тех условий, в которых им пришлось существовать, их роднит многое, и прежде всего - автономное и независимое от Церкви существование. Они живут сами по себе, словно не было пришествия Христа и установления Церкви. Созидание Церкви в истории, ее миссионерское и социальное служение совершенно не занимают апокрифических персонажей. Спасение Странник проповедует вне стен Церкви. Это можно объяснить, но не оправдать. Кризис церковной жизни в России XIX века сегодня не является секретом для историков и христиан. Выдающиеся проповедники христианской жизни, епископы Игнатий (Брянчанинов) и Феофан (Говоров), покидают епископские кафедры и удаляются в затвор, чтобы оттуда учить современников началам христианской жизни.
Отец Арсений, как и Странник, существует вне реальной жизни и ее проблем. Автор мистификации, не будучи историком Церкви, не подозревает, какого накала достигали споры среди российских христиан не только в 1920-е, но и в 1930-е и даже 1940-е годы о церковном пути, избранном митрополитом Сергием (Страгородским). Принадлежал ли отец Арсений к непоминающим? Если не принадлежал, то почему он не совершал богослужений в храмах Московской Патриархии? Московское духовенство, которое рекламирует этот апокриф, несмотря на то что верно служит Патриархии, сердцем чувствует историческую неправду «сергианства», но не в состоянии противостать ему. Слишком велик разрыв между епископатом, с одной стороны, и священниками и мирянами - с другой. И не только в области материальной. Они продолжают жить в разных мирах. И часто про-тивостоят друг другу. И чаще всего духовенство и миряне обвиняют епископат в том, что оно исказило подлинность Православия, следует «духу времени», ублажая самое себя. Московское духовенство, к мнению которого внимательно прислушивается провинциальное духовенство, пропагандируя мистификацию, тем самым показывает священноначалию, по инерции продолжающему декларировать принцип «лояльности», избранной митрополитом Сергием в далеком 1927 году (хотя власти новой России уже давно не требуют этого), кукиш в кармане: «Вот, мол, какие мы на самом деле! Мы только делаем вид, что послушны неверному епископату! На самом деле мы - едва не та самая “катакомбная церковь”, которая все же уцелела после большевистских гонеНИй ».
Я вполне сознательно в этом очерке воздерживаюсь от тщательного анализа духовных корней Странника и отца Арсения. Важно отдать должное иеромонаху Арсению Троепольскому, который был начитанным в святоотеческих творениях и немало повидал на своем веку, проживая в различных монастырях России. И все же многие его прозрения коренятся не в евангельском предании, а скорее в нехристианских религиях - прежде всего в буддизме и, отчасти, в суфизме. Об этом убедительно повествует в своем исследовании о Григории Паламе профессор, протопресвитер Иоанн Мейендорф. Кстати, иеромонах Арсений Троепольский не скрывал этих духовных корней - достаточно прочесть его комментарии к житию старца Василиска Туринского. Духовный переворот произошел в нем после знакомства с жизнеописанием старца Василиска, составленным его учеником Зосимой Верховским[30]. Его перу принадлежит жизнеописание старца и блаженных и сладостных состояний, пережитых его учителем. Достаточно бегло ознакомиться с этим житием и комментарием к нему иеромонаха Арсения, чтобы понять: умная молитва для Зосимы Верховского и автора советской мистификации об отце Арсении - это некая волшебная палочка. Стоит только овладеть ею - и все проблемы исчезают. Причем не только для того, кто ею овладел, но и для окружающих. С ними, верными ему, щедро делится обладатель этой магической штуки. Остаются только сладостные ощущения, столь явственно описанные старцем Василиском и Арсением Троепольским. А проблема богооставленности? А Гефсиманские страдания Христа и Его последователей? А Голгофа? А служение Церкви в миру? Как-то забывается, что аскеты жили в пустыне и годами совершали аскетические подвиги, чтобы достичь бесстрастия и мудрости. Но и они покидали пустыню, когда Церковь призывала их на защиту своих интересов. А персонажи мистификации - люди мирские, живущие в обычных скорбных условиях.
Всякое духовное произведение обретает свою ценность в свете Священного Писания. Соответствует ли оно его духу и букве? Или же примыкает к тем самым «писаниям старцев», от которых предостерегает в Евангелиях Господь? Для этого необходимо, чтобы подобные духовные произведения рассматривались специальными богословскими комиссиями, а решения о них выносились соборно. Но для этого необходимы полноценные Поместные Соборы. Тогда произнесенные ими суждения будут приняты всеми чадами Русской Церкви. Полагаю, что популярность подобных апокрифов - свидетельство духовного нездоровья тех российских христиан, которые зачитываются ими и принимают их всерьез. Г.П. Федотов предупреждал: «На Руси никогда не существовало понятия о библейском каноне, строго различающем боговдохновенное Священное Писание и творения святых отцов. Все религиозные писания, если они не были ере-тическими, назывались священными и божественными. Русские люди имели особое пристрастие к апокрифам, в силу их сказочного содержания, будоражащего воображение»[31]. Прошло почти двадцать лет со дня крушения богоборческой власти, но до сих пор не собраны и не опубликованы жития российских новомучеников. Их подвиг помогает нам трезво оценивать прежде всего то духовное состояние, в котором оказалась РПЦ и российское общество в XXI столетии. Духовная трезвость - стержень той самой добродетели, которая так ценилась Христом и имя которой - смирение.
ПРИМЕЧАНИЯ

1. Архив автора.
2. Архив автора.
3. Федотов Г.П. Русская религиозность. М., 2001. Т. I. С. 14.
4. Архив автора.
5. Мейендорф Иоанн, протопресвитер. Святой Григорий Палама и пра-вославная мистика // История Церкви и восточно-христианская мистика. Сборник. М., 2003. С. 282.
6. Там же. С. 289.
7. Федотов Г.П. Русская религиозность. М., 2001. Т. I. С. 53-54.
8. Там же. С. 54-55.
9. Мейендорф Иоанн, протопресвитер. Цит. соч. С. 291.
10. Там же. С. 292.
11. Там же. С. 295.
12. Там же. С. 309.
13. Там же. С. 321.
14. Там же. С. 311.
15. Там же. С. 296.
16. В 1970-е годы в Москве возникали кружки христианской молодежи, которые объединялись для совместной молитвы, изучения Священного Писания и социальной работы. Вдохновителем братства святого Иоанна Богослова был москвич Валерий Суслин, ставший в конце 1970-х годов священником в Архангельской епархии. Талантливый, одаренный человек, к сожалению, он страдал шизофренией, которая после его обращения в христианство отступила на несколько лет. Братство, собравшееся вокруг него, отличалось от других тем, что большинство братчиков трудилось санитарами в одной из московских больниц. Они не скрывали своих христианских убеждений, а поскольку в СССР санитары занимали одну из самых низ ких ступеней в социуме, уволить за религиозные убеждения их не могли. Братство едва не распалось в 1976 году после обострения болезни у Валерия Суслина, но все же сумело выстоять, обрело благодаря участию священника Александра Меня и его советам организационную структуру. В 1977 году один из братчиков, Аркадий Шатов, поступил в Московскую семинарию и вскоре стал диаконом, а через год священником. Братство просуществовало вплоть до 1983 года, когда отец Аркадий Шатов создал в подмосковной деревне Голочелово действенный приход. Из числа братчиков стали священниками еще два человека - художник Димитрий Смирнов, возглавляющий ныне Синодальный отдел по взаимодействию с армией и флотом, и Владимир Силовьев, возглавляющий Издательский отдел РПЦ. Устав братства святого Иоанна Богослова был опубликован в парижском «Вестнике русского христианского движения» № 131 за 1980 год в моей статье (под псевдонимом Н. Шеметов) «Истоки духовного возрождения. Православные братства» как приложение №3. Из соображений конспирации он приписан епископу исповеднику и мученику Арсению Жадановскому. На самом деле устав создан был на основе документов II Ватиканского Собора.
17. «Наука и религия» № 8 за 1992 г., сс.10-13: «Повесть об одной любящей душе» (так редакцией был назван мой комментарий). Отрывок из книги был озаглавлен «Где двое или трое собраны во Имя Мое...». Публикация снабжена еще одним комментарием - старшего тьютора Московской высшей православной школы А. Кириленкова («Победа духа»). Весьма симптоматично, что редколлегия журнала «Наука и религия» (в советские годы этот журнал был рупором атеистов) выбрала самый недостоверный отрывок из «Отца Арсения». Священник вступает в драку с криминальным авторитетом и выбивает нож из его рук. По лагерным законам его должны были неминуемо убить. Воры жили по собственным законам. Стоит перечитать исследование Варлама Шаламова, посвященное уголовникам, в «Колымских рассказах».
18. Молитва всех вас спасет. Материалы к жизнеописанию святителя Афанасия, епископа Ковровского. М., 2000. Этот том издан Свято-Тихоновским богословским институтом. Редакционную коллегию возглавляет священник Владимир Воробьев. Возникает ощущение, что ректор не читает книг, которые издает богословский институт, который он же и возглавляет.
19. Отец Арсений. М., 2002. С. 31. Ссылки на книгу даются именно по этому, пятому изданию.
20. Там же. С. 19.
21. Там же. С. 21.
22. Там же. С. 21.
23. Там же. С. 30.
24. Росси Жак. Справочник по ГУЛагу. Лондон, 1987.
25. История сталинского ГУЛага. Москва, 2004. Т. 1-6.
26. Макарий (Глухов), иеросхимонах. Предостережение читающим духовные отеческие книги и желающим проходить умную Иисусову молитву // Собрание писем блаженныя памяти Оптинского старца иеросхимонаха Макария. Отделение второе. М., 1862. С. 361- 362. Его взгляды разделял и оптинский старец Антоний (Путилов), ознакомившись со взглядами иеромонаха Арсения (Троепольского). Еще в 1854 году он писал: «...об отце Арсении, коего мудрование, как не во всем согласное с учением святых отец, весьма сожалительно... Молитвословие церковное толикую имеет силу и важ-ность, что церковное едино “Господи помилуй” превосходит все келейные духовные упражнения... А нынешние отцы свои умствования не только не поверяют с учением святых отцов, но еще и выше свое ставят, посему нередко и заблуждают от истинного разумения...» (ОР РГБ, ф. 213, к. 57, д. 9, л. 30-30 об.; цит. по статье Г.М. Запальского: Иеромонах Арсений (Троепольский): Очерк странствования моего по бурному морю житейскому // Вестник церковной истории № 1-2 (17-18). М., 2010. С. 112). Публикация Запальского вводит в научный оборот письмо отца Арсения Н.В. Сушкову, написанное в 1865 году, за пять лет до смерти, в котором он кратко описывает свой жизненный путь и этапы священнического служения.
27. Сегодня, после публикаций отечественного исследователя А.М. Пентковского, мы можем утверждать, что автором «Рассказов странника» вероятнее всего был странствующий иеромонах Арсений Троепольский. Наиболее обстоятельные из них на сегодняшний день - публикация в журнале «Символ» за 1994 год и недавняя в «Журнале Московской Патриархии» за январь 2010 года. В последней статье исследователь обобщил многолетние архивные разыскания, сообщая, что наконец-то найден и готовится к изданию авторский вариант «Рассказов странника». Литературные достоинства «Рассказов» несомненны, чего нельзя безоговорочно сказать о его духовных аспектах. Для церковного сознания важен факт приятия и одобрения его соборным сознанием Церкви. В том случае, если Церковь принимает и рекомендует апокриф для духовного возрастания своих чад, важно понять, какое место в этом процессе ему отводится. И что важнее всего: не является ли талантливое литературное произведение плодом разгоряченного вымысла?
28. Рункевич С.Г. Письма аскета (Из переписки архимандрита Игнатия Брянчанинова с С.Д. Нечаевым) // Христианское чтение. 1895. С. 574. Цит. по: Пентковский А.М. Кто же составил оптинскую редакцию рассказов странника? // Символ, №32. 1994. С. 273.
29. Пентковский А.М. Кто написал «ОТКРОВЕННЫЕ РАССКАЗЫ СТРАННИКА» // ЖМП, № 1. 2010. С. 57.
30. 30 Преподобный старец Зосима Верховский. Творения / Составление, предисловие, подготовка текстов и комментарии Т.М. Судник. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2006.
31. 31 Федотов Г.П. Русская религиозность. М., 2001. Т.