(no subject)
Пришла домой, спит такой на моих тапках, носом в пол.
Утипусинька, малипусинькая моя, говорю, поздоровайся хоть со мной, тварь черножопая.
Ква! - говорит котик Беничка, Камбырбырч его фамилие, разлепляя один глаз и широко зевая во весь свой розавинький ротик.
Чего квакаешь, говорю, ну-ка изображай восторг и обожание, я с работы пришла, соскучилась, между прочим!
А я, между прочим - острит котик - не какой-нибудь холоп и плебей, чтобы тебе изображать восторг и обожание, а вполне себе полуевропейский котик полубританских кровей, нормально так изображаю лояльность и толерантность. Сплю вон на твоих тапках. Никто на твоих тапках, между прочим, не догадался спать. Ни сын твой, ни муж, ни маменька. Даже племянник не догадался спать, когда в гости приходил, хотя у него уж мозгов на это должно было бы хватить.
Имейте совесть, Бенедикт! - от возмущения я перехожу на "вы", почему-то. Нормальные котики при виде любимой хозяйки падают на пол и млеют от восторга с боку на бок! Ну-ка, млейте немедленно!
Лааадно, снова зевает котик Беничка. Лениво встаёт с тапок и начинает неуклюже возить толстой попой туда-сюда, примериваясь на какой-бы бок завалиться, чтобы млеть. Заваливается с грохотом на правый бок и смотрит искоса - нормально млею, или повторить?
Утипусинька - кричу я в экстазе - это кто у нас такой лучше всех на полу валяется никто его не ест?!
Это я, я, лучше всех на полу валяюсь - кричит мне в ответ котик - а насчёт поесть - это очень хорошая идея! Просыпается окончательно и опять с грохотом несётся на кухню к своим тарелочкам. И там уже на полную катушку изображает мизансцену - бедный маленький котишка умирает с голодишка.
Умираааю! Умираааю! Вееесь умираааю! Щас весь умру, лучше всех умру!
Беня! - возмущаюсь я, вот тут записано, что ты полчаса назад ел! А ещё опять батон своровал и обгрыз! Это кто батон своровал и обгрыз?!!
Это я, я, лучше всех батон своровал и обгрыз! Никто не догадался батон своровать и обгрызть, ни сын твой, ни муж, ни маменька, один я лучше всех его своровал и обгрыз! Умираааю! Дай уже поесть, сколько можно издеваться! И стоит такой на задних цыпочках, заглядывая на стол, чего это я там шебуршусь.
Только чайную ложечку, ну, ладно, две, ну, пусть три чайных ложечки, а то ты толстый.
Сама, можно подумать, не толстая, говорит котик, и уходит с кухни облизываясь и солидно поквакивая.
Щас отдохну, говорит котик, покакаю, обгрызу тебе пятки, свалю твоего дурацкого игрушечного человечка с полки, немножко подерусь с твоим дурацким сыном, растрепушу моток твоих дурацких ниток, побегаю по пианине, побегаю по телевизору, свалю недосваленный фикус, поору под дверью ванной, поору под дверью маменькиной комнаты, поору под дверью твоего дурацкого сына, ну, чтобы ещё немного с ним подраться, покакаю и пойду дальше на тапки спать. Я лучше всех сплю на твоих тапках! А ты там, того, тоже спать ложись. Я часам к четырём подтянусь. Млеть буду. У тебя на голове, утипусинька. И смеется такой, тварь черножопая.
Утипусинька, малипусинькая моя, говорю, поздоровайся хоть со мной, тварь черножопая.
Ква! - говорит котик Беничка, Камбырбырч его фамилие, разлепляя один глаз и широко зевая во весь свой розавинький ротик.
Чего квакаешь, говорю, ну-ка изображай восторг и обожание, я с работы пришла, соскучилась, между прочим!
А я, между прочим - острит котик - не какой-нибудь холоп и плебей, чтобы тебе изображать восторг и обожание, а вполне себе полуевропейский котик полубританских кровей, нормально так изображаю лояльность и толерантность. Сплю вон на твоих тапках. Никто на твоих тапках, между прочим, не догадался спать. Ни сын твой, ни муж, ни маменька. Даже племянник не догадался спать, когда в гости приходил, хотя у него уж мозгов на это должно было бы хватить.
Имейте совесть, Бенедикт! - от возмущения я перехожу на "вы", почему-то. Нормальные котики при виде любимой хозяйки падают на пол и млеют от восторга с боку на бок! Ну-ка, млейте немедленно!
Лааадно, снова зевает котик Беничка. Лениво встаёт с тапок и начинает неуклюже возить толстой попой туда-сюда, примериваясь на какой-бы бок завалиться, чтобы млеть. Заваливается с грохотом на правый бок и смотрит искоса - нормально млею, или повторить?
Утипусинька - кричу я в экстазе - это кто у нас такой лучше всех на полу валяется никто его не ест?!
Это я, я, лучше всех на полу валяюсь - кричит мне в ответ котик - а насчёт поесть - это очень хорошая идея! Просыпается окончательно и опять с грохотом несётся на кухню к своим тарелочкам. И там уже на полную катушку изображает мизансцену - бедный маленький котишка умирает с голодишка.
Умираааю! Умираааю! Вееесь умираааю! Щас весь умру, лучше всех умру!
Беня! - возмущаюсь я, вот тут записано, что ты полчаса назад ел! А ещё опять батон своровал и обгрыз! Это кто батон своровал и обгрыз?!!
Это я, я, лучше всех батон своровал и обгрыз! Никто не догадался батон своровать и обгрызть, ни сын твой, ни муж, ни маменька, один я лучше всех его своровал и обгрыз! Умираааю! Дай уже поесть, сколько можно издеваться! И стоит такой на задних цыпочках, заглядывая на стол, чего это я там шебуршусь.
Только чайную ложечку, ну, ладно, две, ну, пусть три чайных ложечки, а то ты толстый.
Сама, можно подумать, не толстая, говорит котик, и уходит с кухни облизываясь и солидно поквакивая.
Щас отдохну, говорит котик, покакаю, обгрызу тебе пятки, свалю твоего дурацкого игрушечного человечка с полки, немножко подерусь с твоим дурацким сыном, растрепушу моток твоих дурацких ниток, побегаю по пианине, побегаю по телевизору, свалю недосваленный фикус, поору под дверью ванной, поору под дверью маменькиной комнаты, поору под дверью твоего дурацкого сына, ну, чтобы ещё немного с ним подраться, покакаю и пойду дальше на тапки спать. Я лучше всех сплю на твоих тапках! А ты там, того, тоже спать ложись. Я часам к четырём подтянусь. Млеть буду. У тебя на голове, утипусинька. И смеется такой, тварь черножопая.