ДИМ ДИМЫЧ И КОНЕЦ СВЕТА

[kopanga]

ДИМ ДИМЫЧ И КОНЕЦ СВЕТА

21 декабря 201* года перед крыльцом лавки общества "Гермес" наблюдалось скопление народа. Спросите что за лавка? Что за крыльцо? Что за народ? Народ у нас один, написано про него много и добавить мне к этому нечего, а с лавкой проще, ее я, пожалуй, опишу.

Обыкновенное сельпо; стоит на площади, между клубом и памятником; крыльцо на один бок покосилось, а на другой - провалилось. Надпись зеленым по зеленому: МАГ ЗИН. Внутри все, как везде. Водка, бакалея, хозтовары. Сапоги сорок седьмого размера. Выставка-продажа валенок. Пиво без холодильника. Фруктовый сахар. Любите ли вы фруктовый сахар в ярких брикетах? Я - так просто обожаю. Вприкуску да с чаем; а хоть бы и не с чаем, взять вот теплого пива с полки - и его не испортит.

Собравшись у сельпо, народ не расходился, а прибывал. Говорили все со всеми, а те, кто больше других хотел быть услышанным, залезали на крыльцо и говорили оттуда. Их все равно не слушали, потому что у каждого было свое мнение, а о чем это мнение из за галдежа было невозможно узнать.

Дим Димыч появился после обеда, крутя, по своему обыкновению, педали. На нем было зеленое пуховое пальто, валенки и кепка с ушами. Спрашиваете, удобно ли в пальто на велосипеде? Шутите!?На изделиях Пермского велозавода и без пальто то не очень, а в нем, да по снегу, да с тяжестью на сердце... А что делать? Что делать деревенскому жителю? Где искать утешения, кроме как под вывеской общества "Гермес"?

Вот вам, умным таким и въедливым, задачка. Велосипедист в зеленом пальто выехал из пункта Д на рассвете. На полпути в магазин он упал в сугроб, причем душа его, плюхнувшись в пятки, вылетела из валенок и полетела дальше. На каком расстоянии от пункта Д велосипедист догонит душу? Думайте, а я продолжу.

Увидев народ, Димыч сперва смутился, а потом попытался спешиться, но упал, от чего смутился еще больше. Он и удивился бы такому скоплению, если бы имел способность удивляться, но как раз в этот день со способностями у него было не очень. Народ же не обратил на него внимания. У него, этого народа, была широкая душа, а Димыч потерял свою в сугробе; у народа была историческая миссия, великая победа, особый путь, а у Димыча только велосипед и мелочь в кармане. Поэтому он осторожно (чтобы ненароком не раскрыть тему "герой и толпа") проследовал к крыльцу и, оттеснив одного из ораторов, проник в сельпо.

А теперь - внимание! - правильный ответ. Только здесь, между прилавками с хозяйственным мылом и валенками, он воссоединился со своей душой. Оставим их в этот интимнейший из моментов. Нет, не подглядывайте, подождем снаружи, в толпе, а чтоб не было скучно, я расскажу кое-что о Димыче - только тссс!

Дмитрий Дмитриевич - хотя, к черту официальность, не дело ж на него заводить - так вот, Димыч живет на Пустыни, в Ильинском, от магазина влево, за кладбищем, за раздвоенной сосной, которая называется "половинка", за дырявым от дроби щитом "Берегите люди лес, он источник всех чудес", за полем, где налево отходит заметенный снегом проселок - но туда ни в коем случае не надо, вам в овраг и на горку к церкви, а если все таки свернете, то за лесом тропите через тот же овраг и в ту же горку и увидите деревню прямо, а церковь справа, или, если не свернули, то церковь будет прямо, а деревня слева, так или иначе, не промахнетесь. Как увидите заколоченные дома, это и будет Ильинское. Нашли? Видите самую старую избу, тоже частью заколоченную? Заходите! Встретит старушка в платочке, предложит чаю, извинится за хозяина, изволившего в магазин. Грейтесь, да не запачкайтесь: кружка, что дала вам Михайловна - так зовут сожительницу Димыча, вовсе не черная, она в красный горошек, а все, что поверх горошка, - сажа.

Минутку, а Димыч, ты ведь обещал рассказать о нем? Да вот же он, в красном углу, справа и чуть ниже боженьки. Бугристая рожа, треснутые очки, надетые для важности. Нравится? Мой подарок на одно из семидесятилетий. Ведь у Димыча было два юбилея. На первый к нему пришел Санька и они выпили, а на втором, через пол года, все было почти наоборот: Димыч сам пришел к Саньке, но без этого дела снова не обошлось. Я как-то спросил Димыча, какой из юбилеев был настоящим. Он обнял меня крепко, не по стариковски, залез беззубым ртом в ухо и шепнул: "Оба!"

Тебе б все шутки, скажете. Если ты писатель, напиши толково, кто этот Димыч и откуда он? Откуда - сам не знаю, а сидел он где-то за Вологдой. Застукал первую жену с татарином и ударил того топором. Откинувшись, приехал в Пустыню, устроился в коровник. Там его нашла Михайловна, отмыла и приспособила в хозяйстве.

Было это вроде и не так давно, да с тех пор кое-что изменилось. Не стало двух стран: большой и очень маленькой. С большой все ясно, а с маленькой, с Пустыней, случилось следующее. Сначала вымерли Крутцы, потом Трясево, Лучкино и Гладково, потом Мальцево и Назарово, Сазоново, Алешково и Самылово, потом Григорово и Санцилово, Озерки, Капустино и Романовское, Костино, два Коровья: Большое и Малое, Еляково и, наконец, во всех деревнях ничего не осталось, ни коровников, ни домов, ни людей, кроме как Саньки в Левино и Димыча в Ильинском. Допивайте чай, и поспешим к последнему. Прийдя в согласие с душой, он стоит на крыльце магазина, прислушиваясь к голосу народа.

"Ууууууу!" - завывал в голове у Димыча голос - "Ууууууу! Димыыыыч! Слышишь ли ты меня, Димыч?" - настаивал он. Голос народа, он всегда так. Сначала безмолствует, потом как загудит! А потом спросит: "С какого ты района? Ты че такой дерзкий?" Известное дело - голос божий. Попробуй, не ответь. Он и по почкам, и спеть может: "Девочка моя, я по тебе скучаю!" Может и задушевно, вкрадчиво. "Любишь пельмешки да под водочку? То-то же. Наш, значит, не зажрался еще. А он - видишь его? Он не любит. Не любит, вражина, и в ус не дует. Ну ка, подбегем к нему и на раз-два: Уууууууу!"

- "Слышу, слышу." - смутился Димыч. Из кармана пальто его выглядывало горлышко бутылки. В ней было еще довольно водки и Димыч не хотел, чтобы голос народа знал об этом. "Пока ты, Димыч, пил да спал, пил да спал, да ездил к магазину, ты все пропустил. Уууууу! Конец света грядет!" - "Как это, конец света?" - переспросил Димыч. -"А вот так! Раз, и все. Совсем все." - зашумел в голове голос, засмеялся, закружился, и рассыпался, как метель снежинками, речами собравшихся перед магазином граждан.

Димыч стоял и ошарашенно слушал. Выходило так. В Америке, оказывается, жили не только пиндосы. Среди прочих, там жили индейцы, которые петрили в календарях. Тысячу с хреном лет назад они составили календарь на все дни, от самого первого до самого последнего. И вот, согласно индейскому календарю, сегодня был самый последний день.

Димыч пересчитал деньги. "Если сегодня конец, нужно это дело того." - подумал он. - "Две по сто восемьдесят пять и самое дешевое пиво. Вопрос, где? Здесь или в деревне? В такой день, лучше, конечно, дома. А вдруг голос наврал? Вдруг не сегодня? А завтра, или уже в новом году? Или никогда? Что, если все так и будет, вечно, то есть, всегда? Изо дня в день? Смущает, что водка еще в наличии. В последний день разобрали б вместе с солью и спичками. Тут уж непременно."

Идея конца света - раз и все - пришлась Димычу по душе. Но чем больше он о ней думал, тем меньше верил в нее. Индейцы, о которых говорили у магазина, напомнили ему инопланетян. В девяностые о тех тоже много болтали. Видели их и днем и ночью, в лесу, в поле и посреди деревни. В Лукушино инопланетное блюдечко упало в колодец и, пока мужики бегали за ведром, вылетев, исчезло. В тот же день блюдечко наблюдали у сельсовета, а вечером оно залетело к местному зоотехнику, выпило с ним и закусило. Результатом контакта стал эволюционный скачок в жизни зоотехника: уснув забулдыгой, он проснулся знаменитостью районного масштаба. Казалось, что контакты с внеземным разумом вот-вот обернутся чем-то важным - всеобщим счастьем или обещанным еще Хрущевым коммунизмом или, хотя бы, снижением цен. Но инопланетяне прилетали и улетали, а время шло. На них перестали обращать внимание.

"Так и тут." - подумал Димыч. - "Побузят и разойдутся. Одно название, что конец времен. Индейцы ж не дураки, чтоб всем халяву подогнать. Будет как всегда, только времени не будет. А что нам? При Сталине без денег жили, при Горбаче без водки. И без времени продержимся. Вот только с магазином неясно. Как понять, когда его закрывать? Значит, будет всегда работать." - догадался Димыч.

Мысль эта показалась ему замечательной и он поспешил поделиться ей. Но народ не хотел никого слушать. Голос его по прежнему гудел "Конец света! Уууууу! Уууууу!". И Димыч, взяв велосипед, бочком, бочком направился от греха подальше. Он решил заглянуть к Саньке-кочегару, соседу и другу, без пяти минут толковому мужику, чьему мнению почти доверял.

Санька этот живет в Левино. О нем, как и о Димыче, я знаю много историй. В молодости Санька был весел и красив. Ни в Левино, ни в Романовском, ни в Костино не было жениха завиднее его. Впрочем, с женихами уже тогда было плохо. Уходя в армию, они обещали вернуться, но отслужив, оставались в городе. Когда Санька неожиданно пришел из армии, на него стали возлагать надежды. Женится, думали, и станет совсем человеком. Но вместо брака у Саньки приключилась любовь, беззаботная, как и он сам.

В Костино на дачу приезжали москвичи. В одно лето у них гостила дальняя родственница, студентка. У Саньки был мопед, а москвичке было скучно. Завертелся летний роман. А потом лето кончилось. Дачница уехала, Санька взгрустнул, а грустить он не привык. Взял гитару, банку груздей и отправился в Москву.

Вернувшись через три дня, он застрелился из отцовского ружья.

Врачи спасли Саньке все, кроме беззаботности. И репутации: совсем человеком он так и не стал. Но у него была работа: сутки через трое в кочегарке. Был мопед, на котором он когда-то катал дачницу, а теперь ездил на работу. Он не хвастался кочегаркой и мопедом. Он редко и односложно говорил, а больше слушал, удивляясь многословию собеседников. За это его уважали.

Санька дружил с Димычем. Левино с Ильинским стоят на соседних холмах. На спуске к церкви Левино покажется слева, за лесом. В нем всего два дома. Дым из трубы - хозяин в деревне, нет дыма - в кочегарке. А если на дороге видно точку - это он на мопеде. И непременно заскочит к Димычу - взять поручение, отчитаться о нем, опрокинуть рюмку, помолчать или перекинуться словами. "Жив еще?" - "Жив." - "Тогда я поехал".

К нему то Димыч и пошел за советом: что делать по поводу конца света? Санька был на своем месте, диване без обивки, стоявшем в углу кочегарки - темного помещения, заваленного дровами. Он наблюдал за огнем в топке.

-Здорово, Сань.
-Привет.
-Конец света не за горами.
-Когда?
-Говорят, сегодня.
-А - сказал Санька пренебрежительно. Конец света или не входил в его планы, или случался у него семь дней в неделю. - А что у тебя в кармане?
-Да вот... Стокан будет?

Санька достал из под дивана черные от сажи стопки. Они выпили, не чокаясь. Пламя гудело в топке.

-Что скажешь? - спросил Димыч
-Мне по фиг.
-А если правда конец? Как жить?

Санька удивленно посмотрел на Димыча. Потом встал, чтобы закинуть дров в котел.

-Просто. - выдавил из себя Санька, шуруя в топке металлическим прутом. - Насыпал дров, высыпал золу. Прохерачил сутки и смена. Хорошо было с баней. Заплатил, помылся и чистым домой едешь. Теперь то не очень. Теперь в деревне топлю. Здесь топлю, там топлю. А начальству по хер. По хер, понимаешь? А ты мне про конец света.

И ничего большего на эту тему Димыч от него не добился. Даже провентилировать теорию о магазине не вышло. А вышло так, что допили первую. Пока бегали за второй, случился натуральный конец света - в топке погасло пламя. Котел разжигали заново. Потом был путь домой, были сугробы и были звезды, и блуждание в потемках, и стук в дверь, и гнев Анны Михайловны. Грех ведь не в том, что выпил, а в том, что домой не принес. И была швабра. И ночь на морозе, под рогожами в летней комнате.

И было утро под серым небом. Все в это утро было обычным. Шум в голове, тяжесть на сердце. Все, кроме одного. Вокруг не было никого. Не было Михайловны, ни в доме, ни на дворе. Не было любимой ее однорогой коровы. Не было кур. Не было следов. Все украл выпавший за ночь снег.

Или не снег? Прекратив метаться, Димыч застыл, ошарашенный догадкой: ОН ПРОСПАЛ КОНЕЦ СВЕТА.

Димыч застыл, но мысли в его голове начали метаться. "Как же так!? Проспать всё! Нет, не просто всё. Проспать "раз - и всё"! По пьяни... Каким же надо быть остолопом!" Он вспомнил про оставшуюся мелочь. Насчитал двести сорок три рубля. Перевел на кир. "Вчера, вчера надо было брать! Если б наверняка знать - так ведь говорили. А ты, вахлак, не поверил. Думал, время кончится. А кончилось всё! Магазин, небось, тоже кончился. На, погляди!" Подскочив к телевизору он включил его. Экран был покрыт серыми хлопьями. Димыч замычал. Не надев шапки, выскочил на улицу, побежал по ней вниз, к повороту, откуда был виден Санькин дом. По дороге он поскользнулся, упал, поднялся и наконец, весь в снегу, добежал. Дым из Санькиной трубы не шел.

Он остался один. Один в целом свете. Санька, куры, Михайловна, корова, деревня, магазин - все это кончилось. А его забыли. Бросили. "И ведь мне ни на хер никто не нужен. Небо кругом коптили. Не видел и не знал бы. А все ж обидно. Без них хорошо, когда они рядом. А если никого? Совсем никого? Как жить? Что обиднее всего: глупые куры и те пригодились. А Дмитрий Дмитриевич - нет." От обиды он заплакал.

Было утро: день первый. Димыч вернулся и затопил печь. Мысли в голове стихли, утомившись бежать по кругу. Димыч смел их в подсознание и ни о чем не думал, поглядывая, впрочем, на дорогу: не едет ли кто? Наконец, он приступил к размышлениям. Во-первых, Санька. То, что его нет в Левино, ничего не значит. Он, бывает, ночует в сельсовете. Во-вторых Михайловна. Здесь, конечно, сложнее. Кажется, она обещала бросить к чертовой бабушке. Так вот, мог приехать ее сын, Илюшенька, и забрать мать вместе с курями. А корова? Куда делась корова? На этот вопрос у Димыча не было ответа. Но бросить корову Михайловна не могла. Значит, так или иначе, забрала с собой. Выпавший снег занес все следы. Это плохо. Но это не конец света.

Чтобы успокоиться Димыч ухватился за последнюю мысль и повторил: "Это не конец света." Закрыл заслонку, поглазел в сумерки, лег, не раздевшись, и уснул. Пришли сны, бессвязные и суетливые. Приехал Санька: "Жив?" - "Жив еще." - "А я уже умер". Дрын-дрын и укатил в рассветную мглу.

Было утро: день второй. Хмурое небо, тусклый свет, кислый запах. И пустота. Нужно было что-то предпринимать. Но что? Что делать, если конец света застал в деревне? Запастись консервами? Их полный подвал. Патронами? Ящик. Как узнать, что это - всё? В городе в конце времен что-то случается. Взрывы, война, беспорядки. Падают звезды, трубят ангелы, скачет конь блед. А в деревне никогда ничего не происходит. Даже вода в реке та же, не горькая. Конец света приходит сюда незаметно. Медленно и поступательно. Чуть больше бурьяна, чуть больше морщин, чуть меньше огней в окнах. Рухнула балка, прогнил пол, развалилась печка. И, наконец, пустота. Ни тебе хвостатых звезд, ни седьмых печатей. Все уже давно распечатали, пропили и ничегошеньки не оставили. Ни на донышке.

И вдруг... А что, собственно, вдруг? Что изменилось? Ничего. Тот же снег, то же небо. Те же заколоченные избы. Просто вдруг ты понял - это конец. Вот что изменилось. Значит это в твоей голове. А Санька? Однорогая корова? Ведь их нет. Нет, это тебя нет. Это ты сдался, это ты зассал. Ты умер - а они живы. Такая вот херня. И что дальше? А ничего. Ничего? Как бы не так! Нате, выкусите! Нет у вас методов на Дмитрия Дмитриевича!

Собраться и сходить в сельсовет. А если там никого? Готов к этому? Ну хорошо, тогда, для начала, к Саньке. А дальше видно будет. Надо - до концов света дотопаю. Взять ту же Африку. Херачат ли в ней водку? Наверняка. А значит и там про кого-то забыли.

Димыч представил, что в Африке, в пустыне, живет негр, которого тоже зовут Митькой. У Митьки есть верблюд и водка. Водка эта теплая, потому что в пустыне всегда тепло. Днем Митька гуляет на верблюде, а вечером пьет теплую водку. Он не знает ни о конце света, ни об индейцах, потому что в пустыне нет никого, кроме Митьки и верблюда. А верблюд не разговаривает.

Вдруг случился конец света. Проснулся Митька - не верблюда, ни водки. Голая, ровная пустыня. Шпарило солнце и шпарил навстречу лыжник. Да это ж Димыч!

Уселись два Митьки на бархане.

-"Справедливо ли, что бог бросил нас в этом богом забытом месте?" спросил Димыч негра. И ответил: - "Нет, это не справедливо. Справедливо ли, что ты, тезка, не видел в жизни ничего, кроме теплой водки? Совсем не справедливо. Однако и ее теперь нет. Вышла громадная ошибка. Но есть кое-что, что может исправить ее. На повити - да ты и не знаешь, что такое повить - спрятана бутылка. Ледяная. А он" - тут Димыч погрозил кулаком небу. - "об этом не знает. Надевай-ка, брат, лыжи и почапали."

Сказав так, Димыч помог негру Митьке надеть лыжи и объяснил их устройство. И они пошли за заначкой, припрятанной на повити брошенной избы. В то самое время дух божий носился над землей, желая узнать, хорош ли конец света. Увидев двух Митричей, идущих по Африке на лыжах, он не удивился, а попросту охуел.

Излагая сам себе эту притчу, Димыч дошел до Левино. Санькина дверь была подперта палкой. Димыч снял лыжи и зашел. Вода в ведрах, стоявших на печи, успела покрыться ледяной коркой.

В Левино дорога заканчивалась. Дальше нужно было идти целиной, но зачем? В Романовском и Еляково только заколоченные дома. В Костино - скелеты домов. От Григорово и того не осталось. Конец света пришел сюда с опережением графика.

Был вечер. И было утро: день третий. Велосипедист в зеленом пальто выехал из пункта Д, причем из кармана его торчала бутылка, обещанная негру Митьке, а за спиной было ружье - на всякий случай. Доехав до щита "Берегите люди лес" велосипедист по своему обыкновению упал в сугроб и заснул. И даже душа его, выскочив из валенок, не полетела дальше, а осталась дремать в сугробе.

Велосипедисту снилось, что он в сельсовете. Он шел по пустым улицам. Кругом не было ни души. Не лаяли собаки. Не шел из труб дым. Он звал, кричал, но голос отскакивал от изб и возвращался. Пусто было и перед сельпо общества "Гермес". Слева у крыльца стоял, присыпанный снегом, Санькин мопед. Димыч позвал Саньку. Тишина. Позвал громче. Никого. Через полуоткрытую дверь ветер заметал в сени снег. Димыч взял из кармана бутылку, допил ее долгим глотком, хотел было разбить о стену, но вспомнил, что спит и ружье осталось там, где уснул - в сугробе, а других спецсредств, кроме бутылки, при нем нет . Тогда он засунул ее в карман и, крепко сжимая горлышко, сделал шаг внутрь.

За прилавком стояли двое рослых юношей: блондин и шатен. Одеты они были не по сезону, в белые, полупрозрачные одежды. Длинные локоны обрамляли женоподобные лица незнакомцев, а за плечами у них были крылья, сделанные из куриных перьев. Такие крылья подарил Натке, известной сельсоветкой шалаве, городской хахаль. Прицепив крылья к спине, она летала с ним на задке мотоцикла.

До этого Димыч никогда не видел инопланетян, но знал их повадки достаточно, чтобы понять, что сейчас состоится контакт третьего рода.

Некоторое время инопланетяне и Димыч молча пялились друг на друга. Потом блондин шепнул шатену: "Это один из них?" - "Да , это и есть русский мужик."

Тогда Димыч прокашлялся и толкнул речь:
-Посланцы вселенского разума! Добро пожаловать в наш магазин. Зовут меня Дмитрий Дмитриевич, но это официально, если подружимся, можете по свойски звать Димычем. А кто вы и из какой системы?
-Мы - ангелы господни. - ответили инопланетяне в унисон.
Димыч присвистнул.
-Хорош заливать! Нацепили крылышек из соплей и перьев, и трясут ими, как мудями. Аж звон стоит. Кстати о крылышках. Куда делись мои куры? А? И где, мать вашу, все?
-Видите ли, Митя... Как вы думаете, хорошо ли в этой местности жилось? - Инопланетяне продолжали вещать в унисон.
-Кому? Давай без этого... без абстракцизма. Мне? Или Саньке? Или моей корове? Или курям? Или нашему председателю, чтоб ему пусто было? Так вот слушайте, мне здесь - вообще заебись.
-Дмитрий Дмитриевич, ну что вы, право, как ребенок. Третьего дня, в толпе у магазина, не вы ль желали, чтобы все это поскорее кончилось? Раз - и всё? Совсем всё? - ангелы улыбнулись Димычу. Рты их были полны белых, ровных зубов. - Что, если ваши мучения будут длиться вечно, то есть всегда? Изо дня в день, от бутылки к бутылке, а? Не будем скрывать, на наш взгляд, вы заслуживаете их. Но ОН - тут ангелы синхронно задрали головы в потолок - ОН любит вас, деревенских. Он заберет вас в лучшее место.
-На хера? Не ваше - не ЕГО - дело, как мы живем. Валите отсюда! Кто вы такие, чтоб за всех решать?
-Ах Митя, Митя. Что вы знаете о райских кущах? Что вы видели в этой жизни? Нищету? Безволье? Трудодни? Голод сорок шестого года? Помните мальчика, Ванечку, сына хромой Патрикеевны? Как пух его животик, а ручки и ножки наоборот усыхали, пока он, наконец, не смог вставать, потому что животик перевешивал? А потом он умер. Помните? А татарина, вертухая на Вологодской пересылке, помните? Тото же. Там, в райских кущах, все будут вместе, счастье к счастью, деревня к деревне. Мы знаем, что для вас лучше.
-То есть, как при Брежневе. Укрупнение. - догадался Димыч. - Слушайте, ангелы! Вы попали в этот сон из книжки про другого алкоголика. Думаете я малограмотный? Я, бля, культурный. У меня одних книжек в избе - пять штук. Библия. Есенин. Справочник по коневодству. А зори здесь тихие. Москва - Кассиопея. А теперь читайте по губам. Чемодан, вокзал, Кассиопея. Ферштейн?
Ангелы рассмеялись. Блондин вытащил из кармана зеркальце.
-Митенька, гляньте ка на себя! В кого вы превратились? Убожество, алкоголик. Вы когда-нибудь слышали, как смеются ангелы? Теперь услышали! Над вами смеются.
Шатен достал из складок прозрачных одежд что-то, похожее на журнал. Это оказался пожелтевший номер "Сельской молодежи".
-Так вы, Митя, образованный? Сейчас мы вас на кроссвордике проверим. Один по горизонтали - вовремя недопитая бутылка, шесть букв. Три по вертикали - забытый в сугробе велосипед, восемь букв. Два по горизонтали - состояние души в осенний вечер в заброшенной деревне. Букв...бесконечность. Постойте. Вы плачете, Митя?

Димыч действительно часто-часто моргал глазами. Мысли в его голове снова неслись по кругу. Внезапно их бег прекратился. Он выхватил из кармана бутылку и со всей дури саданул ей белокурого ангела по башке.

-Ничегошеньки у вас не выйдет! - крикнул ангелам Димыч и выскочил из магазина.

Задыхаясь, он крутил педали, а ангелы, вострубив, неслись за ним на сверкающих конях. Мелькали вырубки и елки, и вот уже показался щит "Берегите люди лес" и Димыч увидел самого себя, спящего в сугробе. Тогда первый ангел, прицелившись, поразил его копьем. Все закружилось, завертелось, как велосипедные колеса - елки, снег и дорога. А потом остановилось. Димыч увидел над собой багровое небо пустыни. Негр Митька шел по нему, таща за собой упирающегося верблюда. "Митька! Ты жив?" - крикнул ему Димыч. "Жив! Жив! Жив!" - отразился крик от неба. - "А я уже умер." Багровое небо начало бледнеть, потом посерело, и, наконец, скрылось, свившись в свиток.

Димыч проснулся от головной боли и жажды. Он лежал у печки в своей избе. Пространство под потолком заполняли клубы дыма от буржуйки, потому что Михайловна пекла на ней блины. Дым смешивался с запахом подгоревшего теста и едкой вонью жилища. Димыч, лежа на полатях, кайфовал, вспоминая чудной сон и удивляясь ему. Потом он соскочил, влез в валенки, поцеловал Михайловну в беззубый рот, вышел на улицу и побежал.

Слякоть сменилась стужей. В синем небе всходило солнце, забирал мороз. Кругом, без конца и края, лежали снега. Лишь в ложбине под холмом их укрывал застоявшийся там морозный дым.

Димыч бежал вниз, пока из за леса не показалось Левино. Увидев шедший из Санькиной трубы дым, он продолжил бежать дальше, в морозный туман. На бегу он думал, как расскажет Саньке удивительную историю конца света.

Вдруг, на краю тумана, Димыч оступился, провалился, заскользил куда-то, и, сумев задержать себя, выполз обратно. Осмотревшись, он понял, что дорога в тумане кончалась. Метров через сто из мглы торчал белый бугор с церковью. За ней был виден снежный холм, на котором стояло Левино, а за тем другой, где стояло вымершее Еляково. Димыч различил еляковские избы и дым, шедший из их труб.

Тогда он сел на край дороги и, свесив ноги с облака, часто-часто заморгал глазами. Перед ним далеко в небо, до самого горизонта, плыли облака. На каждом стояло по деревне.