наука и образование (капризы - возрастное ….)
Всё с бОльшим трудом втягиваю себя в небольшие конференции, где в конечном счете образуется междусобойчик коллег с уже хорошо пропеченными мозгами, которые не переделаешь (как и мои). Потому всё более и более хочется что-то сказать исключительно студентам. Пусть многим из них на это (что им можно сказать) по большому счёту и наплевать, но там всё-таки есть мозги, которые ещё не застыли и есть какая-то вероятность какой-то реструктуризации «по ситуации» и какого-то «движения» вперед.
Когда-то давно (сам ещё был студентом 5-го курса), впервые прочтя «Хрестоматию по истории психологии» (под ред. Гальперина и Ждан) и затем, позже, «Вероятностную модель языка» Налимова, отчетливо понял (как откровение свыше), что образовательный курс естественника даже на биофаке МГУ ущербен прежде всего тем, что в нем вообще нет места тому, что же такое язык (язык науки в том числе - главный инструмент «рационального познания природы») и шире - что такое психология мышления (и следовательно … познания) и что же такое психология восприятия (тех самых «первичных фактов») казалось бы одинаково устроенными у всех глазами. Почему возникли психолингвистика и этнолингвистика и в чем же суть операции «входа ума» в систему считывания сенсорной информации. А изучение этого должно начинаться с первого курса и далее идти как по винтовой лестнице, всё выше и выше, вплоть до пятого. Это важнее, чем все специальные курсы по цитологии, генетике, физиологии, эмбриологии, морфологии и экологии, взятые сами по себе, и тем более заучивания 2-х тысяч латинских названий птиц или 15 тыс. жуков (кому как повезло). Важнее понять, что же такое «наблюдение», «обобщение», пришедшая в голову «идея», наконец, «концепция» и «теория»; наконец, «понятие» (категория ума) - в контексте вышесказанного, чем выучить (уяснить) многие конкретные теории и концепции физики, химии, биологии.
Важнее всего понимать, что такое язык как инструмент (средство) отображения «реальности». Что он может и что он не может в принципе. Как он работает на опознание реальности «внутри индивидуального сознания», взаимодействуя с ещё необличенными в слова состояниями нейронных систем («смыслами»), и вне него, - уже на строго вербальном канале, при передаче опознанного («схваченного» умом) от «передатчика» к «реципиенту», уже в дискретных и к тому же линейно упорядоченных формах письма и речи и через те «операторы связи», которые именуются формальной логикой. А получается, что всё это ум «студента» вынужден открывать для себя сам (если повезёт, если кто-то сориентирует внимание) при чтении того же В.В. Налимова, а также Э. Дюркгейма («Социология и теория познания»), Л. Леви-Брюля («сопричастное», или «пралогическое» мышление), В. Кёлера («изоморфизм физических и психофизических гештальтов»), Э. Толмена («когнитивные карты крыс и человека») и, наконец, У. Найсера («перцептивные установки» и «перцептивные циклы»). Узнавать уже так поздно то, с чего надо было бы начинать высшее образование: «Мы воспринимаем природу так, как она отражена в нашем родном языке… Мы кромсаем природу, организуем её в понятия и приписываем значимость в большей степени потому, что являемся участниками договора поступать именно так - договора, в котором участвует всё языковое сообщество и которое закодировано формами нашего языка» (Б.Л.Уорф - американский этнолингвист).
И вот когда вы целый час рассказываете о «сигнальной экологии» и психосенсорике у птиц и о том, что специфика поведенческой реакции птицы (в ответ на конкретную сигнальность типовой ситуации выживания) более зависит от того «сенсорного опыта», что хранится в её памяти (в чем как раз и суть психо-сенсорики), чем от тех стимул-объектов, которые, казалось бы, провоцируют реакцию, и затем, отвечая на вопросы, вспоминаете сентенцию А.А.Любищева о том, что теории не слагаются из фактов, а (наоборот) факты приобретают разную значимость в свете той или другой «теории» (что на самом деле одно и то же, что выше сказано о птичке !!!), а в ответ слышите, что может быть у кого-то и так, а мы вот наблюдаем факты и затем уже из них слагаем «теории», то становится «и скучно и грустно…».
А чтобы учитывать птичек и наблюдать за их поведением через камеры на гнездах (нужно! - нужно!) высшего образования не требуется (!). Достаточно своего рода «техникума по орнитологии», который многие приобретают ещё в школьных кружках, то есть «без всех тех лишних хлопот». Всё как-то понятнее слова Роберта Мак-Артура в его Введении к последней (the last…) монографии 1972 года (ему было тогда 42 года, и больше не было дано), что без серьезного натурализма зоология невозможна, но что одного серьёзного натурализма мало для зоологии как науки.