Подумалось о том, что все писатели-фантасты, в сущности, создают свои произведения, борясь с ужасом, живущим в них. Ну, или иногда потакая этому ужасу ( Read more... )

Это, оказывается, очень странное и непривычное ощущение - держать в руках печатную книгу, в которой опубликовано что-то твое. Ни разу до сих пор не испытывал ничего подобного. Тем более приятно, что к публикации не имел никакого отношения и узнал о существовании этой книги совершенно случайно, уже когда она была напечатана.

( Read more... )

Каждый раз, как доходит дело до желания поперечитать немного Гоголя и Салтыкова-Щедрина, сразу же возникает желание поперечитать немного же и Нарежного. А уж после Нарежного приниматься за Николая Васильевича и Михаила Евграфовича. Ну, в самом деле. Ведь столько ног (хе-хе) Н.В и М.Е. растет из Василия Трофимовича (да и не только их, вот хоть ( Read more... )

До чего же я люблю графоманов! Вот сидишь себе в хреновом настроении, лезешь в сеть, начинаешь наугад бродить по Самиздатику и... натыкаешься на не побоюсь этого сказать ВЕЛИКОЕ. Можно даже предположить - БЕССМЕРТНОЕ:

Придя домой он был уже весь объят пламенем, забежав во двор, как тут же на меня напали лишь благодаря рефлексам вбиваемым меня с ( Read more... )

( Read more... )

Грань между текстом, принадлежащем определенной эпохе и текстом вне времени условна и тонка. Очертить ее можно лишь через какой-то (чаще всего немалый) период времени. Вот тексты тех же Астафьева, Распутина, Можаева, несмотря на явное укоренение в соцреализме, эту грань безусловно проходят. Несмотря на мое например согласие или несогласие со ( Read more... )

Строки его произведений терпкие, пряные, с долгим-долгим послевкусием. Как хорошее вино. И у него был свой, особый взгляд на этот мир. Тот взгляд, который бывает у стариков-аксакалов и... маленьких детей. И он счастливо объединял в себе эту детскость с умудренностью старости. Он был очень... отдельным. Безошибочно узнаваемым. Теперь он ушел.

Что-то после довольно долгого перерыва снова проперло в японскую литературу. Обложился Ёсикавой и Сеньютеем Энтё. Перечитываю. Ёсикава Эйдзи располагает к очень неторопливому, расслабленному и в то же время сосредоточенному чтению. Когда нужно отрешиться от всего мирского - самое то.

Набрел на Самиздате на очередного автора романцев про попаданцев. Этот решил переплюнуть всех коллег размахом. Ну что там, у других - у них там одинокий студент или больной пенсионер, распевая песни "Любэ" и потрясая забитым под завязку ноутбуком, бежит спасать Россию от супостатов, заодно рассказывая Иосифу Виссарионовичу и Лаврентию Палычу, какие ( Read more... )

Вы будете смеяться, но для меня, когда я начинаю читать очередной романец про попаданцев, первым маркером уровня графоманства является не лексикон автора, не умение связно излагать мысль, не образы персонажей и тд. Это все итак понятно. Нет, первым маркером является упоминание в тексте песен группы "Любэ", которые ГГ обязательно должен спеть ( Read more... )